«Альфовец» выходить из землянки не стал, остался здесь же, встав с винтовкой у окна, чтобы на всякий случай незамеченным следить за территорией лагеря…
— Ну! Что я сказал!.. — грозно повторил Гайворонский. — Считаю до трех!.. Раз!..
Стоявшие в строю боевики переминались, переглядывались… Никто не решался первым выполнить эту команду.
— Два!..
На землю упал первый автомат. Потом еще, еще… Ремень с кобурой и кинжалом…
— А тебя это не касается? — в упор глядя на главаря, спросил Гайворонский. — Или особого приглашения ждешь?..
Так и не успевший вкусить сладости власти, новоиспеченный начальник лагеря обреченно начал расстегивать портупею…
И тут произошло неожиданное.
За спинами спецназовцев вдруг громко взревел двигатель машины. Большинство невольно оглянулись. Это водитель микроавтобуса, пытаясь сбежать, выдрал из-под панели провода и замкнул их напрямую, без ключа зажигания. И теперь автомобиль, едва не опрокинувшись на крутом вираже, развернулся и рванул по направлению к воротам.
Для боевиков происшедшее тоже было неожиданностью. Правда, они стояли лицом к автомобилю, потому у них оказалось несколько мгновений форы.
Кто-то попытался броситься к брошенному на землю оружию. Кто-то напротив, устремился прочь от этих таинственных людей. Главарь, в руках которого как раз находился только что снятый поясной ремень с кобурой, взмахнул им, пытаясь ударить Гайворонского по голове…
Профессионализм есть профессионализм. «Альфовцы» в своем подмосковном центре подготовки, во время учений, тренировок, боевых выездов постоянно готовятся к любым неожиданностям. Ну а боевики слишком разленились в спокойной жизни лагеря.
…Сухой дробью над поляной рассыпался звук нескольких выстрелов. Микроавтобус швырнуло из стороны в сторону, а в следующее мгновение он взорвался, высоко подпрыгнув в воздух. Вспыхнувший автомобиль еще находился в воздухе, еще не грохнулся на колеса, а из кабины вывалился водитель и упал сразу на четвереньки… Он так и остался лежать на месте, с неестественно вывернутыми от удара о землю суставами на руках и ногах, рядом с жарко полыхающей машиной…
Несколько боевиков упали — кто-то из «альфовцев», предупреждая бунт, дал короткую очередь над головами стоявших в шеренге боевиков. Это мгновенно отрезвило остальных — как тех, кто бросился наутек, так и тех, кто потянулся к беспорядочно сваленному в кучу оружию… Главарь же с раздробленной головой рухнул, отброшенный назад, на спину — ему разнесла череп пуля, выпущенная оставшимся в штабной землянке бойцом.
Стоявшие чуть поодаль пленные дружно повалились на землю.
«Как бы случайно кто из наших в кого-нибудь из них не попал! — подумал Гайворонский. И тут же сам себя успокоил: — Не попадут, ребята и сами все понимают!..»
А вслух произнес:
— Если еще кому жить надоело, сразу скажите, поможем!
Он переступил через подрагивающий еще труп начальника лагеря и подошел ближе к шеренге боевиков.
— Пять шагов назад! — отвел он их подальше от соблазна еще раз попытаться воспользоваться оружием. — Раздеться! А потом еще пять шагов назад!.. А ты проследи, — бросил он оказавшемуся рядом подчиненному.
— Есть!
Сам же Гайворонский направился к пленным. Вообще-то, с точки зрения словесной казуистики, поскольку в Чечне якобы не война, а черт знает что, находящиеся в плену у боевиков люди считаются не пленными, а «незаконно удерживаемыми лицами». Но только суть от этого не меняется — плен он и есть плен, как его ни назови.
— Встаньте, друзи! — он постарался, чтобы его привыкший повелевать голос звучал как можно мягче. — Мы сюда пришли, чтобы освободить вас.
Робко поглядывая на него и на происходящее за его спиной, пленные начали подниматься с земли. В столь нежданное освобождение никто из них не смел даже верить… Хотя и мечталось им, чтобы вот так, вдруг, как гром среди ясного неба, ворвались в лагерь люди и сказали: «Вы свободны, товарищи!..» Именно так, именно «товарищи» — в пику «господам», которые все это затеяли, а теперь бросили людей на произвол судьбы!..
Первой сорвалась, не выдержала одна из женщин — которая приехала разыскивать тело своего сына.
— Родненький ты мой! — заголосила она и бросилась к Гайворонскому. — Спаситель ты наш!..
