В туманное осенне-зимнее время перед командованием полка и политработниками встала задача организовать досуг летчиков. В период вынужденной бездеятельности личного состава это – неотложная проблема, особенно во фронтовых условиях, где приходилось надеяться только на свои силы. Здесь сказали свое слово партийная и комсомольская организации. Появилась художественная самодеятельность, часто проводились лекции, доклады. В напряженные дни боев для этого не всегда удавалось выкроить время. Сейчас его оказалось вдоволь.
В полку нашлось немало способных, даже талантливых людей, они охотно, с огоньком участвовали в массовых мероприятиях. Порой приходилось удивляться: авиамеханик оказывался заправским певцом, авиатехник – танцором. А летчик лейтенант Ельшин неожиданно для всех оказался гипнотизером. Вот об этом «артисте» и хочется рассказать особо. Началось все с того, что как-то за ужином Ельшин спросил своего друга летчика Джураева:
– Чем это ты балуешься?
– Как чем? Чаем, – добродушно ответил сын казахских степей.
– Ишь ты, хорошо замаскировал под чай мускатное вино, – обратился Ельшин к товарищам по столу. – Поделился бы.
Джураев потянул из стакана напиток и раскрыл от удивления глаза:
– В-верно, мускат! Степью пахнет…
Многие тогда решили, что это был обыкновенный розыгрыш. В следующий раз Ельшин продемонстрировал свой дар гипнотизера в одном из самодеятельных концертов. Новоявленный «медиум» попросил на сцену четырех воздушных стрелков. Потом усыпил их и дал команду:
– Подходим к цели! Атакуют «мессеры»!
И воздушные стрелки «заработали»: докладывали о разрывах зенитных снарядов, перебрасывали пулемет с борта на борт, открывали огонь. После такого сеанса даже скептики поверили в гипнотические способности молодого летчика. Однако они не помогли ему в беде. В одном из декабрьских боев Ельшин был подбит и сделал вынужденную посадку на территории противника. Фонарь заклинило, пришлось выбираться через форточку прямо под дула немецких автоматов. Здесь уже было не до гипноза… Прошло несколько месяцев, пока летчик вернулся в полк.
В воздухе уже носилось слово «победа», авиаторы все чаще произносили это слово, хотя до Берлина еще был трудный и неблизкий путь. Некоторые полковые «психологи» судили о приближении победы по совсем, казалось бы, неожиданным признакам. Один из летчиков как-то заметил:
– А наши девушки уже думают о семейном гнезде…
Подумывали о брачных узах и некоторые летчики, нашедшие свою любовь на полевых аэродромах. Именно здесь, в Прибалтике, и я встретил свою судьбу. В конце октября мы перелетели на один из полевых аэродромов поближе к линии фронта. Во время посадки самолетов рядом со стартом, как и положено, стояла санитарная машина. Поднимаясь из кабины, я вдруг услышал певучую украинскую речь. Голос принадлежал девушке – дежурному медику.
– О, ридна Украина! Яким витром в Прибалтику занэсло? – удивился я.
Нам, прошедшим с боями по Украине, полюбившим мелодичную украинскую речь, услышать ее здесь, в Прибалтике, было полной неожиданностью.
– Витром вийны, – ответила девушка.
Как потом мне стало известно, старший лейтенант медицинской службы Маша Бугера оказалась человеком с необычайной фронтовой биографией.
…22 июня 1941 года состоялся ускоренный выпуск Киевской фельдшерской школы. А в понедельник было получено военное обмундирование и предписание, в котором указывалось, что военфельдшер Мария Ивановна Бугера направляется командиром санитарного взвода в Белорусский особый военный округ. Было Маше в то время неполных семнадцать. Худенькая девушка с лейтенантскими кубиками в петлицах, подпоясанная ремнем, с пистолетом на боку и тяжелой санитарной сумкой сразу попала в самый круговорот войны. Первые недели и месяцы были похожи на кошмарный сон. Отступление, жесточайшая бомбежка, вражеские танки, которые перерезали дороги, выскакивали из засад и крушили гусеницами повозки с ранеными и автобусы с красным крестом. Так случилось, что фронтовые дороги повели Машу через мои родные места. В первую военную зиму эвакоотделение, которым заведовала военфельдшер Бугера, оказалось в заснеженной деревне Белки Калининской области. В помещении школы разместили около сотни раненых. Командир медсанбата, пожилой майор, жаловался:
– Ума не приложу, как вывезти всех. Дивизия ведет жестокие бои, полевые госпиталя переполнены…
В самом деле, положение было тяжелое. Село Белки было как бы отрезано от всего мира. Вокруг – бездорожье. Крепчал мороз. По занесенному снегом полю мог пройти только санный обоз. И тогда майор решил: останется Маша с ранеными в Белках, через день-другой пришлет он транспорт и вывезет всех… Майор уехал добывать транспорт, а семнадцатилетний военфельдшер осталась с сотней раненых ждать его. Прошел день, другой… Не пришла помощь ни на третий день, ни на четвертый… Закончились бинты и лекарства, нечем было кормить раненых. Тогда Маша послала ходячих раненых в разведку. Возвратившись, они вызвали из школы лейтенанта и хмуро доложили:
– Плохи дела, гитлеровцы вокруг. Никому не пробиться к нам. И нам не выбраться…
Что же делать? Нагрянет враг – уничтожит раненых. За них она, Маша, в ответе. Если сообщить сейчас о «мешке», в котором находится деревня, начнется паника, многие раненые начнут самостоятельно пробиваться к своим и погибнут. Нужно действовать!
