Из Византии корабли повезли черную смерть во все стороны дальше. Ближний Восток, Александрия, Египет, Греция, Болгария, Румыния, Польша. Чума порождала страх и иные причины гибели людей! Так, киприоты, прикрываясь крестом, в страхе перебили на острове всех мусульман. Чума равнодушно пожрала потом почти всех временных победителей. Во многих странах Европы истреблялись евреи. Жители Генуи, узнав о возвращении своего Черноморского флота, открыли против них самые настоящие боевые действия, забрасывая галеры горящими стрелами из луков и катапульт. Увы, эпидемия в этом городе задержалась всего на пару месяцев…
По воспоминаниям современников, в италийских городах трупами были завалены все улицы. Могильщикам сулили громадные деньги, чтобы они зашли в дом, извлекли мертвых и похоронили их по-христиански. Двери оставались незапертыми, любой желающий мог зайти и воспользоваться чужими драгоценностями, деньгами, утварью. Но краток был миг радости у этих людей!..
Сицилия потеряла более трети своего населения. Когда чума все же отступила, весь остров оказался буквально завален трупами, гниющей плотью, человеческими костями. В резиденции католических пап Авиньоне, самом святом месте западноевропейцев, гибло столь много людей, что папа Климентий Шестой освятил реку и повелел сбрасывать трупы прямо в нее: тверди земной для рытья могил просто не хватало! По официальным подсчетам священников, в Италии погибло более половины ее жителей. По официальным!..
Умерли испанская королева Арагона Элеонора, король Кастильи Альфонсо IX Справедливый, принцесса Джоана. Точных данных о потерях испанцев не сохранилось. Но если гибли люди высшего света, то?..
Летом сорок восьмого года над Парижем загорелась необычайно яркая звезда. Началась неописуемая паника, люди посчитали это явление страшным предзнаменованием. К сожалению, они не ошиблись…
Невежество простолюдинов тех времен зачастую помогало быстрому распространению чумы в тех местах, где сама природа служила для нее барьером. В сорок девятом году к берегам Норвегии шторм прибивает английский корабль, груженный шерстью. На палубе и в трюмах были одни лишь трупы, но это не заставило скандинавов задуматься. Они радостно извлекли богатые трофеи и разделили шерсть между собой…
Наконец черная смерть достигла и Русской земли. На Псковщине заболело и умерло несколько человек, побывавших до этого на землях Тевтонского ордена. Печальная традиция плесковцев передавать одежду и имущество умерших по наследству и близким друзьям помогла чуме развернуться на западных рубежах Руси в полную силу…
Обет молчания исполнялся иноком Симоном неукоснительно. Более того, он знаками упросил богоявленского игумена разрешить ему срубить и обустроить маленькую одинокую келью под стеною, выходящей на Неглинку. Вначале парень выполнял различную черновую работу по хозяйству: помогал выпекать хлебы, носил воду из реки для нужд бани и прачечной, колол дрова. Вскоре, прознав, что молодой монах был грамотен, настоятель поставил его на перепись рукописей и не пожалел об этом.
Старательное выведение киноварью заглавной буквы. Ровные четкие строчки, маленькими жучками рассыпающиеся по бумаге или пергаменту. Симон работал, как одержимый, сжигая одну свечу за другой. Рукописи заключались в прочную деревянную обложку, углы укреплялись, и новая книга либо оставалась в монастыре, либо уходила в иное место, где зарождался новый храм, где была нужда в правдивом слове Божьем. Стараниями митрополита Руси Феогноста, постоянно поставляющего из Константинополя все новые и новые книги, монастырские переписчики без дела не оставались.
Когда переставало скрипеть перо, когда гасла свеча и работа прерывалась, Симон возвращался в келью, вкушал монашескую пищу и часто становился на немую, «умную» молитву. Он просил Господа об успокоении души, об отпущении грехов, совершенных вольно или невольно, о здоровье великого князя, оставившего ему жизнь и выполнившего пожелание бывшего верного слуги. Приходило душевное успокоение, верилось, что все его смутные волнения и предчувствия остались позади, что выбор его верен.
