Мамедов понимал, что немцы, подстегнутые хлопками минометов, наверняка, бросятся на дно лощины и опрокинут жидкий заслон на своем пути… Если бы Дубровин догадался двинуть весь батальон на северо-восток… Но тогда немцы могут ударить и с фронта, — чего и опасается комбат. Вот ведь чертовщина какая!.. И досаднее всего то, что ты сам сейчас уже не командир полка, а рядовой стрелок, который должен отбиваться наравне со всеми. Бахыш стрелял короткими очередями, экономя запасной диск для решающей минуты. Он не мог сказать себе, сколько убил автоматчиков за это время (и убил ли хоть одного вообще?), но ом видел, как под его пулями жмутся к земле эти знающие себе цену э д е л ь в е й с ы, и уже тем был доволен, что не зря лежит в боевой цепи.
Он оказался прав: немцы пошли на отчаянный прорыв. Они бежали под уклон, спотыкались, падали и не вставали, а живые со всего разгона перемахивали через мертвых и тут же сами неловко оступались под убийственной картечью… Ах, какое это счастье — русская артиллерия, без нее совсем бы туго пришлось и всей Европе… У Бахыша кончался второй запасной диск, когда Андрей Дубровин снова поднял своих бойцов в контратаку. Немцы залегли в полсотне метров от жиденькой цепочки — оперативной группы штаба — и начали поспешно отползать по очереди к гребню увала, не на шутку встревоженные сильной перестрелкой справа.
Не прошли!
Артиллеристы провожали э д е л ь в е й с о в до тех пор, пока те не скрылись за увалом. Хорошо бы преследовать их и дальше, но снаряды были на исходе.
Командир полка встал, огляделся. По всему косогору лежали трупы немцев, особенно кучно перед крайним левым орудием, которое противник наверняка бы захватил, стоило Дубровину немного опоздать со своей подмогой. Бахыш послал к нему вестового с приказанием продолжать выполнение боевой задачи дня.
Еще засветло полк Мамедова занял населенный пункт Р.
Это был второй городок, освобожденный в горах Восточной Сербии, на Белградском направлении, и естественно, что он вошел во все оперативные сводки — не только дивизии, корпуса, армии, но и фронта, тем более, что немцы еще удерживали город Заечар.
Сербы толпились на окраинах местечка, угощали красноармейцев виноградом, домашним рислингом, звали к себе в гости. Едва штаб расположился на ночлег, Мамедов созвал комбатов, артиллерийских офицеров, замполитов, выслушал их краткие доклады и отдал приказ о круговой обороне до утра.
— Утро вечера мудренее, — сказал он вполне по-русски, закрывая этот «Военный совет» полка. — А теперь все свободны, капитану Дубровину остаться.
Когда офицеры разошлись, Мамедов запросто обнял комбата.
— Спасибо, Андрей, опять ты нас всех выручил!
— Что вы, товарищ майор? Любой на моем месте принял бы такое решение.
— Любой да не каждый.
Дубровин был смущен: он медвежковато переминался с ноги на ногу, совершенно искренне не понимая, что же особенного, из ряда вон выходящего в его поступке. Больше того, он бы не удивился даже, если бы командир полка малость пожурил за некоторую вялость второй атаки: ну, может, ругать сильно не за что, но пожурить для порядка мог.
— Ты не думай, что я благодарю тебя за спасение моей персоны. Ты выручил весь полк. Вот мне только что сообщили из дивизии, смотри, какое положение создалось на фронте. — Мамедов подошел к столу, на котором лежала наспех склеенная карта. — Мы оказались на стыке встречных потоков войск противника: немцы двигаются с юга, отступая из Греции, — потому они так и дерутся в Заечаре; и немцев поджимает с севера Второй Украинский.
— Ясно, товарищ майор.
— Ты, наверно, думаешь, почему я не ввел в общую обстановку командиров подразделений? К утру все станет яснее. Скоро получим боевой приказ комдива… Ужинать будешь?
— У меня есть дела в батальоне.
— Хорошо, иди в батальон.
Рослый, на целую голову выше Мамедова, неуклюжий, грузноватый не по летам, Дубровин вяло козырнул и направился к выходу. Но в это время на пороге появилась Рая Донец. Он посторонился.
— Обожди-ка минутку, — сказал командир полка. — Может быть, есть что-нибудь новое.
Раиса положила на стол радиограммы, только что полученные из штаба дивизии.
— Присядь на минуту, — сказал уже ей Мамедов.
Пока он читал, Дубровин осторожно поглядывал на Раису. Похорошела, округлилась, на щеках проступил румянец. А то все ходила тень тенью после гибели Бондаря, никого не слышала, не видела. Жизнь быстро берет свое, если тебе всего-навсего двадцать два года. Теперь она опять становилась прежней Р а д и о - Р а е й, как звали ее весело до замужества.
