А тут еще Фарида с ее упреками, дурными предсказаниями и философией… Утром слова девушки уже не казались такими значимыми и пророчески весомыми. Подумаешь, кто бы говорил? Если раньше у большевиков государством управляли кухарки, все помним до чего доуправлялись, то теперь великие идеи и нетленные истины высказывают проститутки, может и их допустить к кормилу власти? Вот веселье получится, он даже криво ухмыльнулся, причем поймавший командирскую улыбку в зеркале заднего вида Чуча поспешил отвернуться и украдкой перекрестился.
Дорога, все та же с мало изменившимися со времен Тамерлана пейзажами, местами покореженная, полная ям и ухабов бетонка, летела под капот. Впереди скакал по колдобинам „хаммер“ Хунты, сзади натужно пыхтел многотонной массой бронированный монстр „абрамс“, еще дальше плелись водовозки с грузовиками, в замыкание летели еще два армейских „хаммера“. То есть та еще сила и огневая мощь, подобного нападения, как произошло по пути сюда можно не опасаться, не такие дураки хаджи, чтобы охотиться на столь опасную дичь. Если что, мигом в тонкий блин раскатают. Да и местность к засаде явно не располагала — ровная, как стол поверхность, разбитая справа на клетки полей, а слева просто покрытая бурым, выгоревшим на солнце песком. Все же повезло им по-крупному с этими амерами. Комендант зоны, седой, прямой как жердь, генерал, будто сошедший с голливудского экрана, лишь удивленно крутил головой слушая рапорт Стасера о проделанной ими поездке, а под конец предупредил, что он знает насколько отчаянно храбры русские, но ему плевать на Эль-Хайм, а отсюда ни одна транспортная единица не выйдет в „красную зону“ без достаточного сопровождения. Так и пришлось пропариться лишний день, пока их не пристегнули к этой снабженческой колонне, идущей на дальнюю заставу. А оттуда уже и до Эль-Хайма рукой подать, да и генерал обещал, позвонить начальнику заставы, чтобы выделил этим сумасшедшим русским, он так и сказал „mad Russians“, пару единиц бронетехники для сопровождения.
Стасер кинул в рот сигарету, щелкнул понтовой бензиновой зажигалкой, глотнул полной грудью горько-щиплющий легкие дым. Первая сигарета с самого утра, он старался ограничиваться с курением, в перспективе планируя бросить совсем, а пока, куря сигареты под счет и как можно дольше оттягивая момент, когда придется закурить первую. Легкие с вожделением втянули долгожданный дым, и голова слегка поплыла, будто затянулся не обычным табаком, а отборной местной анашой. Даже вновь захотелось улыбаться, а все переживания и заботы постепенно растворились в ароматном табачном дыме, вместе с ним улетучиваясь в насыщенный пылью воздух со свистом летящий навстречу. Лишь легкий неприятный осадок остался где-то на самом дне души, добавившись очередным культурным слоем к годами копящимся там обидам, неурядицам и просто неудачам.
— А все-таки, мужики, что ни говори, а не дай Бог, конечно, но если когда-нибудь мы и взаправду с амерами схлестнемся, то ни хрена не помогут им ни компьютеры ихние, ни всякие хитрые ракеты да бомбы. Огребутся звездюлями по полной программе, — неожиданно для всех подал голос, вольготно раскинувшийся на заднем сидение Крот.
С самого выезда из города, когда только пристегнулись к ожидавшей их колонне американцев, Крот настороженно и будто бы даже как-то ревниво рассматривал иноземных вояк, вроде как примеривался к ним. Так профессиональные боксеры внимательно и оценивающе смотрят видеозаписи боев своих коллег по рингу, подсознательно прикидывая, как бы сами против них действовали и каковы их сильные и слабые стороны. Короче сработал условный рефлекс, при встрече с потенциальным врагом, насторожиться и максимально его прощупать. Для Крота потенциальными врагами были практически все жители этой планеты, а если бы вдруг где-нибудь поблизости обнаружились инопланетяне, то и они незамедлительно перешли бы в эту категорию, такой уж у него был скверный характер. Свое жизненное кредо Крот излагал примерно в таком виде: „Никому не верю, никто добра мне желать не может по определению. Каждый, кто рядом подлец и враг, спит и видит, как мне гадость сделать. Всегда живу с таким убеждением. Если оказывается, что насчет кого-то был не прав, радуюсь. А если прав, так я к этому заранее был готов. Зато никогда не разочаровываюсь в людях. Все оттого, что и не очаровываюсь никогда!“ Однако даже при таком своеобразном отношении к окружающим, Крот, как, наверное, и любой русский человек, к американцам относился с особым недоверием и неприязнью, подкрепленной к тому же изрядной долей далеко не „белой“ зависти. Так что удивляться его вовсе недружелюбному вниманию к бравым морпехам сопровождавшим их небольшой конвой не стоило.
