— Маловат плацдарм! — сказал Родимцев, прибывший в штаб с центральной переправы не в машине, не на повозке даже, а пешком: где по береговой траншее, где бегом через завалы, по пути заглянув на КП других, уже разбитых подразделений, помещавшихся в высохших канализационных трубах. — В центре совсем узкая полоса в наших руках.
— Да, не разгонишься, — сдержанно ответил Чуйков, пытливо посматривая на щеголевато-подтянутого военного, с тонкими, резко выточенными чертами удивительно юного лица. Во всем облике прибывшего так и скользила стремительная готовность к движению, словно он только что с коня соскочил.
«Ох, молод ты, генерал! — подумал командующий армией. — Не самонадеян ли ты, не наломаешь ли ты мне дров?!» Он вспомнил характеристику дивизии: гвардейская, орденоносная. Дралась под Киевом… Снова посмотрел на светлоглазого генерала, отметил хитринку в складке полных губ, сторожкость в приподнятой брови и вдруг успокоился.
«Слушаю, что еще скажешь?» — выражало теперь энергичное, сумрачно-красивое лицо Чуйкова.
Родимцев сразу оживился, чутко уловив, к чему склонился в оценке командующий. До сих пор он выжидал, не выскакивая и не напрашиваясь на расположение, как бы говоря своим видом: «Я весь тут, желаю честно послужить народу. А вот ты-то какой будешь? Станешь ли ты диктатором, хватающим меня за полы шинели, или старшим советчиком, который окрылит и поддержит? И что это за штурмовые группы вы тут придумали? И почему это должен я нарушить установленный порядок своей дивизии?»
Внешне Чуйков пришелся комдиву по душе.
Верно угадав поощрение, вызванное первым его, так сказать, осмотром, молодой генерал заявил:
— С обстановкой я уже знаком и думаю: нам надо наступать. Иначе тут не удержаться.
— Верно, — подтвердил Чуйков. — У меня полк Савчука держится в центре только благодаря активной обороне. Отбивают и наступают, отбивают и наступают. Это не шутка — устоять здесь на месте, да еще на направлении главного удара, — подзадоривающе и озабоченно сказал Чуйков, принимая телефонную трубку из рук адъютанта, приложился ухом, выслушал, глаза вспыхнули недобрым огнем.
— Пошлите подкрепление из моего резерва. Один взвод довольно. Командование полком пусть временно возьмет на себя командир первого батальона… Убит комиссар Щербина, когда штаб полка вырывался из окружения, и чуть не доконали Савчука, — сказал Чуйков, снова поворачиваясь всем статным корпусом к Родимцеву. — Дважды был ранен дорогой товарищ, но оставался в полку. Командиры вышли из строя, а оборона восстановлена. Вот как воюем! — В голосе командующего была печаль, и оттого слова его не прозвучали похвальбой.
— Какая задача предстоит нам после переправы? — спросил Родимцев.
Чуйков притянул к себе карту города.
— Фашисты, заняв вокзал, подошли в центре почти к самому берегу, вогнав новый клин в оборону. Раз вы уже знакомы с обстановкой, продумайте такой вариант. Тому полку, что высадился в центре, пойти, отсекая вражеский клин, к Царице, другому полку выбить немцев с вокзала, а третьему двинуться на Мамаев курган… Фашисты лезут туда, не считаясь с потерями, надо их оттеснить. Эта высота нам жизненно необходима. А теперь насчет того, как перестроиться на штурмовые группы. Представьте себе: по старому строевому порядку, пригодному лишь для действий в поле, воинское соединение представляет, грубо говоря, новую колоду карт — валеты с валетами, дамы с дамами. Чтобы играть здесь, надо карты растасовать.
— Я имею представление… Мне говорили, — неохотно проговорил Родимцев.
Тон его задел Чуйкова. Однако он сдержался, только свел к переносью густые брови и неожиданно сказал с теплой задушевностью:
— Народ послал к нам лучших своих детей, доверил нам все свое будущее. Народ, конечно, сильнее нас с вами, но мы академии военные окончили, и он ждет от нас разумного командования. Что значит командовать разумно? Это значит беречь людей и с полным знанием военного дела, с учетом опыта и обстановки добиваться успеха. А обстановка подсказывает нам новую форму борьбы с врагом, новую тактику уличных боев. Сейчас в этой смертельной борьбе инициативу в свои руки берут солдаты. Они люди мирного труда, привыкли действовать творчески, а нас, военных, иногда сковывает консерватизм. Изучить устав и поступать согласно уставу каждый может, а вот на творчество не всякий способен. Но ведь мы не гитлеровские генералы, которые своих солдат не жалеют.
