В одном месте штурмовая группа прорвалась вплотную, забросала траншеи гранатами и едва не опрокинула оборону. Положение спас танк Сенченко, который пошел на атакующих. Часть наступающих разогнали пулеметами и редкими осколочными снарядами, часть подавили гусеницами.
До темноты Чертов холм удержали. Немцы ослабили активность, так как снова началась атака основных сил дивизии. Чистяков на мотоцикле пересек ложбину и вернулся к батальону Конькова. Туда уже перебросили пехотные части, танковую роту и две тяжелые установки СУ-152. Встретились с Гришей Волыновым, обнялись.
– Правда, два «Тигра» подбил? – спросил земляк. – Говорят, тебя к Герою хотят представить.
– Брось, Гриша, – отмахнулся Чистяков. – Не я один воевал, танкисты помогали. Целая рота угробилась.
Теперь Чистякову предстояло провести две самоходки и одиннадцать танков прежним путем обратно. Среди них был легкий Т-70, который целый день вел огонь и помогал батальону Конькова. Каким-то чудом он сумел уцелеть, хотя на броне имелись многочисленные отметины от осколков. В колонне находились также «студебекеры» с запасом боеприпасов и санитарная полуторка. Из кабины выскочила Ольга, обнялись.
– Хорошее у нас свидание, – засмеялся Саня. – На Чертов холм вместе покатим?
– Покатим. Нам передали, там у вас раненых много. Здешних уже эвакуировали.
– Половина умерли, пока вас дождались, – мрачно заметил комбат Коньков.
И состоялась еще одна встреча. К Чистякову подошел младший лейтенант Рогожкин. При свете ракет было видно, что комбинезон на нем закопчен и изодран, одна рука перевязана.
– Саня, возьми меня с собой, – попросил приятель. – Ну, было дело, струсил. Сегодня воевал на совесть, может, простит Пантелеев.
– Возьму, Паша, – согласился Чистяков. – Только не знаю, как тебя комбат примет.
– Примет, – подошел поближе к обоим Никита Коньков. – Рогожкин неплохо воевал. Дот с моими саперами взрывал, а затем я его на трофейную пушку – «пятидесятку» поставил. Полдня огонь вел, пока ее миной не разбило. Один из расчета уцелел. Везучий ты, лейтенант.
– Да, везучий, дальше некуда, – усмехнулся Рогожкин. – Брожу как неприкаянный.
Обратная дорога оказалась куда тяжелее. Немцы засекли переброску отряда и усилили огонь, непрерывно освещая местность ракетами. Минометные и гаубичные разрывы снова плясали вокруг. Осколки расщепили кузов «студебекера», набитого снарядами.
– Сейчас рванет! – крикнул кто-то.
Но оба американских грузовика, хоть и тяжело груженные, благополучно добрались до холма, и даже вытащили на буксире санитарную «полуторку», застрявшую в русле пересохшей речки.
Без потерь не обошлось. Больше всего досталось пехотной роте на броне танков и самоходок. Ближе к вершине угодила под гаубичный снаряд одна из «тридцатьчетверок». Из экипажа спаслись лишь механик и башнер. Командир и радист покатились вместе с горевшей машиной по склону. Ослепительная вспышка поглотила набитый снарядами танк и разбросала на десятки метров горящие обломки.
– Вот она наша жизнь, – пробормотал командир одной из машин, высунувшись из люка. – Цена три копейки.
Словно подтверждая его слова, неподалеку рванул гаубичный снаряд, и крупный осколок ударил в открытый люк рядом с лейтенантом.
Теперь на Чертовом холме сосредоточилось более десятка танков, три самоходных установки СУ-152, пехота и минометный взвод. Спешно выгружали боеприпасы, бочки с горючим. Фельдшер и Ольга Морозова занимались ранеными. Затем раненых загрузили на оба «студебекера», и машины двинулись в обратный путь.
Фельдшера и Ольгу вместе с их полуторкой оставили со штурмовой группой. Так именовался отряд, спешно окапывавшийся на Чертовом холме.
– Зря вы остались, – сказал Саня. – Мы же на самом острие, а на рассвете в атаку пойдем.
Буквально через минуту в низине полыхнуло пламя. От прямого попадания взорвался один из «студебекеров». Глядя на яркое пламя, пожилой фельдшер-старшина рассудительно заметил:
– Вот и гадай, где тут острие, а где тыл. Американец почти до места добрался, а его накрыли вместе с ранеными. Да и у вас тут не слаще. Кругом танки горелые и трупы под ногами. Похоронить, что ли, некогда?
Чистяков промолчал. Отошли в сторону с Ольгой, сели на траву в небольшой ложбинке. Отсюда, с вершины холма, было хорошо видно, что на переднем крае идет бой. В разных местах сверкали вспышки орудийных выстрелов, взлетали осветительные ракеты, скрещивались разноцветные пулеметные трассы.
