— Что-нибудь интересное есть? — спросил Мустафа вполголоса у начальника лагеря.
— Да так, особенно ничего, — равнодушно отозвался тот.
По всему было видно, что нравственных мук по поводу того, можно ли воевать в белых перчатках, он не испытывает. От начальника лагеря откровенно потягивало перегаром, который он старательно зажевывал какой-то ароматной резинкой.
Резиденту разведки Светской Республики Исламистан в Ичкерии такой начальник лагеря был нужен, важен и полезен. Даже необходим. Состоявшему в должности такового резидента человеку по имени Мустафа подобный подручный был крайне неприятен. И вовсе не потому, что в данный момент пребывал в состоянии, как говорят русские, «с похмела» — в конце концов, пить водку, курить анашу или нюхать кокаин — это личное дело каждого, лишь бы делу не мешало. Просто живой мысли не читалось в глазах у этого начальника ни одной, а голова у него, судя по всему, служила лишь приложением к желудку и к этим челюстям, которые сейчас добросовестно переминали жвачку.
О Аллах! Неужто Тебе угодно, чтобы и такие вот служили Тебе в святом деле борьбы против гяуров?.. Впрочем, наверное, и такие тоже нужны в Твоей бесконечной мудрости…
Мустафа получил прекрасное образование. Богословие он изучал в знаменитом каирском исламском университете «Аль-Азхар» — старейшем в мире высшем мусульманском учебном заведении, основанном еще в Х веке. Ну а светское — в Босфорском университете в Турции, где активно проповедуются идеи пантюркизма… И это наложило отпечаток на взгляды разведчика — он был грамотным и эрудированным человеком, гуманистом, чтил и уважал законы и обычаи не только своего, но и других народов. Надо, впрочем, заметить, что данные качества далеко не всегда помогали ему в работе — ортодоксов всюду хватает…
Мустафа в сопровождении старательно сторонящегося его начальника лагеря, неторопливо направился вдоль шеренги пленных. В основном это были мужчины, большинство в потрепанной камуфлированной военной форме. Только на дальнем фланге стояли несколько гражданских — мужчин и женщин.
Разведчик шел и внимательно всматривался в лица стоявших перед ним людей. Они тоже смотрели на него — причем, все смотрели по-разному. Многие с ненавистью, явной или тщетно скрываемой, многие со страхом, который скрыть труднее, кто-то с подчеркнутым подобострастием, с надеждой, с покорностью, с тоской… А кто-то, из окончательно сломавшихся, просто смотрел, без всякого выражения.
Мустафа остановился перед одним из пленных. Явно военный, скорее всего офицер. Он смотрел на подошедшего в упор, исподлобья, и не было у него во взгляде ни капли покорности. Чувствовалось, что он попытается сбежать при малейшей возможности, и при этом, если повезет, постарается кого-нибудь, предпочтительнее начальника лагеря, прирезать, да еще и поджечь что-нибудь… Мустафа знавал таких людей, сталкивался с ними неоднократно. Это были достойные враги, Мустафа относился к ним с чувством корпоративного уважения — как служилый человек к служивым людям.
— Кто это? — спросил Мустафа через плечо.
Пленный офицер демонстративно сплюнул себе под ноги. Слюна была густая, тягучая, она не сразу отлипла от запекшейся губы — человек явно хотел пить.
— Будь моя воля, я бы его уже давно, того, зарезал бы, — с готовностью отозвался начальник лагеря. — За ним глаз да глаз… У, морда!.. — он коротко ткнул опытным кулаком пленника в лицо.
— Отставить! — бесцветно остановил его Мустафа. — Не надо их бить… Во всяком случае, без причин. Это же наша валюта… Его на допрос. Сам поговорю…
— Ясно.
Сопровождавшие их громилы-боевики привычно подхватили офицера под руки, поволокли в сторону. Мустафа двинулся дальше. Теперь он остановился уже перед гражданским.
— А это кто?
— Рабочий из Грозного. Приехал город, того, восстанавливать, свиноед… Когда его захватили и сюда привезли, сначала не хотел работать, но теперь ничего, трудится, после того, как с ним, того, самим поработали…
Человек смотрел тускло, безнадежно… Было ясно, как именно с ним «поработали». Сломали человека.
Мустафа перевел взгляд дальше вдоль шеренги.
— А откуда женщины?