Рая смотрела в одну точку перед собой. Лишь единственный раз мельком взглянула на Дубровина, будто вспомнив, что он здесь, у открытой на террасу двери, и снова отвела спокойный, горьковатый взгляд в сторону. Она знала еще с Кавказа, что этот некрасивый, нескладный, но очень добрый и скромный человек, души в ней не чает. Об этом знал и Бондарь. Впрочем, многие, наверное, догадывались: ничто так не обращает на себя внимание, как безответная любовь, словно бы и тщательно скрываемая от посторонних.
— Хорошо, идите, — сказал Бахыш им обоим.
На улице Дубровин приостановился, но Р а д и о - Р а я прошла мимо, не сказав ни слова.
Оставшись один, Мамедов достал из полевой сумки бланк наградного листа и решил сам, не поручая никому, написать реляцию о сегодняшнем поступке своего комбата. Где-где, а на фронте ничего нельзя откладывать на завтра, тем более уж реляции. Сколько из-за этого храбрейших людей остается в тени последующих событий. И скольких примеров мужества навсегда лишится потом военная история. К тому же, упустишь время — и недавний бой покажется самым рядовым, ничем неприметным среди других. Нет, нет, в таких делах надо идти по горячему следу.
Мамедову помешал капитан Лебедев: явился со сводками о боеприпасах.
— Надеюсь, все? — спросил командир полка, возвращая ему подписанные бумаги.
— Так точно. Остальное завтра.
И Бахыш, еще настроенный на торжественный лад реляции о комбате, вдруг заговорил сердито, резко, отчего акцент его стал заметнее:
— Вот что, ка́питан, до ка́ких пор вы будете играть в войну? Вы бросьте эти штучки! Сами за́бавляетесь трофейными пугачами, и артиллеристы, глядя на вас, ходят с одними па́рабеллумами да ва́льтерами. Чтоб за́втра у всех были а́втоматы!
— Есть.
— Ха́рош строевик! Лежит сегодня в цепи и отстреливается детской игрушкой. Пеняйте на себя, если еще раз увижу на НП без табельного оружия…
— Слушаюсь, товарищ майор.
— Вас следовало бы наказать, да батарейцы выручили своего начарта — ха́рашо поработали. Объявите им благодарность.
— Слушаюсь.
— Вы свободны, — сказал Мамедов, хотя и намеревался оставить сегодня Лебедева поужинать вместе. У них были на редкость переменчивые отношения.
Реляция не получалась — настроение было испорчено, и Бахыш, вопреки своему правилу, отложил это занятие до следующего вечера. Он долго не ложился спать, ходил по комнате, курил одну за другой болгарские сигареты, к которым успел привыкнуть, и все чего-то ждал. Да и дождался.
Во втором часу ночи к нему влетел майор Зарицкий, начальник дивизионной разведки, с утра находившийся в полку.
— Плохо дело, Бахыш. Крупные силы противника вышли в тыл.
— Вздор! Ты спал? Не похоже… — Мамедов лукаво, с прищуром, оглядел всегда расфранченного майора, и белозубая улыбка тронула его загоревшее лицо.
— Оставь, я вполне серьезно. Мои ребята только что сообщили.
Мамедов нахмурился, стал звонить оперативному дежурному:
— Поднять полк по тревоге!.. Да-да, полк — в ружье!.. — И, бросив трубку, сказал начальнику разведки: — Ну, смотри, Костя, если ты зря наделал шуму. Идем.
Когда они выбежали на улицу, кромешную тьму южной ночи полоснула сухая орудийная зарница. И тут же гулко раскатилось в горах ступенчатое эхо выстрела. Вслед за ним заухали другие пушки, что стояли наготове близ северной окраины местечка.
— Орел Лебедев — не дремлет! — нарочно громко сказал Мамедов (пусть разведчики не очень-то задаются: бондаревский полк никогда не подводит дивизию).
А бой тем временем охватывал глубокую котловину и с запада. Там тоже началась ружейная пальба: это вступал в дело батальон Дубровина. Туда и поспешил командир полка, все еще не веря, что немцы могут ударить с тыла.
Строев вырос в семье путевого обходчика, и он с детства знал, что такое хождение по шпалам. Во всяком случае, далеко не уйдешь. А тут ему предстояло вести большую автомобильную колонну по размытому дождями полотну горной железной дороги.
Это бывший поручик королевской армии Бронислав Метич предложил рискнуть. И Строев пошел на риск. Наступление развивалось, стрелковые полки довольно глубоко вклинивались в горы, а тылы дивизии и часть артиллерии отстали.
