Три взрыва за нашими спинами почти слились в один. Сашка зашвырнул свою связку — «колотуху» с примотанными к неё двумя брикетами тола и двумя осколочными гранатами — в светящееся окно. Мне оставалось пробежать ещё метров двадцать до следующего дома, я наддал и, не глядя бросив связку в тёмное окно, помчался обратно.
Дверь дома, подорванного Сашкой, распахнулась. На площадке взорвалась бочка с горючим; в ярком, мгновенно разлившемся по земле и только подхлёстываемом дождём пламени я увидел на крыльце офицера — и узнал его. То, что он уцелел при взрыве в комнате, показалось мне в этот момент до такой степени невероятным, что я окаменел на месте. Очевидно, немец тоже был поражён, потому что в первую секунду даже не попытался достать пистолет и только выкрикнул:
— Ду?! [Ты?! (нем.)] — а потом кувыркнулся через перила, на миг опередив мою очередь. Я дернулся было к крыльцу, но со стороны второго дома начали стрелять, появились несколько перебегающих фигур, и я побежал, пригнувшись. Меня крепко рвануло за куртку на правом боку и на правом плече, я споткнулся обо что-то и грохнулся в канаву. Вставать не стал — пополз по ней, отбрасывая локтями грязь и стараясь сдерживать дыхание, потом выбрался в кусты, пополз через них и, убедившись, что чёрная мокрая стена переплетённых веток надёжно меня прикрывает, вскочил и побежал в сторону леса. Позади снова взорвалось, вспыхнуло, и я на бегу засмеялся.
Меня не преследовали — скорее всего, те, кто остался в живых, занялись тушением пожара. Хотя я сомневаюсь, чтобы там было, что тушить.
Я несколько раз падал, путаясь в траве и поскальзываясь, вскакивал и бежал дальше. Мне было весело и жутко…
…Собачий лай я услышал под утро, сквозь сон. Я не нашёл никого из наших, да особо и не искал — ушёл подальше в лес и завалился спать под каким-то хворостом. Что-то мне снилось, не очень приятное; собачий лай органично вплёлся в этот сон и одновременно разбудил меня.
Дождь прекратился, но висел плотный сырой туман, ломавший звуки. Я лежал с открытыми глазами, прислушиваясь. Лаяли несколько собак сразу… а потом я услышал выстрелы. Стреляли из «мосина»; карабины этой марки были у Гришки и Олега.
Очень осторожно, стараясь не производить ни единого звука, я выбрался из-под хвороста… и в каком-то шаге от себя увидел Сашку и Рэма. Они смотрели в мою сторону, и Сашка перевёл дух:
— Ч-чёрт. Это мы что, рядом ночевали?
— Похоже, — я пожал плечами. — Слышите?
Они кивнули. Потом Сашка заторопился в сторону звуков, мы побежали за ним, держась слева и справа — и чуть позади.
Вскоре я понял, что Сашка старается выйти в тыл облаве. Это было разумно — если немцы опять просто психуют, то мы уйдём, а если они выследили кого-то из наших, то так тоже удобнее. Я надеялся, что всё-таки первое.
Мои надежды не сбылись. Мы бежали и шли примерно полчаса, лай приближался. Чутьё не подвело Сашку — мы нагнали облаву на большой сырой поляне, выйдя ей точно в тыл.
Собак было три, с вожатыми. И с дюжину легионеров, у которых был ручной пулемёт. Очевидно, сколько-то зашли с другого конца поляны, потому что в её центре, возле здоровенного вывороченного пня — всё, что осталось от росшего там дерева — залегли Гришка и Олег, так и не добравшиеся до другого конца поляны. Я их видел и отсюда. Гришка стрелял. Олег лежал чуть сбоку и не шевелился.
Эстонцы не стреляли — вернее, не стреляли в цель, а только прижимали Гришку огнём поверх головы. И собак не спускали, зато трое ползли в траве к выворотню, решив взять ребят живыми.
Рэм коснулся наших плеч и указал наискось через поляну. Мы с Сашкой взглянули туда одновременно — и среди кустов увидели лицо Максима. Он указал на себя, поднял пять пальцев, ткнул себе под ноги и исчез.
— Удачно, — Сашка усмехнулся и поерошил волосы. — Наши все там… Граната есть у кого?
— Держи, — Рэм сунул ему нашу «консерву». [Жаргонное название гранаты РГ-42, массово выпускавшейся на консервных заводах СССР в годы войны на самом деле в корпусах 220-граммовых консервных банок. ]
— У-ухх! — застонал Сашка, запустив гранату в собак. — Бей фашистов, партизаны!!!
— Бей гадов! — заорал я, с колена открывая огонь по легионерам.
— Ур-раа!!! — завопили сразу с нескольких концов поляны, сами себя глуша выстрелами. Застигнутые на открытом месте легионеры, рассчитывавшие только на расправу с двумя окружёнными партизанами, растерялись на миг — и этого вполне хватило нам. Жалеть и предлагать сдачу никто не собирался. Последнего из легионеров застрелила, кажется, Зинка — он почти добежал до кустов в дальнем конце, когда грохнул «маузер», и он кувыркнулся в кусты, только ботинки с гетрами остались торчать.
