Он так и не удосужился у нее узнать, от какой редакции она ездила в Чечню. А она не знает, от какого подразделения милиции ездил он…
А, ладно, что было, то было. Как там у поэта:
Что было, то было,
Как-нибудь да было,
Потому что никогда не было,
Чтобы никак не было.
— …Саня, ты о чем задумался? — вывел его из задумчивости Олег. — Ты слышишь, что Поспелов предлагает?
— Ксандр Григорич, — громко и хмельно кричал стажер. — Я вот здесь без вас спорил, но мня не все поддержуют. Я вот грю, что раз вы лично освободили мальчишку, вам премия от отца полагается. Тем более что он не бедненький у нас. С него требовали «лимон» баксами, а вместо этого из государственной казны заплатили… Сколько? Четвертной! Это несправедливо…
— Кто о чем, а лысый о расческе, — добродушно усмехнулся Самопалов.
— Да, Олег Владимирыч, о расческе… Фу, запутался, о премии! Хватит быть бессребрениками, нужно о себе подумать, о детях своих…
— То же самое мне говорил и Мизеранцев, — бросил Струшников.
— Я чужих детей воровать не стану, — обиделся Поспелов. — И не призываю. Но я считаю, что труд должен оплачиваться адекватно моральным и физическим затратам.
— …А говорят еще, что ворон ворону глаз не выклюет, — уловил Максимчук фразу в разговоре двух коллег. — Сейчас выясняется, что Губерман — тот еще фрукт…
— Есть у меня приятель, — вмешался в их разговор Александр. — Андрей Матях, у него большое увлечение, он берет народные поговорки и немного переделывает их. Получается довольно любопытно. Так вот, Андрюха и пошутил: один ворон у другого глаз выклевал. И знал ведь, что не положено, но уж очень кушать хотелось… Так и здесь: всем кушать хочется, вот и добывают пропитание кто как может и умеет.
— К слову, — обронил Струшников. — Губерман-отец принес и официально передал Управлению сто тысяч долларов. Для погашения затрат на операцию и премирование всех участников операции.
— Есть правда на свете! — вскричал Поспелов. — Ура Губерману!
Полковник с чуть заметной усмешкой взглянул на него.
— Вы ему больше пить не давайте. И решите сразу, кто его повезет домой. Да и сами не засиживайтесь, расходиться пора…
Ответом на слова начальника был дружный звяк стаканов и чашек.
— Вот и арестовывай его после такого жеста, — буркнул Самопалов.
— Не говори, — поддержал Николай. И резко поменял тему разговора: — Олег, помнишь, я тебе про бабу рассказывал?
— Какую бабу?
— Ну, ту, которая генералу звонила.
— Помню. Так что?
— Она сегодня у него на приеме была. Утверждает, что это кто-то из наших за нее вступился. Генерал специально у всех начальников отделов спрашивал об этом случае, но никто не признается.
— Вот дурка, — засмеялся Самопалов. — И чего тут скрывать-то?
Александр на этот разговор не обратил внимания. Он и не подозревал, что речь идет о нем.
11.11.1994 г. ПЯТНИЦА.
Москва. Управление. Кабинет Максимчука.
16.00
— Саня, зайди-ка ко мне! — Струшников был, как всегда, лаконичен. — И передай остальным нашим, чтобы через полчасика тоже подтянулись ко мне в кабинет.
— Понял, Палыч. — Максимчук опустил трубку и с деланным недовольством оторвался от бумаг. — Начальство требуют-с, — сообщил он Поспелову.
Курсант заканчивал стажировку и сейчас корпел над отчетом. Он посмотрел на Александра едва ли не с завистью — тот заимел право оторваться от бумаг на вполне законном основании.
— А минуток через тридцать и вас приглашают, — выдержав паузу, добавил Александр.
Сергей довольно ухмыльнулся.
Струшников встретил Максимчука с чуть насмешливым прищуром обычно холодно-непроницаемых глаз. Будто впервые его увидел, оценивающе скользнул взглядом по его ладной фигуре. Будто женщину осмотрел. Впрочем, нет, усмехнулся про себя Максимчук: мужчин оглядывают с головы до ног, а женщин с ног до головы…
— Садись, Саня, небольшой разговор есть. Интимный, так сказать. Несколько даже пикантный.
Озадаченный преамбулой, Александр сделал вид, что его ничем не проймешь. Непринужденно опустился в кресло. Закинул ногу за ногу. Приготовился слушать. Но первая же фраза начальника сбила с него самоуверенность, едва не повергла в шок.
— Ну-ка расскажи мне, краса и гордость московской милиции капитан Максимчук, Александр свет-Григорьевич, кто такая Валентина Сараева? Или Сарыева, как тебе ее привычнее, очевидно, именовать…
Максимчук ошарашенно вытаращился на Струшникова.
— А ты откуда ее знаешь, Палыч?
— Саня, должен тебя предупредить, что сейчас идет вполне официальный разговор. Пусть без протокола и магнитофонной записи…
— Владимир Павлович, вы мне можете объяснить, что случилось?
…А случилось вот что.
В этот день генерал в Доме журналистов проводил пресс-конференцию. Все шло нормально, газетчики привычно терзали его вопросами, щеголяли осведомленностью, пытались спровоцировать на дополнительную информацию… В общем, все шло как обычно.
Пока не подняла руку одна из присутствующих журналисток. Елена Яковлевна, очаровательная начальник пресс-службы Управления, естественно, предоставила ей слово. А та озадачила своим вопросом:
— Расскажите, пожалуйста, подробности проведенной в Грозном операции по освобождению взятого в заложники юноши, сына богатого еврея-коммерсанта.
По ряду соображений информацию об этом случае в сообщения для прессы не включали. Генерал скосил взгляд на Елену Яковлевну. Та чуть пожала плечами: не знаю, мол, откуда ушли сведения.
Собравшиеся журналисты между тем насторожились — заявка была интересной.
— Да, такая операция была проведена, — ответил уклончиво генерал. — К сожалению, в интересах следствия больше я ничего по этому поводу сообщить не могу… Во всяком случае, в данный момент.
После пресс-конференции к генералу подошли несколько журналистов. Дело обычное, такая картина нередко наблюдается после подобных мероприятий. Последней, терпеливо дождавшись окончания всех уточнений, подошла к генералу и та самая девушка.
— Я, наверное, не должна была задавать свой вопрос при всей аудитории…
— Ну что вы, — великодушно слукавил генерал. — У нас сейчас для прессы полная открытость. Просто в интересах дела мы не всегда можем…
— Я понимаю. У меня к вам имеется личная просьба.
— Весь к вашим услугам. — Уставший от общения с «четвертой властью» генерал, мечтая, чтобы все поскорее закончилось, изо всех сил старался казаться любезным.
— В освобождении этого парня принимал участие ваш сотрудник. К сожалению, я не запомнила его фамилию. Украинская какая-то. Зовут его Саша. Вы не могли бы передать ему мой телефон?
Она протянула генералу свою карточку. Тот озадаченно нахмурился — с подобными просьбами к нему до сих пор не обращались.
Генерал в этой жизни повидал немало, его трудно чем-либо удивить. Но тут подрастерялся. Покрутил лаковую бумажку в руках, не зная, что ответить. Потом проговорил:
— Простите, я не очень понимаю…
— Да что тут непонятного? — с досадой выпалила журналистка. — Я обидела его. Я потеряла его. А он гордый, он не станет меня искать. И он не знает, как искать меня. А я на все подряд пресс-конференции в последнее время хожу, и на каждой задаю этот вопрос. Потому что тоже не знаю, как и где искать его…
Генерал по-прежнему молчал, мало что понимая в сумбуре ее слов.
— Ну хорошо, хорошо, я передам, — наконец ответил он. — Просто передать и все?
— Нет, не все. — Валентина подняла глаза на генерала. На мужчину глядели два осенних озерца. — Передайте, пожалуйста, что я его люблю…
И она выбежала из просторного зала с расставленными овалом столами.
Генерал повернул лобастую голову к начальнику пресс-службы:
— Елена Яковлевна, вам доводилось когда-нибудь передавать подчиненным, что их кто-то любит?.. Мне лично нет. А ведь Максимчук, паршивец, женат… Пораспустились, понимаешь, политотдела на них нету! В блаженной памяти времена за такие признания он бы в парткомиссию на ковер точно угодил бы. А сейчас — демократия…
— Так это хорошо или плохо? — чуть усмехнулась Елена Яковлевна.
— Да кто его знает? — после паузы раздумчиво произнес генерал. — С одной стороны, конечно, хорошо, что некому теперь в чужую постель подглядывать. А с другой… Ну разве это дело, когда сотрудник едет на ответственное задание, а сам… любовь крутит, в общем.
Генерал оборвал себя на полуслове, начал складывать в папку бумаги. А потом вдруг улыбнулся. Немного смущенно улыбнулся и сказал:
— Вы знаете, Елена Яковлевна, мне, естественно, никогда женщины через начальников не передавали таких признаний. Времена не те были… Не то чтобы я завидую, но что-то в этом есть… Это ж надо, какую бабу окрутил… И как! Нет, все же позавидовать можно!.. Ну, я тебе, ловелас хохляцкий, покажу любовь!
