Однако пленным было сейчас не до них. Все их внимание было поглощено тем, как спуститься с тяжелыми вещами по трапу в качающийся на волнах катер: у каждого за спиной тяжелый громоздкий рюкзак, к тому же они еще несли раскладушки, обмотанные одеялами и москитными сетками, а в руках — большие сумки. Рюкзаки и сумки пленные сами сшили в лагере из парусины, и поэтому они были самой разнообразной формы. Кроме пайка, полученного от австралийских военных властей, пленные набили рюкзаки всякой всячиной — тем, что им удалось подобрать (а то и стянуть) во время работы.
Лаэ являлся базой снабжения австралийской армии. Пленные работали там грузчиками на складах. Австралийские солдаты не слишком строго следили за ними, поэтому пленные ухитрились набрать себе мясных, рыбных и фруктовых консервов, рубашек, носков, полотенец, ботинок, мыла, лекарств — словом, заранее позаботились о том, чтобы не бедствовать на родине, где ощущался недостаток продовольствия и товаров.
Во время погрузки на судно пленные прошли всего одну проверку, и австралийцы оставили пленным все их вещи. Возможно, это объяснялось присущей им щедростью, а может быть, продукты и вещи должны были послужить компенсацией: австралийцы не платили пленным за работу.
Почти все пленные тащили с собой груз, значительно тяжелее собственного веса, и поэтому спуститься по трапу, держась за веревочные поручни, и прыгнуть в качающийся катер было делом не легким.
Солдаты молча стояли у борта катера, и ни один не протянул руки своим собратьям. Это непонятное безучастие раздражало пленных.
— Вот сволочи! Для чего они тогда стоят здесь? — вытирая потные лица, громко, чтобы было слышно, говорили добравшиеся до катера пленные, но солдаты словно не слышали их.
Наконец первая группа — человек сто — двумя катерами была переправлена на берег. Наступила очередь второй группы. Такано, ее командир, первым спустился с трапа, сбросил ношу и, встав у борта, стал помогать солдатам своего подразделения перебраться в катер. Точно так же он поступил при погрузке на судно в Лаэ и сделал это не в укор безразлично взиравшим на них солдатам, а потому, что помогать другим было вообще в его характере. Но все восприняли это как упрек. По крайней мере пленные. Однако выражение лиц праздно стоявших солдат нисколько не изменилось. Они по-прежнему безучастно наблюдали за Такано, так и не обмолвившись ни единым словом с пленными. И пленные тоже не пытались заговорить с ними. С самого начала между ними как бы возникла глухая стена отчуждения.
Такано с болью в душе отметил это молчаливое отчуждение. Но на берегу его ожидал еще более тяжелый удар. Там, видимо, в ожидании пленных стояло несколько офицеров японской армии.
Один из офицеров — в блестящих штабных погонах — был подполковником сухопутных войск. Темные очки, совсем новенький светло-зеленый тропический шлем, на боку ножны от меча с красной подкладкой, сапоги со сверкающими шпорами — подполковник выглядел даже более торжественно, чем офицеры австралийской армии. И лишь отсутствие меча свидетельствовало о том, что он пленный.
Подполковник стоял, обеими руками опираясь на трость, как на меч, — выражение его глаз за толстыми стеклами очков было трудно уловить, он пристально, словно изучая, разглядывал каждого пленного, сходящего на берег. И другие офицеры рядом с ним, совсем не похожие на тех, изможденных, худых от долгого недоедания офицеров в джунглях, тоже стояли прямо, сохраняя достоинство. Почти все были в чине либо поручика, либо подпоручика, в сапогах, с пустыми ножнами у пояса, одни — в тропических шлемах, другие — в полевых фуражках. Они с серьезным видом взирали на пленных.
— Кто они? — опомнившись от шока, прошептал Такано, сдерживая волнение. — Зачем пришли сюда?
Прежний Такано, фельдфебель японской армии, даже не стал бы задумываться над этим: офицеры были для него товарищами по оружию. Они доверяли Такано, держались с ним просто, и сам он никогда не испытывал робости даже перед офицерами из штаба дивизии.
А тут он вдруг почувствовал, что перед ним люди совсем иного мира. Ощущение отчужденности стало еще более острым.
«И все-таки почему они стоят здесь? — подумал Такано. — Они ведь тоже пленные австралийской армии. И почему они явились сюда без всякого конвоя?»
Пленные бросали язвительные замечания. Их раздражали офицеры, которые пристально рассматривали одетых в красную одежду узников, с красными бесформенными колпаками на головах.
— Ишь уставились!
— Будто на выставке!
