Я приветствовала старшего лейтенанта. Он представился, пожав мне руку:
— Бородин.
Среднего роста, загорелый, скуластый, с быстрыми черными глазами, старший лейтенант производил впечатление смелого и энергичного человека. Увидев на нем горнокавказское зеленое обмундирование, я поинтересовалась:
— Вы воевали на Кавказе?
— Да, пришлось побывать, — ответил Бородин.
В разговоре выяснилось, что мы некоторое время служили в одной части.
В тот же день Бородин должен был принимать батарею.
После обеда бойцы чистили сапоги, умывались, заправлялись.
— Давайте подошью воротнички, кому еще не подшила, — говорила Аня. — Сегодня командир дивизиона майор Капусткин придет, будет новому комбату представлять батарею. Всем надо быть чистыми.
Девушка посмотрела вокруг.
— Ибрагимов, разве это заправка? Почему ремень болтается? А ну-ка, заправься хорошенько.
Вскоре последовала команда строиться.
— Смирно! Товарищ гвардии майор, по вашему приказанию первая батарея противотанкового дивизиона построилась. Докладывает командир второго взвода гвардии младший лейтенант Анаденко.
Командир дивизиона строго осмотрел бойцов. Те, кто воевал с майором, знали, что Капусткин хороший артиллерист, в критические моменты боя он всегда на огневых, и ни один вражеский танк не пройдет там, где стоит дивизион майора. Грамотный и отважный офицер, он был чрезвычайно требователен к себе и подчиненным.
— Почему много небритых? — Майор остановился против Ибрагимова. — Товарищ боец, два шага вперед, шагом марш!
Ибрагимов вышел из строя.
— Вы почему не бриты?
— Не успел, товарищ майор, — краснея, ответил Ибрагимов, — был в наряде.
— В чьем взводе этот боец? — обратился майор ко мне и младшему лейтенанту Анаденко.
— В моем, товарищ гвардии майор, — вытянулась я.
— И все небритые, наверное, из вашего взвода? После поверки зайдите ко мне!
Мне стало не по себе, краска залила лицо. Через час я спускалась по ступенькам в землянку командира дивизиона.
— Вы почему не учите людей аккуратности? — сразу спросил меня майор, отложив газету, которую читал до моего прихода.
Я стояла навытяжку и не могла ничего возразить. Голубые глаза майора, казалось, впились в самую мою душу.
— Если боец неопрятный, значит, он разболтанный и недисциплинированный, — сказал командир дивизиона.
— Виновата, товарищ гвардии майор, исправлюсь.
— Завтра я проверю у вас пушки, не такие ли они грязные, как бойцы.
Я молчала.
— У женщины-офицера бойцы взвода должны быть опрятны, как ни у кого. Учтите это.
Я сделала для себя вывод: в гвардейской части требовательность и дисциплина выше, чем в других частях, где я служила раньше. Надо и мне подтянуться.
Как-то утром на поляне, недалеко от штаба, я проводила политбеседу с бойцами своего взвода. Начали обсуждать поступок одного артиллериста, который во время танковой атаки, когда орудие вышло из строя, взял противотанковые гранаты и бросился под танк.
Зашел спор: правильно ли поступил боец? Одни говорили — правильно, другие — неправильно. Я прервала спор и объяснила, что именно так и надо поступать каждому бойцу: если орудие вышло из строя — сам ложись под танк, взорви его, погибни, а не пропусти мимо себя.
Сидевший неподалеку заместитель командира дивизиона по политической части капитан Питиримов слышал мою беседу с бойцами и, как только закончились занятия, вызвал меня в штаб.
Я зашла в мелко отрытую землянку и доложила о прибытии.
— Садитесь, Сычева, — вежливо сказал капитан.
Я села на ящик от снарядов и с нетерпением стала ждать, что он скажет.
— Вот как вы учите своих бойцов?.. Не драться с врагом, не истреблять его танки, а бросаться под них?
Меня как кипятком обдало.
— Нет, товарищ капитан, вы меня не так поняли, — пробормотала я, опустив глаза.
— Тогда повторите, что вы объясняли бойцам, — глядя на меня в упор, приказал капитан.
— Я объяснила бойцам, что, если орудие выйдет из строя или не будет боеприпасов, бери гранаты и бросайся под танк…
— Как вы можете учить этому бойцов? От вас я этого не ожидал. Другое дело, если в критический момент боя любовь к Родине подсказывает бойцу отдать свою жизнь, отдать недешево, не за один танк, а за исход боя, за жизнь многих боевых товарищей. Вам понятна ваша ошибка? — спросил капитан.
— Понятно, — шепнула я, сгорая от стыда.