Он любил смотреть ранним утром или поздним вечером, когда горизонтальные лучи солнца отражались от купола белокаменного собора, на вознесшийся над храмом крест. Была какая-то необъяснимая легкость в строении, заложенном Иваном Калитой и завершенном тысяцким Москвы Протасием Вельяминовым! Высокий цоколь возносил его ввысь, маня за собою душу. Симон улыбался, накладывал крест и мысленно перелетал на берег Москвы-реки, где остались Иван, Алена, племянник. Отчего-то в такие минуты хотелось видеть близких и дорогих ему людей…
Он часто видел на богослужении великого князя Симеона Ивановича. Монастырь находился рядом с Кремником, великие бояре часто посещали Богоявленский храм. Порою взгляд князя скользил по лицу инока, но никогда не задерживался надолго. То ли Симеон не желал отдаваться воспоминаниям о службе этого парня, либо просто не узнавал. Мало ли забот у володетеля широких русских просторов?
Однако через полгода былое смятение вновь поселилось в душе, когда на одной из служб был прочитан заупокойный молебен по архиепискому Новгородскому Василию Калике, так и не доехавшему из зачумленной Псковщины в родной город.
Великий подвижник Василий очень многое сделал для упрочения мира между Москвою и Новгородом. Узнав о беде, павшей на Псков, он собрал монахов и немедленно отправился исполнять свой пастырский долг. Священник помогал хоронить мертвых, читал молитвы над длинными рядами тел в братских могилах, поддерживал словом дух еще живых. Долгими неделями казалось, что маленький сухой человек останется невережен, что неведомая сила хранит его денно и нощно. Мор начал утихать на Псковщине, перемещаясь на Новгородчину. Архиепископ отправился вслед за ним, но родного и близкого сердцу города и Ильменя он так больше и не увидел…
…А вскоре страшный мор пришел и в Подмосковье.
…Настоятель монастыря вызвал к себе в келью инока Симона, долго пристально смотрел на него и наконец вымолвил:
— Снимаю с тебя обет твой молчания, чадо! Отныне реки молвь родную и неси слово Божие нуждающимся в нем!
Это было столь неожиданно, что монах растерялся и продолжал молчать. Игумен сам подошел к нему и широко перекрестил.
— Черная беда пришла на наши земли, ты знаешь! Мор прибирает людей денно и нощно. Грех — оставлять христианские души неотпетыми и непогребенными. По велению отца нашего владыки Феогноста и великого князя Симеона посылаю я молодых иноков в места, где нет звона колокольного. Отправляйся на реку Киржач, что в Клязьму впадает, и помоги на ней всем жаждущим слова Господнего! Не оставь ни одной деревни тамо, слышишь, чадо? К зиме возвращайся обратно, коли невережен останешься! Знаю, что нелегкий крест на тебя возлагаю, но и Спаситель в свое время на Землю пришел, чтобы за грехи людские страдать!
Симон принял благословение. Потом впервые за долгое время произнес:
— Дозволь на прощание поведать, что знаю об этой болезни, отче? Может, пригодится братии, остающейся здесь.
Он поведал о тех мерах защиты от черной смерти, что познал, будучи нукером Тайдулы. Игумен внимательно выслушал, благодарно кивнул:
— Сделаю все, что возможно, спасибо! Завтра из Москвы через Стромынь обоз княжий на Владимир пойдет, отправляйся с ними, чадо!
— Шерна! — произнес один извозчик телеги, на которой ехал Симон. Лошадь начала пересекать неширокую реку по золотистому песчаному броду. — Еще верст шесть, и твой Киржач покажется. Дикие места, язычниками заселенные. Вдоль дороги еще ничего, а подале до сих пор жрецы требы правят. Смотри, брат, как бы тебе тут шею не свернули!
— Мор сильно этих краев коснулся? — поинтересовался инок, оглядывая широкий заливной луг.
— Да бог его ведает. Щас деревенька покажется, там мертвяков хватает. Сами уже с полгода рядом не встаем и оттель, если набежит кто, прочь гоним. Месяц назад никого и не видели.
На самом деле едва обоз выехал на взгорок, справа показались почерневшие соломенные крыши нескольких изб. Симон неожиданно соскочил с телеги, прихватил свою суму и произнес:
— Спаси тя Христос, Добрыня, за заботу твою! Дальше пеший пойду.
— Чего ты? Давай до Киржача самого довезу, как подряжался?
— Отсюда начну службу свою править!
Возчик посмотрел на монаха, перевел взор на деревеньку и сокрушенно покачал головой. Прикрикнул на коня, торопя его далее. Симон перекрестил всех, кто проследовал мимо, наложил крест на себя и решительно пошел от дороги.
Тяжелый смрадный дух почувствовался издалека. Не лаяли собаки. На ближайшем лугу паслось несколько коров и табунчик овец, но пастуха рядом не было видно. Дверь первой избы была открыта. Симон вновь перекрестился и заглянул внутрь.