— Дорогу! Идут господа пленные! — громко, стараясь, чтобы их было слышно, говорили пленные, проходя мимо офицеров.
— Надо же! Штабные погоны нацепили!
Подполковник никак не реагировал на эти реплики.
Непонятно было, слышит ли он их.
— А шпоры-то, наверно, дневальный чистит.
— Это уж точно!
— Ну нет. Вряд ли. Какой дурак согласится теперь драить шпоры офицеру? Войну мы проиграли, армии больше нет.
— А знают ли эти, что армии уже не существует?
Так переговаривались между собой пленные, шагая к площади, расположенной метрах в трехстах от бухты.
Площадь, прежде служившая, видимо, местом для приема военных грузов с судов, теперь сплошь заросла травой, доходящей до колен. Над ней струился горячий воздух. Ни деревца, ни навеса, чтобы укрыться от солнца. Те, кто пришел сюда раньше, сбросили вещи на пышущую жаром траву и отдыхали, вытирая пот.
Такано, проверив, все ли второе подразделение в сборе, направился туда, где сидел Кубо в компании с Ёсимурой и Тадзаки (Тадзаки сменил вымышленное имя Ямада, которое носил в лагере, на свое настоящее), здесь был и Исида, и другие знакомые ему по острову Б. люди.
— Для чего тут эти штабные? — произнес Такано, ни к кому не обращаясь.
— Мы как раз говорили об этом, — сказал Ёсимура. Он уселся на рюкзак, расстегнув пуговки красной фуфайки и обмахиваясь. Сидеть прямо на траве было душно, поэтому одни устроились на рюкзаках, другие на раскладушках, обмотанных одеялами, а некоторые даже поставили раскладушки и уселись на них.
— Кубо-сан! А вдруг они явились, чтобы забрать нас у австралийцев? — спросил Такано.
— Этого не может быть! — твердо сказал Кубо. Он сидел вместе с другими на раскладушке, которую разложил Исида, и курил сигарету. — Командование австралийской армии по-разному относится к нам и к тем, кто сдался в плен на основании Потсдамской декларации.
Это стало ясно всем еще в лагере. Когда в лагере разнесся слух о возвращении на родину, всех заинтересовало, как их будут отправлять. Везти на корабле всего пятьсот человек довольно накладно, значит, их присоединят к каким-то другим частям, но они решительно не хотели, чтобы их присоединили к так называемым «потсдамским пленным». Они попытались узнать, как обстоит дело, через австралийских солдат и офицеров, работавших в лагере, и выяснили, что отношение австралийского командования к «потсдамским пленным» и тем, которые попали в плен до того, как была принята Потсдамская декларация, определенно отличалось. Обычных пленных австралийское правительство, согласно Женевской конвенции, обеспечивало одеждой, продовольствием и жильем. «Потсдамских» же передавало японским властям. Они считались «разоруженными солдатами противника», и поэтому об их содержании и возвращении на родину должно было позаботиться японское правительство. Следовательно, пятьсот японских пленных из лагеря в Лаэ подлежали отправке на родину вместе с пятью тысячами японских пленных, находящихся в Австралии. Они не будут объединены с «потсдамскими пленными».
Эти сведения совпадали с той информацией, которую Кубо извлек из австралийской армейской газеты и из других газет, и все были твердо уверены в их достоверности.
Тогда зачем же здесь эти офицеры?
— А может, они явились просто взглянуть на рожи господ пленных? — с усмешкой сказал Исида.
— Нет. Не думаю. Скорее, им любопытно, как выглядят пленные.
— Пригодится на будущее.
Все рассмеялись, а Ёсимура прошептал: «Как же, дожидайтесь!» — и, помедлив немного, добавил:
— А что, если австралийское командование попросило их временно разместить нас здесь?
— Разместить?
— Ну, например, поселить в казармы японской армии. Может, здесь лагеря нет.
— Ты что, шутишь? — воскликнул Исида. — Жить в японских казармах?! Ну нет! Лучше уж остаться тут, под открытым небом! Ведь нам предстоит ждать прихода судна, не так ли? Выходит, мы здесь пробудем не больше двух-трех дней. Мне кажется, гораздо лучше ночевать под открытым небом.
— Конечно же, лучше! — закричали все.
— Но здесь от жары сдохнешь! — заметил кто-то. — Давайте устроимся где-нибудь в тени. Ну хотя бы под кокосовыми пальмами.
Все до единого были уверены, что ждать придется не более двух-трех дней. Для чего их вывезли вчера из Лаэ? Конечно, для того, чтобы успеть к транспорту, везущему пленных из Австралии.
