Аккуратно приподняв голову над невысоким песчаным бруствером, Мамба оценил обстановку. Увиденное его не слишком порадовало, но вполне укладывалось в ранее разработанный план. „Абрамс“ стоял поверженным колоссом посреди дороги, не подавая никаких признаков жизни. Шедшая головной „брэдли“ исправно пылала, где-то внутри нее один за другим рвались снаряды, сотрясая корпус машины мощными ударами. От замыкавших колонну „хаммеров“ доносилась редкая неуверенная и беспорядочная стрельба, Салман — правофланговый пулеметчик, методично поливал обгоревшие остатки машин свинцом, не давая высунуться укрывшимся за ними морпехам. С левого фланга, обрабатывая замершие в середине колонны грузовики, молотил его напарник — молодой араб. А вот из окопчика подрывников, как на слух определил Мамба, стрелял лишь один ствол, значит, кто-то из братьев уже убит или серьезно ранен. Ну да ладно, для тихого незаметного отхода одного человека прикрытие все равно оставалось более чем солидным. А это еще кто у нас? Вот это уже совсем не в масть, откуда только они взялись?!
Прямо по изъеденной, будто оспой редкими кочками, покрытыми выгоревшей на солнце, буро-коричневой травой степи рыча мотором и переваливаясь с боку на бок, полз покрытый грязно-желтыми разводами пустынного камуфляжа „хаммер“. Высунувшийся из правой двери стрелок поливал пространство перед собой из ручного пулемета, с левой стороны еще один кромсал песок длинными автоматными очередями. Вряд ли они могли увидеть затаившегося в тщательно замаскированном окопе Мамбу, но наверняка засекли поднявшийся в этой стороне после выстрела по „абрамсу“ столб пыли и справедливо решили, что именно где-то здесь засел их самый опасный противник. К тому же этот их маневр позволял зайти во фланг молотившему по колонне слева пулеметчику. „Откуда только взялись на мою голову эти уроды?!“ — тоскливо подумал Мамба, понимая, что если ничего не предпринять, то уже через пару минут „хаммер“ просто наедет на его окопчик и дальше отсиживаться все равно будет бессмысленно, а отходить по ровной как стол пустыне под огнем приближающегося внедорожника просто самоубийство. Тут только он заметил еще один „хаммер“ зарывшийся передними колесами в тянущийся вдоль дороги арык. Две кажущиеся с такого расстояния игрушечными фигурки одетые в непохожую на обмундирование морских пехотинцев форму согнувшись в три погибели суетилсь возле него, пытаясь вытолкнуть на дорогу. „Точно! В колонне на две машины больше, чем рассчитывали! — поглощенный мыслями о предстоящей стрельбе по „абрамсу“, Мамба вовремя не обратил внимания на этот очевидный факт, и теперь за это предстояло расплачиваться. — Наблюдатели, суки, прощелкали! Не сообщили об изменении состава!“ Знай он заранее, о том, что в колонне идет на две боевых единицы больше, скорее всего вообще отменил бы операцию, заподозрив обостренным чутьем не раз травленого волка, какую-нибудь пакость со стороны американцев, а может быть даже подготовленную специально для него засаду. Однако что уж теперь, как говорится, после драки кулаками не машут. Точнее, в его случае драка уже вовсю шла и теперь оставалось лишь как можно более эффективно размахивать кулаками, а не сожалеть о том, что можно было начать схватку совсем по-другому сполна использовав все преимущества внезапного нападения. И ведь он сам лично перед началом боя осматривал идущую всего в паре сотен метров от него колонну и само собой видел, что в ее составе две лишние машины, но тогда увлеченный предстоящей задачей не придал значения, не осмыслил во всей полноте увиденное. Так бывает иногда, когда мозг видит и замечает изменение обстановки, грозящее крахом всему задуманному плану, но как бы не желая мириться с крушением заранее проведенных расчетов, упорно оставляет портящий все факт без внимания до тех пор, пока есть хоть малейшая возможность его игнорировать.
Несколько скоротечных пулями у виска летящих боевых секунд показавшихся ему вечностью Мамба боролся с собой, потом решительно закусив губу потянул из брезентового чехла уже упрятанный туда гранатомет. К чудо-оружию оставался всего один выстрел, выданный на тот случай если какая-либо непредвиденная случайность помешает попасть в „абрамс“ с первого выстрела. Не поразить, а именно попасть. В случае попадания и непоражения мишени следовало немедленно отойти, не предпринимая второй попытки и принять все возможные меры к тому, чтобы ни сам гранатомет, ни оставшийся выстрел к нему ни под каким видом не попали в руки американцев. Это условие ставилось впрочем, в любом случае вне зависимости от успешности или провала операции.