— Вон те две, что постарше, приехали сюда, того, искать своих сыновей, они у них воевали против нас, ну так мы и оставили их у себя — пусть грехи сынов отрабатывают, гы-гы… Вон тех двух, следующих, с автобуса сняли, с документами у них что было, вроде, того, не то, или еще что-то вроде… Ну а вон та, последняя, медсестрой была у гяуров, мы ее на рынке захватили, она там что-то покупала… Ну, ее, и того, в фургон, кошмой накрыли и того…
— Так она что же, с войны тут у вас сидит? — все так же бесцветно спросил Мустафа, глядя на эту совсем еще молоденькую светловолосую девушку.
— Ну…
Какое-то время Мустафа стоял, молча глядя на жавшихся друг к другу женщин. Внешне они все пятеро были очень разными. Единственное, что их объединяло — это полнейшая покорность, читающаяся во взгляде. Они были готовы ко всему, к чему угодно… Сколько же раз каждая из них ублажала охранников или приезжих «инспекторов»! Особенно, судя по всему, доставалось как раз медсестре — как самой молоденькой среди них, самой симпатичной, да еще к тому же блондинке. Восточные мужчины вообще с пиететом относятся к светловолосым женщинам… Впрочем, и остальных тоже вряд ли оставляли без внимания… Кроме того, они же обстирывали всех боевиков, готовили еду, зашивали и штопали одежду… И такая же обстановка — во всех подобных лагерях!
…Аллаху акбар! Почему же так много грязи среди тех, кто борется против засилья креста в этом мире? Почему так мало тех, кто искренне соблюдает заповеди Магомета? Почему в наших рядах так много подобного быдла, которое только извращает нашу святую борьбу, превращает ее в бандитские разборки?.. О, Аллах, просвети своего покорного слугу!..
В подобные «зоны» Мустафе приходится приезжать регулярно. Прежде всего потому, что пленные — богатый источник информации. Да и вербовочную работу проводить с ними необходимо… И тем не менее он очень не любил здесь бывать. Более того, он боялся однажды сорваться, выдать свое личное отношение к этим лагерям и к лагерным палачам.
Ладно еще военные, делал он про себя скидку, что стоят перед ним, они и в самом деле являются его врагами, с ними просто необходимо быть построже. Но ведь и они, несмотря ни на что, тоже люди. С ними можно и должно бороться, хотя при этом никто и никому не давал права над ними издеваться. Сам святой наставник великого Шамиля, имам Гази-Магомед, объединивший в 30-е годы XIX века дагестанские и вайнахские народы под зеленым знаменем газавата и поднявший их на борьбу против России — даже Гази-Магомед требовал от своих мюридов уважать врагов и запрещал издеваться над ними. А ведь тогда дикости и жестокости было куда больше, чем на излете века двадцатого — Мустафа привычно оперировал христианским летоисчислением…
Ну а чем перед моджахедами и перед святым движением провинилась эта медсестричка, которая сколько-то месяцев или даже лет назад просто вышла на базар за продуктами? В чем вина этих женщин, которых, скорее всего, просто так, ни за что ни про что, сняли с автобуса для ублажения этих мордоворотов?.. Что же касается несчастных матерей, о них даже говорить неловко. В самом деле, приехали искать сыновей, живых или мертвых, а оказались здесь…
В Коране оговорено, что у мусульманина может быть женщина, которой владеет правая рука — то есть женщина иного рода-племени, взятая в плен в бою. Но в каком бою взяты в плен эти несчастные? Уже само их присутствие здесь вообще превращает лагерь военнопленных в вертеп разбойников!..
Нет, не к лицу правоверному мусульманину, ведущему священный джихад, воевать с мирными женщинами, с медсестрами, с матерями воинов, пусть и воюющими или воевавшими за иные идеалы!..
Хотя, поправил сам себя Мустафа, какие там идеалы — скорее всего, это были простые мальчишки-солдаты, которых послали на войну, которая ни одному из них лично не нужна… Во всем мире в локальных, подобных этому, конфликтах участвуют только добровольцы, контрактники, профессионалы — и только Россия, как всегда, решила идти своим путем, послав в Чечню воевать необученных мальчишек…
Да и рабочий с потухшими глазами!.. Он же вообще не военный, он простой трудяга. Он нонкамбатант, согласно нормам международного права. Аллах также запрещал таких людей убивать или брать в плен… А он здесь. И теперь, по всему видно, после общения с опытными заплечных дел мастерами, человек попросту сломлен… Он уже просто перестал быть человеком! Да и не он один из здесь присутствующих, скорее всего.
Все это так. Однако не пристало ему, советнику, инспектору и разведчику, действующего здесь под личиной ученого алима и хаджи Мустафы, показывать, что он хоть в малейшей степени сочувствует врагам и осуждает действия единоверцев. Пусть, в конце концов, с этим разбираются сотрудники шариатской госбезопасности!..