— С чего такие выводы? — лениво поинтересовался крутивший баранку Чуча, не то чтобы ему действительно была интересна предложенная тема, просто хотелось нарушить гнетущее молчание, царившее в машине с самого начала пути.
— Ну это просто, — живо откликнулся Крот. — Они же сытые и благополучные, а значит тупые и расслабленные. А мы наоборот голодные и злые. Так и ежу понятно у кого больше шансов в драке.
— Не скажи, — протянул Чуча. — За ними вон, какая силища! Новейшие технологии, что просто в науке, что в вооружении. Да еще куча денег. А деньги, брат, великая сила! Ими любые дела делаются!
— Да ну? — презрительно оттопырил губу Крот. — Или ты никогда с братвой коммерсов не доил? У тех тоже деньги были, а у тебя нет. И кто же кого в итоге на мослы ставил? Молчишь? То-то! В драке ежели она по-настоящему пойдет, а не так в отмазку, как в Чечне, к примеру, насрать на деньги, на технологии и прочую мурню… Одно только важно, дух! И желание биться и побеждать. А уж этого у нас не отнять и никаким пиндосам нас в этом не переплюнуть! Ты же сам видал, изнеженные они, как майская роза! Минералочку и три вида соков на блок везем, а еще у них там биотуалет с туалетной бумагой и специальный душ и даже тренажерный зал. Ты на наших блоках когда-нибудь стоял? До фига ты там соков и туалетных бумаг видел?
— Ну, положим, это не плохо, что они о своих бойцах думают и обеспечивают их всем необходимым. Я считаю, никто из наших вояк тоже не отказался бы служить с таким же обеспечением, — будто нехотя вмешался в дискуссию Стасер.
На самом деле ему сейчас действительно нужен был вот такой ни к чему не обязывающий треп, требующий, однако, определенного напряжения мозгов для поисков аргументов, выбивающий из головы лишние, не своевременные и не нужные мысли.
— Да базара нет, командир, не плохо, конечно, я и сам здесь гораздо лучше себя чувствую, чем в родной Краснознаменной парнокопытной, а у амеров это дело еще круче, чем у нас поставлено, разве что платят им поменьше. Да оно и понятно мы все же частники, здесь вроде как на работе, нам сам Бог велел больше зарабатывать. Но! Весь этот комфорт и постоянная забота они, не знаю даже как сказать, расслабляют что ли… Ну знаешь, это все равно как собаку перед охотой накормить до отвала, на хрена ей тогда добыча? Вот и здесь тоже самое! Они же тупорылые, привыкли на всем готовом, лишний раз не почешутся. Вот, пацаны с Альфы рассказывали, в Югославии случай был…
— Это кто же тебе такой знающий из „Альфы“ про Югославию рассказывал? — ехидно вставил Чуча.
В мозгу Стасера как-то сама собой всплыла картина виденная когда-то на базе: Чуча, развалившийся на койке с толстой книгой в руке. Читающий в свободное время Кастанеду контрактник, вещь сама по себе довольно необычная, но в тот раз поразило Стасера другое — вместо закладки Чуча использовал черно-белый шеврон с настороженно поднявшим голову белым волком, на заднем плане выл, задрав голову к ярко-желтой луне еще один зверь, и уж совсем не оставляла никаких сомнений по поводу принадлежности нашивочки надпись тянущаяся поверху: „Бели вукови“.
Стасер знал, что такие нарукавные знаки носил в свое время сербский спецназ, в котором воевало немалое количество русских добровольцев. Наслышан он был и о грозной славе „белых волков“ известных бесшабашной храбростью и дерзкой удачливостью глубоких рейдов по вражеским тылам. То, что один из его бойцов, судя по всему, имел в прошлом непосредственное отношение к этому элитному подразделению, изрядно порадовало только назначенного на тот момент командира группы „Браво“. По уставу Компании даже Рунге не имел доступа к файлам, где учитывались биографические сведения завербованных контрактников, поэтому если „кролик“ сам не болтал о прошлых заслугах, а разговорчивых, надо сказать, почему-то было крайне мало, то узнать о его прежней жизни можно было лишь по различным косвенным признакам. Хотя мир профессиональных стрелков довольно тесен, и, как правило, то тут, то там всплывали какие-то красноречивые детали, специфические повадки или просто общие знакомые дающие понять, где именно в прошлом отметился тот или иной контрактник, у кого что за плечами. Сейчас Стасер совершенно верно оценил ехидную улыбку Чучи, так должен был улыбаться знаток предмета, слушая росказни дилетанта о нем.