Это было словно сигналом для всех остальных. Пленные бросились к офицеру, обнимали его, целовали, плакали, смеялись, говорили, кричали перебивая друг друга… Кто не мог к нему пробиться, старался над плечами своих товарищей по несчастью дотянуться и хотя бы прикоснуться издалека… Гайворонский отвечал, старался пожать каждую из тянущихся к нему рук… А сам невпопад подумал о том, что у них у всех, скорее всего, вши и чесотка — ну да только разве ж можно отпихнуть человека в такой момент?..
— А эти-то, сволочи, вон они… — вдруг совсем негромко проговорил мужчина в гражданской одежде с лихорадочно блестящими глазами. — Ну, я вам сейчас, трах-тарарах вас и вашего аллаха мать!..
Эти слова, сказанные тихо, словно про себя, неожиданно услышали все. И пленные вмиг забыли про своего спасителя. Они вдруг все вместе повернулись в сторону полуголых пленных, которые буквально только что были их всемогущими мучителями, а теперь в одночасье утратили свою спесь и со страхом наблюдали за происходящим под дулами автоматов.
Освобожденные пленные, сначала один, потом второй, третий, а потом вдруг все вместе начали вооружаться чем придется: кто-то выдрал из заборчика палку, кто-то поднял камень, у кого-то в руке оказался извлеченный невесть откуда заточенный автоматный шомпол… И они грозной группой двинулись на своих мучителей.
— Эй, эй, — попытался их остановить Гайворонский. — Так нельзя, они нам нужны живые!..
Какое там! Пленные обтекали его с обеих сторон и, вновь объединившись, ощетинившись дрекольем, надвигались на подавшихся назад обезоруженных боевиков.
— Лечь, урюки! — рявкнул на перепуганных, всего полчаса назад всесильных, охранников один из охранявших их «альфовцев».
Те попадали на землю. А спецназовцы выстроились в шеренгу, преграждая путь разъяренной толпе.
— Пропустите нас! — просили освобожденные. — На что они вам? Мы с ними сами… Вы же не знаете, что они творили!..
— Нельзя! — увещевали их бойцы. — Это же пленные!..
— А что они с нами делали?..
— Но ведь вы же не звери!..
Кто-то из освобожденных первым швырнул через головы спецназовцев камень. И тут же в лежавших новопленных полетело все подряд: камни, куски арматуры, доски с торчащими гвоздями… Бывшие охранники лежали молча, закрывая головы руками, только время от времени кто-то вскрикивал, когда в него попадал удачно брошенный булыжник… Бойцы спецназа теперь для них были сродни ангелам-хранителям.
Впрочем, запал у освобожденных прошел быстро. Да и снарядов для метания у них оказалось не так уж много.
Уловив этот переломный момент, Гайворонский попытался отвлечь внимание людей от полуголых боевиков.
— Скажите, люди, а у вас тут есть такой подполковник из МЧС… Кто это?
Ответом была тишина. Зловещая тишина… Уже предчувствуя ответ, офицер все же с надеждой спросил:
— Его что… Перевели в другое место?
После паузы кто-то ответил:
— Перевели.
— И куда?
— На тот свет, — говоривший указал на крест, на который Гайворонский с самого начала обратил внимание, да только пока не имел возможности осмотреть.
Зрелище было ужасным. Расчлененный труп был уже весь черный, покрытый густым шевелящимся слоем мух, поклеванный крепкими вороньими клювами…
— Когда это произошло? — на что уж Гайворонский был привычен ко всякого рода зрелищам, а тут и он не выдержал, отвернулся.
— Вчера днем. Так что вы, братки, на сутки только опоздали… Даже похоронить его не дали, сволочи… Пусть, говорят, постоит тут для вашего устрашения… А вы за них заступаетесь!..
Откуда-то издалека чуть слышно, а потом все громче, донесся характерный звук летящих вертолетов.
— Это за нами, — сообщил Гайворонский. — Собирайтесь, друзи, для вас этот кошмар уже кончился!..
Сигнал «четверка», произнесенный по рации перед началом операции, означал, что где-то там, за десятки километров отсюда, пора поднимать вертолеты — к тому времени, как они прилетят, задача будет выполнена.
Командир повернулся к своим подчиненным.
— Ну-ка, хлопцы, дайте-ка мне парочку тех уродов, надо его с креста снять!..
— Слышь, командир, — не отходил от Вячеслава все тот же мужчина в гражданской одежде. — Там еще в овраге несколько наших лежит.
— Где? — не понял Гайворонский. — Кто лежит? В каком овраге?..
— Ну они, эти, чечики, если кто заболеет или кого насмерть запорют, перестараются, так не хоронили, а просто в овраг сбрасывали… Он глубокий, овраг-то… Вот они там и лежат.
