Сейчас Рустем ему скажет несколько слов, после чего Вали начнет заикаться.
Рустем сжал кулаки, огляделся по сторонам. Вали курил, пуская дым из носа, и хвастался, что может даже из ушей выпустить струйку дыма. Рустем подошел вплотную к нему и вырвал папиросу. Вали с ужасом уставился в пустоту, где исчез окурок. Рустем ударил его по щеке, по другой.
— Не кури больше! Не кури, понял? Не ругайся всякими словами! Язык отрежу...
Вали бросился бежать, спотыкаясь с перепугу.
Рустем легко догнал его и хлопнул по спине.
— Не-еее-бу-ууу-ду-yy! — завопил Вали. — Я че-ее-го?
— Закури еще только! Еще только ругнись! Я тебя за уши к проводам привяжу.
Оставив в покое Вали, Рустем свернул в Ленинский сад и сел, чтобы собраться с мыслями, на скамейку. Его вдруг потянуло домой, в школу, к ребятам. Вот проучил Вали, за дело проучил. Теперь курить не будет. А если бы опять встретить, в кино можно было бы сходить вместе — Рустем бы отвлек билетершу, а Вали как ни в чем не бывало прошел бы потихоньку мимо. Дела-ааа!
Возле дома отец Рустема разговаривал с соседкой. Дверь была открыта. Рустем незаметно вошел в дом.
Мать и бабушка уже легли спать, они, наверное, сильно устали от догадок и тревог за мальчика. Пока отец разговаривал на улице, Рустем поел и, устроившись на диване, стал ждать. Отец вскоре вернулся, запер двери, помыл руки и, включив настольную лампу, сел читать книгу. Рустем грустно смотрел на него. Подошел близко-близко. Отец не читал, а смотрел не моргая в одну точку. Так он делал всегда, если о чем-то думал или что-то не получалось. Рустем коснулся его волос. Отец поднял голову, обернулся назад. Рустем по-кошачьи отпрыгнул в сторону. Отец поднялся из-за стола и прошелся по комнате, словно что-то искал. Рустем прижался к спинке дивана.
...Утром он проснулся раньше всех. Но как пройти к умывальнику, пока закрыта дверь? Ведь можно разбудить бабушку, и тогда она опять примется ругать крыс и удивляться открытой двери. Рустем решил подождать. Как он любил воскресенье, как радовался ему каждый раз, но сейчас, лежа одетым на диване, думал, что теперь кончились детские воскресенья, теперь он живет иной жизнью.
В десять часов утра, как и было условлено, пришел подполковник. За чаем он расспрашивал бабушку, тетю Гайшу и дядю Хашима о Рустеме. Бабушка, разволновавшись, скороговоркой рассказывала про внука. А тот, невидимый, стоял за ее спиной и улыбался. Но вот он вздрогнул, услышав слова бабушки:
— Уж очень он любил сказки. Просто терпенья нет, как любил. Бывало едем мы с ним...
Сказки? Какие сказки? Неужели бабушка сейчас вспомнит о цветах папоротника? Рустем придвинулся ближе, чтобы помешать бабушке открыть тайну, если она начнет говорить именно об этом. Он просто тронет ее руку, и все...
Подполковник осмотрел книги Рустема.
— А где его портфель?
Портфель в это время был в руках Рустема, и, значит, оставался невидимым. Как цепко он сжал ручку портфеля! И снова все принялись за поиски. Ну, сейчас опять всех можно удивить. Например, подбросить портфель к потолку и поймать, на какие-то секунды он будет всем виден, но, коснувшись Рустема, исчезнет. То-то ахнет подполковник...
Рустем положил портфель на стол прямо перед подполковником.
— Может быть, вот этот портфель? — Покрутив его в руках, подполковник загадочно произнес: — Да-аа!
«Отчего же я его раньше не видел» — подумал он про себя.
Разговор как-то смялся. Каждый чувствовал, что в доме творятся какие-то странные вещи, но вслух об этом никто ничего не сказал. Подполковник, собравшись уходить, попросил дядю Хашима проводить его немного. Рустем выскользнул за отцом.
— Исчезновение вашего сына меня очень заинтересовало. Здесь не так все просто, — сказал подполковник. — И я не знаю, как вам объяснить это. Чего-то мы не понимаем. Я пришел к выводу...
— Какому?
Рустем прибавил шагу, чтобы не пропустить ни одного слова.
— Ваш сын здесь, в Казани. Вчера он был дома. Не исключена возможность, что и сегодня...
Дядя Хашим даже присвистнул, — он и обрадовался и удивился.
— Его видел кто-нибудь?
— Нет. В том-то и дело, что никто не видел. Но ту записку он написал вчера и написал ее дома, сидя за столом.