Он осторожно стравил сквозь зубы накопившийся в легких воздух и поймал в прицельную планку скачущий сумасшедшим галопом „хаммер“, на таком расстоянии не промахнулся бы и боец-первогодок, не то что мастер за плечами которого были тысячи зачетных стрельб в самых различных условиях. Вот только знать бы заранее, как подействует на легкий внедорожник боеприпас с легкостью прошибающий насквозь покрытый самой современной броней танк. Не получится ли так, что граната не причинив особого вреда нападающим просто прошьет машину, как раскаленная спица податливый кусок масла, оставив его наедине с разъяренным экипажем? Да что уж теперь гадать?! Эх, где наша не пропадала!
Мамба резким движением распрямился над бруствером, чтобы обеспечить сзади свободное пространство для струи обратного пламени, гранатомет уже как влитой покоился на плече. По появившемуся прямо перед машиной, будто чертик из коробочки гранатометчику тут же ударили из всех стволов. Пули смачно защелкали вокруг, зарываясь в сухую землю. Не обращая на них не малейшего внимания и вновь тщательно выверив прицел (второго шанса не будет!), Мамба нажал на спуск. Привычно и явно дружески „не дрейфь, хозяин, прорвемся!“ ухнул гранатомет. „Хаммер“, будто натолкнувшись с разгону на невидимую стену, взбрыкнул в воздухе передними колесами и попятился назад, весь передок смяло, как от удара огромной кувалды. Однако пулеметчик был жив, еще до попадания гранаты он успел выпрыгнуть на ходу из правой двери, грамотно перекатился, гася инерцию движения и уже пластанул длинной очередью по окопу.
Мамба бережно опустил на землю ставшую теперь бесполезной трубу гранатомета, аккуратно прикрыл ее брезентовым чехлом и потянулся за удобно пристроенным на бруствере автоматом. Рука уже коснулась теплой и ребристой, приятной на ощупь пластмассовой рукоятки, когда тупой удар в плечо заставил его повернуться вокруг своей оси. Еще не понимая, что произошло он, сгоряча вновь потянулся к оружию, но сильная и умелая, всегда послушная рука вдруг повисла вдоль туловища безвольной плетью. Секунду он удивленно смотрел на нее, а потом, по заскорузлым покрытым мозолями пальцам быстро-быстро побежали ярко-алые ручейки, щедрыми каплями падая на довольно шипящую при попадании долгожданной влаги землю. Голова закружилась и куда-то поплыла, перед глазами вдруг оказалось бесцветное, словно бы выгоревшее небо. А на фоне неба вдруг вырос здоровенный детина в песчаного цвета рубашке, с нарукавной нашивки злорадно скалился облаченный в десантный берет белый кролик. Все эти подробности с четкостью цифровой фотографии мгновенно зафиксировало зрение, даря уплывающему в пропасть небытия мозгу, некий стоп-кадр. Потом картинка изменилась, задвигалась, в общем-то, правильные и где-то даже красивые черты лица парня исказились почти звериной яростью, а прямо перед глазами Мамбы заплясал бездонный зрачок пулеметного ствола. Вот только лицо, чуть погрубевшее, покрывшееся сетью морщин, но такое знакомое, откуда оно? Эта неожиданная мысль, внезапное узнавание перекрыли все, даже заглядывающий прямо в душу ствол казался не более чем досадной помехой. Где же я его видел? Кто он? И словно вспышка молнии, неожиданно осветившая мрак. Такое же мгновенное узнавание. И удивление. Не может быть! Нет, никакой ошибки. Видимо, все-таки может…
* * *
Шестым чувством, непередаваемым и неизученным инстинктом охотника Стасер понял, что не промахнулся. Даже по тому, как качественно кувыркнулся на дно окопчика гранатометчик, можно было судить, о том, что хоть одна пуля из выпущенной веером торопливой очереди нашла свою цель. А может даже и не одна! Оставался, конечно, ничтожный шанс за то, что враг просто заманивает его, притворяясь раненым или убитым, но Стасер был практически уверен, что это не так, столь убедительно сыграть невозможно, такой актерский талант если и встречается, то никак не в забытой Богом глуши на пустынной дороге, а, как минимум на подмостках большой театральной сцены. Так что три к одному, можно смело идти смотреть, что там с нашим незадачливым стрелком.
Жутко болела голова, видимо очередная контузия, во рту стоял неприятный стальной привкус. Еще следовало посмотреть, как там парни, в ушах до сих пор звенел жуткий крик Крота, этот явно не жилец, граната прошла как раз по той стороне, где он сидел, а вот Чуча вполне может быть жив. Эх, Чуча, Чуча! Сам ведь настоял на этом самоубийственном рывке! Откуда только у нас русских вот это граничащее с сумасшествием презрение к смерти, боевое безумие, готовность к самопожертвованию, умение не прося ничего взамен „живот положить за други своя“? Но, к черту лирику, все это потом, сначала стрелок! А то опомнится, тварь, потом хлопот не оберешься.