— Сань, это вы? — окликнул нас Женька.
— Мы! — гаркнул Сашка. — Всё, кажется?
— Кажется, всё…
— Борька с вами?! — завопила Юлька. Я захохотал. — А, слышу…
— Иди, иди, курва, шагай, — подала голос Зинка. Мы начали выходить на полянку. Зинка толкала перед собой полицая с дрожащими поднятыми руками и пляшущей челюстью. — Вот почему они так по лесу шпарили, вот кто их вёл!
— Ребята! — звеняще крикнул Гришка. — Ребята, Олег убит, ребята…
…Илью мы нашли там, откуда он стрелял. Он так и лежал — с ППШ в руках, прижмурив один глаз. Второго у него не было — туда попала пущенная наугад пуля. Олегу пуля тоже попала в голову, в переносицу, и я, когда мы выносили мальчишек подальше, с отчаяньем подумал, что ненавижу эти ранения в голову, которые и после смерти не дают человеку успокоиться, уродуют его навечно…
— Я возьму его ППШ, — сказал Гришка и взял оружие Ильи. Мы вообще собрали всё, что смогли, Рэм поменял свой карабин на пулемёт, у легионеров был «браунинг». Гранаты, патроны и кое-какую еду разобрали, обыскав трупы и дострелив двух раненых а стволы припрятали по возможности — пригодится, может быть…
— Похороним их, — Сашка успел прихватить с собой две складных лопатки. Юлька уже не в первый раз трогала следы от пуль на моей куртке, и я подумал, что вот сейчас, пожалуй, мог бы её поцеловать без проблем… но не хотелось.
— А с этим что делать? — Зинка брезгливо тряхнула за шиворот стоящего на коленях полицая. — Допросить?
— А что он знает, кроме «пан офицер» и «хайль Гитлер»? — процедил Рэм. — Кончать его, гниду!
— Сынки! — завыл полицай, его лицо окончательно потеряло сходство с человеческим. — Сынки, не надо! Они меня заставили! Не надо!!!
Это было последнее, что он крикнул — Женька выстрелил ему в лоб из своего «нагана», процедив:
— За маму с папкой… — и нагнулся, сказав: — Помогите оттащить, чтобы рядом с нашими не вонял…
Труп полицая свалили в какую-то яму метров за пятьдесят от места, где копали могилы Олегу и Илье. Глубоко не получилось, да и зачем? Мы ведь даже не могли поставить какие-то знаки… Но Юлька финкой вырезала на коре большого дуба:
ПАРТИЗАНСКИЕ РАЗВЕДЧИКИ
ОЛЕГ ПАНАЕВ
и
ИЛЮША БАЛАНДИН
20 июля 1942 года
ИМ БЫЛО ПО 14 ЛЕТ
— Нельзя так уходить, — тихо сказал Сашка. — Надо хоть что-то сказать… Борька, знаешь что… ты спой.
Я сперва покосился на него, как на сумасшедшего. Но потом вдруг понял, что это самое лучшее, что можно придумать. Но не просто спеть, а…
Надежда, я вернусь тогда,
Когда трубач отбой сыграет,
Когда трубу к губам приблизит
И острый локоть отведёт…
Надежда, я останусь цел!
Не для меня земля сырая,
А для меня твои тревоги
И добрый мир твоих забот!
— голос у меня сорвался, но я упрямо мотнул головой, разбрызгивая с ресниц капли — и выправился. Стыдно не было…
Но если целый век пройдёт,
И ты надеяться устанешь,
Надежда, если надо мною
Смерть распахнёт свои крыла —
Ты прикажи: пускай тогда
Трубач израненный привстанет,
Чтобы последняя граната
Меня прикончить не смогла!
[Слова Б. Окуджавы. ]
Солнце жарило вовсю. Юлька, сидевшая со скрещенными ногами на песке, парилась, черкая в блокноте. Мне было легче — я лежал ногами в воде в одних трусах и слушал, щурясь на солнце, как Женька диктует:
— …я её оставил где-то
На русских полях… Записала?
— Записала, — уныло сказала Юлька. — Жень, давай хватит, я искупаюсь.
— Ладно, — смилостивился Женька, растягиваясь на песке возле меня и начиная мурлыкать «Лили Марлен» со своими словами…
…Мы вернулись на базу отряда пять дней назад. База была новая, в десяти километрах от прежней, но похожая. За время нашего отсутствия к отряду прибилось восемь окруженцев и полдюжины мужиков с семьями из окрестных деревень, где, по их словам, «фрицы в конец одурели». Пока мы отсутствовали, наши пустили под откос два эшелона и, замаскировавшись в центре небольшого деревенского стада, под носом у железнодорожной охраны заложили мину под стрелку, разворотив её капитально. С юго-востока подошёл отряд Мухарева. «Взрыв» так и не вернулся, но вместо него по соседству появилась группа с Большой Земли, сколачивавшая вокруг себя всё тех же окруженцев, и довольно успешно. Так что наше возвращение было как нельзя кстати.