Сидели молча, обнявшись. Саню временами пробивала дрожь, на ласки не тянуло. Путано, сбивчиво заговорил:
– Никогда не думал, что столько страха на войне. Сегодня танки один за другим горели, половина экипажей так внутри и остались. Головешек даже не соберешь. Мне говорят, мол, герой, два «Тигра» сжег, а я сам не помню, как все происходило. Не иначе как со страху. Оля, у тебя спирт есть?
– Саня, не надо. К чему напиваться?
– Да мне пару глотков, чтобы успокоиться. Мы перед боем никогда не пьем, а атака наверняка на рассвете начнется. Часов пять еще есть.
В этот момент его позвали в командирский блиндаж.
– Опять совещаться… я схожу и вернусь.
– Ты хоть ужинал?
– Не помню.
– Найдешь меня возле санитарной полуторки, я перекусить приготовлю.
Поцеловав Ольгу, пошел на совещание. Поступил приказ начинать наступление в шесть утра, после того, как начнут движение основные силы. Командир дивизии, пополнив танковый батальон, прислав пехоту, в спешке не принял решения, кто будет командовать группой.
Возможно, подразумевалось, что танки и десант поведет майор Швыдко как старший по званию и должности. Однако тот командовать не рвался и жаловался на ожоги.
– Я в танк не влезу, шкура на ногах от ожогов лопается…
– Ну а чего тогда в санбат с ранеными не уехал? – спросил Пантелеев.
– А ты чего не уехал? Вон, вся башка перевязана.
Пантелеев оказался в непонятном положении. Он возглавил атаку, когда брали Чертов холм, но это была его инициатива. В предстоящем утреннем наступлении главная роль отведена танковому батальону. Хоть и не полному, состоящему из двенадцати машин, но именно они будут играть главную роль. Десант также входил в состав танковой бригады, а значит, штурмовую группу должен возглавлять танкист. Пантелеев размышлял недолго. Излишним честолюбием он не страдал и, связавшись с командиром полка Реутовым, доложил ситуацию.
– Ну а ты что предлагаешь? – спросил его полковник.
– Швыдко ранен, вернее, обожжен, атаку возглавить не сможет. Предлагаю кандидатуру старшего лейтенанта Сенченко. Воюет смело, помог «Тигры» размолотить. Свяжитесь с руководством бригады, пусть решают.
Реутов был явно раздражен, что приходится лезть в эти дела.
– А чего Швыдко в санбат не поехал?
– Не знаю. Наверное, морально хочет поддержать батальон.
– На хрен его моральная поддержка нужна! Ладно, свяжемся позже.
На самом деле Швыдко просто испугался покидать укрепленный блиндаж и ехать среди ночи в санбат под огнем артиллерии. Предчувствия его не обманули, один «студебекер» был разбит прямым попаданием снаряда. Кроме того, майор Швыдко рассчитывал, что командиры, осуществившие дерзкий прорыв и занявшие плацдарм на холме, наверняка получат награды, возможно, повышение. А тут еще два уничтоженных «Тигра». Нет, уходить в тыл в такой момент нерезонно.
Через полчаса пришел приказ из дивизии, что исполняющим обязанности командира танкового батальона назначается капитан Сенченко. Пантелеева отодвинули в сторону. Батарея «зверобоев» считалась поддерживающим атаку подразделением.
– Ну и слава богу, – облегченно вздохнул Пантелеев. – Петро, бери все в свои руки, готовься. Ну а моя батарея свои обязанности знает. Пойду посплю хоть пару часов.
– Тут еще один вопрос, – сказал Чистяков. – Павел Рогожкин неплохо воевал, просится обратно к нам.
Командир батареи, смертельно измотанный за последние сутки, потрогал повязку на голове. Фельдшер вытащил пару мелких осколков, болели швы.
– Ну куда я его дену? Экипажи укомплектованы, даже резерв имеется. Пусть идет завтра в атаку на броне в качестве десанта. Глянем, как он дальше себя поведет.
На этом и остановились. Рогожкин с автоматом через плечо встретил Саню у блиндажа.
– Ну, что со мной решили?
– Пойдешь на моей самоходке десантником. Там пехотное отделение во главе с сержантом Будько. Вот, будешь пока в его подчинении.
– Это рябой такой ефрейтор?
– Был ефрейтор, стал сержантом.
– Да и ты теперь лейтенант. Поздравляю.
В голосе Паши Рогожкина, друга-приятеля по училищу, особой радости не чувствовалось. Возможно, он рассчитывал, что его возьмут в один из экипажей. А получается, что он будет по-прежнему воевать в качестве рядового пехотинца.
Подошел Гриша Волынов, несколько минут постояли, обмениваясь ничего не значившими фразами. Вместе учились, вместе прибыли на фронт, а за считаные дни словно черная полоса разделила всех трех приятелей.
