— Да-да, конечно! — ответил Митя.
— К члену Военного Совета, — сказал редактор шоферу, сел в «газик» и уехал.
Митя и Саша, очевидно, пришли к соглашению: когда «газик» отъехал, они замолчали и, не обращая внимания на Серегина, быстро пошли по тропинке, вьющейся вдоль подножия холма. Серегин оторопело посмотрел им вслед, а потом бросился догонять. За время пребывания в армейской редакции Серегин прошел большую практику в ходьбе и считал себя хорошо тренированным, но за Митей и Сашей он поспевал с трудом.
Не замедляя шага, они поднялись на, холм, на вершине которого была плешина, окаймленная кустарником и мелколесьем. И дальше, насколько хватал глаз, виднелись холмы, то голые, то покрытые курчавой и густой, как баранья шерсть, растительностью. Левее эти холмы мягко переходили в невысокие горы, правее угадывалась вершина.
Журналисты подошли к серой «эмке», замаскированной в кустарнике. Шофер вывел ее из зеленого гаража. Митя и Саша молча влезли в машину, Серегин так же молча последовал за ними.
Конечно, ехать так лучше, чем добираться до Молдаванки на попутных машинах. Плохо только, что он лишен самостоятельности и зависим от Мити и Саши. Подумав об этом, Серегин вдруг догадался о причине столь нелюбезного поведения своих собратьев по перу. Они были, вероятно, недовольны тем, что он едет с ними. Считали неудобным отказать редактору, когда он попросил взять Серегина, а теперь жалеют об этом и молчаливо выражают свое недовольство. Придя к такому выводу, Серегин огорчился. В то время, когда редакция армейской газеты находилась в Ростове и в ней часто бывали корреспонденты центральных и фронтовой газет, он привык к тому, что эти квалифицированные и более опытные товарищи считали своим долгом помочь армейской газете.
В свою очередь сотрудники армейской газеты, бывая в дивизиях, старались зайти в дивизионную редакцию. Такой порядок Серегин считал правильным, и поэтому поведение Мити и Саши его глубоко возмутило.
Самое лучшее, конечно, было бы сказать им несколько «теплых» слов и отказаться от их помощи. Но ведь тогда пострадали бы читатели «Звезды»: на другой день они не нашли бы на ее страницах сообщения, о том, как был занят населенный пункт и сильный узел обороны немцев. Не объяснять же читателям отсутствие информации тем, что у корреспондента было оскорблено самолюбие! Читателям нет дела ни до этого, ни до того, что у корреспондента болит голова, или натерты ноги, или что он три ночи не спал. Нет таких причин, которые могли бы оправдать отсутствие в газете материала, ожидаемого читателями. В песне сказано правильно: «Жив ты или помер, главное, чтоб в номер матерьял успел ты передать…»
Итак, Серегин, подавив порывы бунтующего самолюбия, свернул папиросу и стал молча курить.
5
Машина то ныряла серой утицей в долины между холмами, то взбиралась на их гребни. Постепенно она выплыла на равнину и, переваливаясь на ухабах с боку на бок, быстро понеслась по дороге. Кубанская природа, хоть и выцветшая и обносившаяся за лето, привлекала Серегина своей мягкой красотой. Житель города, он остро чувствовал очарование лугов и лужаек, и зарослей кустарника, и тихих рощ, и высоких тополей, хвастливо показывающих ветру атласную подкладку своего наряда.
Вот они въехали в рощу, и в открытые окна машины сразу повеяло прохладой. В дни паводка, должно быть, рощу заливало, и кубанские воды нанесли сюда белого, чистого песку. На этой, хорошо орошаемой почве возросли могучие — в два и в три обхвата — вербы. Мощные змеевидные корни, поднимаясь высоко над землей, как бы подпирали их гигантские морщинистые стволы, опутанные седыми, высохшими водорослями.
В роще еще недавно жили. В песке между корнями сохранились лежанки, застланные примятыми листьями; то тут, то там виднелся, казалось, еще не остывший пепел костров, торчали рогатки, на которых недавно висели солдатские котелки. Сейчас под зелеными сводами верб было пусто и тихо. Только воробьи купались в песке и рылись в брошенных норах, разыскивая крошки хлеба.
За рощей пошли густые заросли тальника. А дальше дорога уперлась в железнодорожную насыпь, на которой, однако, не осталось и следов ни от шпал, ни от рельсов. Впрочем, их и трудно было бы обнаружить под густыми бурьянами.
