Обычно Утехин связывался с генерал-лейтенантом Соколовским. Но в этот раз поступил иначе. Время играло против них. Дорога была каждая минута.
Трубку подняли практически сразу, как только полковник набрал номер.
— Слушаю, — прозвучал мягкий голос начальника Генерального штаба Василевского.
— Товарищ маршал, извините, что побеспокоил, это звонит полковник Утехин, начальник третьего отдела «СМЕРШа».
— А, Георгий Валентинович, — все тем же мягким голосом произнес Василевский. — Хочу сказать, что вы своей работой очень помогли нам. По нашим оперативным данным, немцы поверили в направление северного удара и подвели к Ленинградскому фронту значительные силы. При встрече я бы лично пожал вам руку за хорошо проделанную работу!
— Очень польщен высокой оценкой, товарищ маршал, но сейчас я располагаю информацией, что немецкая разведка догадывается о том, что длительное время мы просто водили их за нос, и попытается навязать свою игру.
— Что вы имеете в виду? — насторожился маршал Василевский.
— Нам стало известно, что несколько дней назад был раскрыт наш агент, и я не исключаю того, что полученную информацию противник может поставить под сомнение.
— Ах, вот вы о чем… Операция «Связной» уже принесла свои результаты. Вы сделали свое дело! Сейчас уже неважно — поверит он в это или нет, потому что операция «Полководец Румянцев» уже началась. Я вам могу сказать даже больше: войска Воронежского и Степного фронтов наносят рассекающий удар в направлении городов Богодухов, Валки и Новая Водолага. Немцы даже не успеют перенаправить в зону наступления отправленные дивизии. Так что скоро город Белгород будет наш!
— Нисколько не сомневаюсь, товарищ маршал.
— Если что, Георгий Валентинович, звоните, я всегда на связи. — Тепло попрощавшись, Василевский положил трубку.
«Странно, — подумал Утехин, — что маршал знает мое имя». Спрашивается, откуда начальнику Генерального штаба знать имя и фамилию пусть не совсем обычного, но все-таки полковника? Некоторое время он сжимал трубку в ладони, после чего аккуратно положил на аппарат. Накатившее напряжение ушло.
С недавних пор Мельник приобрел привычку выкуривать утреннюю сигарету в зеленом сквере неподалеку от своей квартиры. Жизнь в оккупированном Пскове не замирала ни на минуту. Даже сейчас, едва ли не с первыми лучами взошедшего солнца, люди торопились по каким-то своим делам, большей частью на работу. В основном это были женщины; заводы, фабрики, учреждения продолжали работать, вот только служили они теперь немецкому режиму.
В какой-то степени людей можно было понять — у многих из них имелись семьи (голод толкает еще и не на такое!), а за свою работу они получали марки, которые были в ходу по всей оккупированной территории. На заработанные деньги можно было купить продукты на рынке, например, молока для малолетнего ребенка или прикупить мешок картошки, а в кондитерском магазине, пусть редко, но приобрести пряников, чтобы побаловать ребятишек сладким.
Мужчины призывного возраста — почти все в немецкой форме, среди которых немало полицаев. Остальные — женщины, старики и подрастающая молодь, еще далекая от военнообязанного возраста. Калек тоже было немало — безруких, безногих, — печальные свидетели Гражданской и финской войн, а также различных военных кампаний, в которых напрямую или косвенно участвовал Советский Союз в последние годы. Иных инвалидов было слышно издалека, в особенности, когда они громыхали по асфальтовым неровностям на своих небольших деревянных тележках, прикрепленных на подшипники.
Одного такого Мельник знал, его звали Михась. Парень был молодой, немногим за двадцать, но уже изрядно покалеченный, и оставалось только удивляться его оптимизму, когда он заигрывал с молодыми девушками. По утрам их время странным образом пересекалось: Михась выруливал на своей тележке из-за поворота пятиэтажного дома в тот самый момент, когда он присаживался на скамейку в сквере. Поначалу он не знал, куда именно направляется в такую рань лихой парень, и с любопытством посматривал в его сторону, лишь некоторое время спустя увидел его в сапожной мастерской с небольшим молоточком в руках неподалеку от своего дома.
Работал Михась так же энергично, как и разъезжал: с шутками и прибаутками, вызывая неподдельную симпатию у всякого клиента. За доставленное веселье и качественную работу рассчитывались с ним щедро, так что парню хватало не только на кусок сала, но еще и на штоф водки после рабочего дня. Возвращаясь к дому хмельной и довольный, он орал нескладные частушки под аккомпанемент своей колесницы. В общем, парень был занятный и бедовый. А пару дней назад они стали приветствовать друг друга, как старые знакомые.