Чуйков встал, явно взволнованный, снова прошелся по блиндажу, остановился, почти подпирая головой потолок низкого подземелья, и посмотрел на комдива. Родимцев сидел, весь выпрямясь и внимательно слушал, но в лице его выражалось упрямство. Он, молодой генерал, любил свою гвардейскую дивизию и гордился ею. Решительность сочеталась у него с осторожностью, за которой скрывалась забота о людях. Он не хотел действовать опрометчиво… Шутка — с ходу совершенно перестроить весь боевой порядок дивизии! Люди привыкли к нему, их приучили так воевать.
— Я не консерватор, но позвольте мне на деле убедиться, что действовать штурмовыми группами лучше, — сказал он, прямо взглянув в глаза командарма.
— Опытом уже проверено, а дольше проверять у нас нет времени: события развиваются слишком стремительно. Надо немедленно рассредоточить всю боевую технику… Что, не согласны? — спросил Чуйков, заметив, как самолюбиво дрогнули поджатые губы комдива.
— Да, боюсь, не получится ли распыление сил и средств. Взять хотя бы минометную роту. — Родимцев сжал руку в кулак и со сдержанной силой опустил его на стол. — Как дам этим кулаком, сразу раздолбаю!
— А вдруг не раздолбаешь? — переходя на «ты», спросил Чуйков. — Это не в чистом поле, дорогой друг. И дистанция не та, и расстановка сил не та. Пристрелка нужна? Ну вот, то-то и есть. Твой ударный кулак — минометная рота — начинает пристрелку. А враг разве ждать будет? Ты пристрелялся… Хлоп из всех орудий — и по пустому месту: там уже произошла перестановка. К тому же ты сразу обнаружил расположение огневых точек. Значит, жди самолетов, либо артиллерией попытаются подавить. Нет, нам следует бить так: каждый удар на поражение врага. Для этого надо передать те же минометы на вооружение штурмовых групп.
На лице Родимцева появилось некоторое оживление, но он возразил даже с досадой:
— Но если враг идет на прорыв и надо ударить со всей силой по его головным колоннам, что ж я — стану обегать и обзванивать эти самые группы, чтобы сконцентрировать удар?
— Враг будет лишен свободы маневра. Он не будет знать, где слабое место, где ему лучше идти на прорыв, его могут встретить огнем отовсюду. Руководство усложнится, это да. Но вы ведь не боитесь трудностей…
Родимцев не ответил на колкое замечание, брошенное как бы вскользь. Подзадоривать его нечего. Сердито пошевелив бровями, одна из которых так и полезла на лоб, он сказал:
— Налеты авиации окончательно спутают карты. Сколько же донесений должен получать по каждому серьезному поводу командир хотя бы батальона?..
— Он и будет всем заправлять, а насчет авиации вопрос здесь разрешается только таким образом: старайтесь находиться с врагом накоротке. Идите на сближение с ним до броска гранатой. Это парализует действия авиации противника. — Чуйков подсел к столу и сказал с ласковой, но твердой интонацией: — Эх, товарищ генерал, посмотрели бы вы, что тут делают наши красноармейцы! Сержант Коробов с горсткой солдат упорно держит дом, мешающий продвижению немцев к Волге. Пехота взять его не смогла; обрабатывали из пушек прямой наводкой — не сокрушили; танки, наконец, двинулись… И что вы думаете? Немецкий генерал расстрелял командира танкового батальона за невыполнение приказа и напрасную потерю семи танков. Столицы европейские с ходу брали, а в Сталинграде один дом взять не могут. А ведь у Коробова не больше дюжины солдат. В чем же секрет такой стойкости? В том, что эта маленькая горстка солдат превратилась в штурмовую группу, гибкую, дерзкую, мгновенно действующую и вооруженную всеми видами техники. Один боец Оляпкин заменяет целый взвод… И так у них каждый… Вот что значит штурмовая группа! Запомните: батальоны и полки солдат полегли за несколько дней, и враг прошел через их трупы, а группа Коробова держится. Теперь ее обтекли, но и в окружении она продолжает оборонять свой дом, и драться, и наносить урон врагу. Так надо перестроить всю линию обороны. Наша задача — остановить врага во что бы то ни стало. Он бьет тараном, удары его сокрушительны. Мы должны сделать линию обороны гибкой и неразрывной. Группам придется попадать и в окружение. Передовая может стать многослойной, и для нас это неплохо будет. Наоборот, даже выгодно. Бойцы должны быть готовы и к этому. Вот мы составили коды сигнализации для связи.
Рассматривая систему сигнализации, Родимцев вспомнил конец марша и кошмар, в который превратилась центральная переправа через Волгу. Такого обстрела и такой бомбежки на воде никто не представлял. Но волгари и бронекатера Волжской военной флотилии продолжали работу, не оглядываясь на потери. Дивизии предстояло сегодня в ночь одолеть это препятствие, а впереди было еще более трудное — остановить врага. Чуйков предлагал новую тактику уличного боя. Доводы его убедительны. Успешно держит группа Коробова оборону в доме! Полки полегли, а горстка солдат стоит, и налеты авиации ей не угрожают.