С высоты насыпи журналисты увидели широкую плоскую равнину, перепоясанную узким проселком. Он был тесно забит медленно ползущими автомашинами, тягачами и подводами с боеприпасами, продуктами и всяким военным имуществом. Вся эта длинная колонна вытянулась в ниточку, как бы стиснутая с боков невидимыми барьерами. Какой-то нетерпеливый водитель вывел было свой тягач на зеленый простор, некоторое время быстро катил сбоку колонны, обгоняя других. Вдруг тягач резко поднялся на дыбы, из-под него вырвалось пламя, полетели комья земли и куски металла…
Пришлось и серой «эмке» пристраиваться в хвост и пересекать равнину со скоростью, жестоко испытывающей терпение рвущихся вперед журналистов.
За равниной пошло опять мелколесье и рощи, еще хранившие свежие следы недавнего боя. Здесь пришлось долго плутать в поисках штаба дивизии. Он разместился на опушке рощи, в глубоко врытых в землю блиндажах.
Выскочив из машины, Митя с радостным восклицанием бросился к грузному лысому подполковнику, который стоял под деревом, вытирая лицо большим синим платком.
— Вот кто нам расскажет все о том, как взяли Молдаванку! — сказал Митя, беря в свои руки инициативу разговора. Очевидно, Митя встречался с подполковником раньше. Серегин же видел его впервые, потому что никогда раньше не бывал в этой дивизии, лишь недавно влившейся в Н-скую армию.
Подполковник вяло улыбнулся корреспондентам и протянул им руку. Рука была сухая и горячая.
— Могу рассказать, только без подробностей, — сказал подполковник. — Подробности — в полку.
— Хорошо, без подробностей, — согласился Митя, извлекая блокнот. Саша и Серегин сделали то же. — Что собой представлял этот узел сопротивления?
— Мы участвовали в бою за Молдаванскую одним полком. Остальные два действовали правее. Очень хорошо было осуществлено взаимодействие с соседом слева, от которого тоже наступал на станицу один полк.
Корреспонденты записали это.
— Как же была укреплена станица?
Подполковник стал довольно подробно рассказывать.
Как только он замолкал, Митя или Саша тотчас задавали ему новый вопрос. Серегину они не давали раскрыть рта. Несколько раз он пытался спросить, но Митя и Саша поспешно перебивали. Серегин начал убеждаться в правильности своих подозрений: собратья по перу явно затирали его.
Пока что, конечно, ничего страшного не было. Его интересовали те же факты, что и Митю и Сашу, оставалось только слушать да молча записывать, но было очень неприятно и обидно.
Рассказывая, подполковник несколько раз вынимал платок и вытирал лицо, хотя на нем и не было заметно пота. Глаза у подполковника были красные, веки припухшие, и Серегин вдруг понял, что он измучен недосыпанием и не столько вытирает лицо платком, сколько растирает, чтобы отогнать сон.
Несмотря на крайнюю усталость, подполковник добросовестно рассказал журналистам все, что ему было известно, то есть течение боя и действия батальонов. Но это не могло удовлетворить корреспондентов. Им все-таки нужны были подробности. Подполковник развел руками.
— Ну ничего, — сказал Митя, — поедем в полк, там все выясним.
— Вы туда не доберетесь, — возразил подполковник, — полк еще в бою…
— Да станица-то ведь взята? — удивился Саша.
— Вы же знаете, что бой за населенный пункт считается выигранным, если взят его центр. Противник еще цепляется за северную окраину. Но не в этом дело. Единственная дорога, ведущая в Молдаванскую, забита транспортом.
Журналисты вспомнили только что проделанный путь через равнину и приуныли.
— Ладно уж, я вам помогу, — утешил их подполковник. — Я свяжу вас по телефону с командиром полка.
Они спустились в глубоко высеченный в твердой глинистой почве блиндаж, где у полевого телефона дежурил охрипший связист.
— Вызывай Кубань, пятнадцатого, — сказал ему подполковник.
Связист ожесточенно закрутил ручку телефона.
— Кубань, Кубань, я — Волга. К аппарату пятнадцатого. Товарищ пятнадцатый. С вами будет говорить товарищ седьмой.
Подполковник взял трубку.
— Ну как остатки? Подчищаете? — спросил он.
Пока подполковник внимательно слушал, что ему сообщал пятнадцатый, Митя и Саша нетерпеливо переминались с ноги на ногу, готовые схватить телефонную трубку, а Серегин торопливо размышлял о создавшемся положении. Сейчас Митя овладеет телефоном и начнет разговаривать с пятнадцатым, невидимому командиром полка. Что он будет рассказывать, Серегин не услышит. Рассказывать вторично, для Серегина, командир полка, понятно, не согласится, да и обращаться к нему с такой просьбой в то время, как полк еще ведет бой, немыслимо. Остается просить потом Митю, чтобы он поделился своими записями. А Митя начнет выламываться и самый интересный факт обязательно утаит. Ах, как нехорошо, как неудачно все складывается!