В этот раз Михась появился немного пораньше — Мельник не успел даже закурить сигарету и насладиться одиночеством под тенью ветвистого и широкого клена, как вдруг услышал громыхание его «колесницы». Погода выдалась по-утреннему свежей, но Михась, в красной рубахе на голое волосатое тело, лихо раскатывал на своей тележке, энергично помогая себе руками.
Вопреки ожиданию, он вдруг повернул в его сторону и прокричал издалека:
— Мил-человек, табачком не угостишь?
Выбив из пачки пару сигарет, Мельник терпеливо наблюдал за приближающимся Михасем. Обрубки ног, привязанные ремнями к деревянной низенькой тележке, выглядели едва ли не ее продолжением — парень настолько лихо управлял своим нехитрым транспортом, отталкиваясь деревянными колодками от асфальта, что его трудно было представить шагающим.
Михась остановился у самых его ног. Выглядел он свежо, на щеках юношеский румянец, грудь крепкая, шея мускулистая. В довоенной жизни Михась был наверняка весьма симпатичным парнем и заставлял взволнованно колотиться не одно девичье сердечко.
Но что поделаешь, война не щадит даже былинных героев.
— Ух ты, даже две! Спасибо, мил-человек, вот уважил! — проговорил Михась. Одну сигарету он заложил за ухо, про запас, другую лихо вставил в уголок рта и попросил: — Может, и огонек найдется?
Вытащив из кармана коробок, Мельник чиркнул спичкой и, спрятав робкий огонек в широких ладонях, уважительно поднес его к губам Михася.
— Тебе привет от бакалейщика, — неожиданно произнес тихо Михась. — В разведшколу сегодня не приезжай, тебя вычислили, попадешь в гестапо! Как только я отойду, поднимаешься со скамейки и сворачиваешь за угол дома. Там ждет грузовик. Он вывезет тебя за город, а дальше тебя переправят за линию фронта. — И уже громко, превращаясь в прежнего любимца и балагура, воскликнул: — Еще раз спасибо за угощение, мил-человек. Почапал я!
Оттолкнувшись от асфальта затертыми и почерневшими деревяшками, Михась заколесил в сторону сапожной мастерской, не пожелав выслушать ответа.
Поднявшись и стараясь выглядеть непринужденно, Антон направился в сторону соседнего дома: стена из вековых кленов, разросшихся вдоль дороги, надежно спрятала его от любопытных взглядов. В какой-то момент он не выдержал и обернулся на дорогу, по которой, громыхая подшипниками, катил Михась (вряд ли они когда-нибудь встретятся, надо было хоть спасибо сказать).
Внезапно из-за поворота вынырнул «Мерседес-Бенц» и повернул в сторону его дома. Едва автомобиль остановился подле подъезда, как двери тотчас широко распахнулись, и из салона выскочили трое автоматчиков, а за ними выбрался шеф гестапо Шнайдер (что за честь!). Автоматчики уверенно проскочили в подъезд, а Шнайдер, худой нескладный немец с невероятно длинными, словно у аиста ногами, картинно заложив руки за спину, зашагал следом.
Отступив за деревья, Антон Мельник, не привлекая к себе внимания, завернул за угол пятиэтажного дома и, стараясь не сбиться на скорый шаг, двинулся к грузовику, стоявшему на обочине. Лицо шофера показалось ему знакомым. Так и есть! Водитель работал грузчиком у бакалейщика. Он нетерпеливо махнул рукой, давая понять, что следует торопиться. Открыв дверцу кабины, Мельник сел рядом с ним.
— Почему так долго? — раздраженно спросил водитель и, не дожидаясь ответа, сказал: — Все! Поехали! Если за пятнадцать минут не выберемся, перекроют все дороги. — Грузовик выехал на безлюдную улицу. Глянув на угрюмо молчавшего Мельника, он продолжил: — А я ведь тебя как-то пристрелить хотел… Больно мне не нравилась твоя форма и то, как ты важно в ней расхаживаешь! А ты, оказывается, из наших.
— Ты на дорогу смотри, — хмуро обронил Мельник. — Нам сейчас аварии еще не хватало.
Глава 23
Правильная женщина
Даже странно, что каких-то несколько дней назад он просто сходил по ней с ума. А ее звонкий и чистый голос вызывал у него головокружение. От прежнего состояния у Геннадия ничего не осталось. А ведь он ощущал нечто такое, чего словами не передашь. Возникшее чувство накрыло его, как морской прилив, и представлялось настолько глубоким, что просто не ведало дна. Значит, он ошибался. Влюбленность вдруг разом отступила, как это случается с отливом, оставив лишь неровную подпорченную поверхность. Куда все это разом подевалось? Ни дыма, ни облачка, ничего не осталось. Даже светлых воспоминаний.