— В комсомоле давно? — поинтересовался капитан, изменив тон.
— С тысяча девятьсот тридцать третьего года.
— Надо готовиться в партию, пора уже. И бойцы у вас есть такие, которых можно готовить. Вот старший сержант Балатов — хороший, дисциплинированный командир орудия. Рядовой Белюков и другие… Это ваша опора в боях.
Долго еще беседовал со мной капитан.
Возвращаясь к себе, я почувствовала, что передо мной открылась новая страница учебника, которая раньше не была мною усвоена. «Да, людей надо беречь и дорожить ими, человек — это самый ценный капитал. Капитан прав, воевать надо так, чтобы и врага победить и самому остаться живым, а если уж погибнуть, то очень дорого отдать свою жизнь».
Наши войска развивали решительное наступление, 23 августа 1943 года был освобожден Харьков. Битва за Украину разгоралась с невиданной силой и стремительностью. Противник цеплялся за каждый рубеж, бросал в контратаки соединения танков, авиации и мотопехоты. Но советские войска ломали сопротивление врага.
Сентябрьское солнце клонилось к западу, когда мы ворвались в одну из оккупированных приднепровских деревень, окруженную лесом. Радостно встречали нас жители деревни и группа приднепровских партизан, взаимодействовавших с нашей дивизией в боях за подступы к Днепру.
Немецко-фашистское командование рассчитывало задержать у Днепра продвижение советских армий и стягивало к этому естественному рубежу обороны свои резервы, укрепляя правый берег.
Мы начали готовиться к форсированию реки. В густых лесах у Днепра день и ночь приглушенно стучали молотки и топоры, саперы сбивали паромы, делали лодки и баркасы, готовили подъезды к переправе. По узким лесным дорогам то и дело шли к опушке и обратно повозки, машины. Скрытно подвозили боеприпасы, продовольствие, горючее.
В ночь на 27 сентября подразделения нашей дивизии вплотную подошли к Днепру, готовые к броску на Правобережную Украину.
Кругом царила тишина, люди говорили шепотом. Мы стояли на берегу и смотрели, как грузились в резиновые лодки гвардейцы пехотного батальона капитана Резинкина.
Изредка на правом обрывистом берегу Днепра взлетали белые осветительные ракеты. Небо было пасмурно, моросил мелкий как пыль дождь, но его никто не замечал. Каждый напряженно ждал своей очереди переправиться, каждому хотелось поскорее вступить на правый берег.
— Бериков, — сказал старший сержант Балатов, подойдя к одному из бойцов моего взвода, — ты ведь любишь писать стихи. Вот и напиши завтра в армейскую газету о переправе, передай, что сейчас у каждого на душе… Если хорошо напишешь, весь взвод скажет: действительно наш Бериков поэт, — пошутил Балатов.
— А что, думаешь, не напишу? Было бы светло, сейчас взял бы карандаш…
— Батарея Новикова, грузиться! — приглушенно прозвучала команда, когда резиновые лодки с пехотой были уже далеко от берега.
Противотанковые пушки бесшумно скатывались на большие, качающиеся на воде плоты.
Противник, видимо, почувствовал неладное. На правом берегу послышалась беспорядочная стрельба. Враг накрыл реку минометным огнем. Вскоре на той стороне завязалась ожесточенная перестрелка. Очевидно, бойцы капитана Резинкина успели уже высадиться.
Плот, на котором находился старший лейтенант Новиков, не доплыл еще до середины Днепра, как в него попала мина. Плот стал накреняться, пушки опрокинулись и пошли ко дну. Люди оказались в воде, некоторые были ранены и захлебывались в черной стремнине Днепра.
— Хлопцы, за мной! — крикнул старший лейтенант Новиков и бросился вплавь вперед. При свете ракет мы увидели бойцов, плывущих к правому берегу, несмотря на то что левый был ближе.
— Не забудь все это описать в стихах, — сказал Балатов сержанту Берикову.
Тот молча смотрел на реку.
— Батарея, грузиться! — скомандовал Бородин.
Отчалили. Бойцы лопатами загребали воду, давая направление плотам; мины рвались вокруг нас, обдавая брызгами.
Плот покачивало и относило вниз по течению.
— Если мина угодит, плыть только к правому берегу, — распорядился комбат, ехавший с нами.
На правом берегу нас встретили капитан Питиримов, майор Капусткин и начальник штаба Фридман. «Когда они успели переправиться? Неужели с пехотой?» — подумала я. Пехотные подразделения заняли первые заднепровские высоты, на одну из них нам надо было тащить пушки. К рассвету у нас все было готово к бою.