— А что касается портфеля... — подполковник не договорил, точно что-то скрывая.
Дядя Хашим поторопил его.
— С портфелем совсем непонятное происходит.
— Да. То исчезает, то появляется. Конечно, здесь где-то разгадка. Впрочем... мы еще встретимся. Портфель я повесил на гвоздь возле письменного стола. Пусть до него никто не дотрагивается. Следите за ним. Я поручу это дело одному человеку. Скоро мы все узнаем. А пока нам только известно, что ваш сын возвращается домой, когда вы его не видите, и с портфелем происходит что-то необычное. Женщинам пока об этом не говорите.
— Конечно. Конечно. Понимаю, — сказал дядя Хашим.
Они попрощались.
— Если буду нужен, мой телефон 0-35-45, 0-35-46. Звоните.
— Хорошо.
Он все обо мне знает. Нет, пока не все. Но он догадывается! «Скоро мы все узнаем», — так он сказал. И потом эти розыски. Зачем надо было подкладывать портфель, зачем?
Отец давно уже ушел, а Рустем шел рядом с начальником милиции и не знал, как поступить. С первого дня, как он стал невидимкой, все перемешалось в его голове — сначала от радости, а потом от множества событий и волнений. Надо было поговорить с кем-то, посоветоваться, выложить все свои сомнения. А что, если открыться начальнику? Он сразу прекратит розыски, успокоит родителей и наконец подскажет, что делать дальше.
— Я хотел бы с вами поговорить.
Начальник обернулся на голос, но никого не увидел. Тем не менее он не остановился, а продолжал спокойно свой путь, будто ничего и не произошло — просто он ослышался.
— Мне нужно с вами поговорить, — повторил Рустем. — Если можно...
— Кто вы?
— Рустем Асадуллин.
— Что же случилось? Где мы можем поговорить?
Вот так по улице шел человек и разговаривал словно сам с собой. Со стороны казалось — он размышляет вслух.
— На улице много народу. Нельзя на улице. Над вами начнут смеяться. Идемте в сад или...
— Ко мне в кабинет?
— Можно. Я буду идти следом за вами.
Теперь только бы никто не помешал.
У начальника было такое ощущение, будто он дотронулся до чего-то горячего, но не почувствовал ожога. Время от времени, желая убедиться, не исчез ли его собеседник, он спрашивал:
— Сколько тебе лет?
— Скоро будет тринадцать. Осенью. Если считать по году рождения.
— А если не считать?
— Тогда надо добавить четыре года.
— Почему?
— За эти дни я вырос как раз на четыре года.
Прохожие не обращали внимания на тихо разговаривающего человека — пусть себе говорит, если хочется. И подполковник, немного наклонив голову, шагал быстро и смотрел только вперед.
— Дома сильно беспокоятся...
— Я знаю. Поэтому мне и нужно с вами поговорить, чтобы все встало на свое место.
Они подошли к серому зданию, поднялись по лестнице. В кабинете подполковник снял плащ, сел к столу и нажал кнопку. Принесли два стакана чаю.
Потом он защелкнул замок и, достав папиросу, спросил:
— Ты здесь, Рустем?
— Я сижу напротив, — ответил голос.
— Вот стакан чаю, не стесняйся. Теперь тебе и чай нельзя спокойно выпить.
— Да. Спасибо.
— Ты не куришь?
— Нет, что вы!
Стало тихо. К форточке тянулся папиросный дым. Чай был выпит. Начальник сидел за столом, подавшись вперед, словно все время стремился увидеть собеседника.
— А все-таки Рустем, как это случилось?
— Обещайте мне, что никто не будет знать о нашем разговоре.
— Обещаю.
— Клянитесь.
Подполковник улыбнулся. До сих пор никто так бесцеремонно не требовал от него клятвы. По долгу службы он докладывал вышестоящим органам о чрезвычайных происшествиях, знакомил их со всеми интересными обстоятельствами дела. Но как поступить в данном случае? Это слишком чрезвычайно. Умен мальчишка? Да. Далек ли от преступления? Конечно!
— Для чего нужно, чтобы я поклялся?
— Я понимаю, что со мной произошло и насколько это серьезно, — сказал Рустем, не ответив на вопрос.
Поднявшись из-за стола, начальник произнес торжественным голосом:
— Даю слово. Крепкое слово, что никому не открою твоей тайны. Никто не знает о нашем разговоре.
— Спасибо... Я ходил по лесу, нашел невиданную до сих пор траву и съел ее. У меня болели зубы, вот я и ушел в лес. После того, как я съел траву, я стал невидимкой.
Рустем из предосторожности сказал не совсем правду, и ему стало немного стыдно. Ученому он расскажет все по порядку, ничего не утаит.