– Вот что… – предупредила девушка разведчиков. – Об окружении – ни звука…
Прежде всего, решила Маша, надо сделать раненым перевязки, накормить. Местные жители – вот кто должен помочь. От дома к дому пошла военфельдшер. И ожила деревня. Жители несли простыни на бинты, хлеб. Появились помощницы, изучавшие в школе санитарное дело. Крестьяне почувствовали себя сильнее, сплоченные общей заботой о раненых. Не спавшая уже несколько суток Маша взбодрилась от такой поддержки. Но в сознании острой болью жила тревога: вот-вот нагрянет враг! Достаточно случайной разведке заглянуть в деревню, как сразу обнаружится целый госпиталь! И тогда все пропало. К девушке-фельдшеру обращались за советом и указанием раненые и жители. Она делала перевязки и кормила раненых. У одного из них началась гангрена ноги.
Операцию в таких условиях не сделаешь, да и нечем. Собрались несколько оставшихся в деревне пожилых мужиков, женщины. Маша сообщила: если не удастся вывезти раненых, начнутся заражения, люди погибнут. Посоветуйте, помогите!
– Я знаю, как пройти Нелидовскими лесами, – сказал бородатый мужчина, который, по всему видать, пользовался у односельчан авторитетом. В Белках действовали советские законы, и люди жили по ним. – Надо собрать лошадей, назначим проводников.
К вечеру снарядили обоз. Жители нанесли теплой одежды – одеяла, полушубки, старые пальто, укутали раненых. Стояли жестокие морозы, а путь был неблизкий и трудный. Заскрипели полозья, тронулся обоз. Вскоре Маша поняла: не только ей известно о близости врага. Проводник успел разведать расположение вражеских постов и гарнизонов и обходил их стороной. Лошади выбивались из сил, пробираясь лесными просеками и тропами. К утру вышли к одной из советских частей. Было у Маши на руках более сотни раненых. Из них умер только один, от гангрены.
Об этом необычном госпитале в тылу врага и ночном рейде через линию фронта написала дивизионная газета. Но дороже всего для Маши были слезы благодарности раненых. Старые и молодые, они благодарно целовали руки семнадцатилетнему военному фельдшеру, маленькой хрупкой девушке. проявившей столько мужества и заботы.
Вернулась Маша в свой медсанбат, где ее считали погибшей. На лице – одни глаза. Истощала так, что на ремне и дырочек-то колоть уже негде. Может, день и отдохнула. А затем попросилась на передовую. И сразу же была ранена. Лежала в полевом госпитале в Торопце, в 60-ти километрах от моего села. Поправилась – и снова в бой, снова командовать санитарным взводом, выносить из-под огня раненых. Взвод – это несколько санитаров да повозка с лошадью по имени Орлик.
Шли тяжелые бои под Ржевом, стрелковая дивизия оказалась в окружении. Наступило новое испытание – голод. Варили конину, пили болотную воду. В этих тяжелых условиях на выручку людям пришла дружба, глубоко человеческие отношения друг к другу. Маша была единственной девушкой во взводе. Мужчины, как могли, берегли свою сестричку, старались ее подкормить. Бывало, сварят конину – и самый лучший кусочек Маше. Старый санитар уговаривает:
– Съешьте, товарищ лейтенант. Глаза закройте и ешьте. Потому что нужно.
И ели, чтобы не свалиться с ног. Дивизия готовилась к прорыву, и надо было иметь силы, чтобы выносить с поля боя раненых. Когда шли тяжелые бои на Калининском фронте, взводу приходилось спасать по 200 – 300 человек. Во время прорыва Маша была ранена второй раз Снова госпиталь. Врачи удивлялись, откуда силы берутся у этой хрупкой девушки, которая столько вынесла за два с половиной года войны! Когда ее вылечили, главный хирург госпиталя решил:
