Это надо было видеть, как у всех парней после этих слов от удивления и возмущения вытянулись физиономии — шок!..
Всё же кто-то нарушил затянувшееся молчание, растерянно проговорив в полголоса: — Вот видишь, что делают, сволочи… Мы же крайними и оказались, — и шутливо, но как-то уж очень хмуро добавил, обращаясь к Будунову, — Это всё ты, Борис, виноват — «накаркал» утром…
А «румыны» как будто бы ждали окончания передачи последних известий — огонь вдруг резко усилился, пули роем стали биться в торец здания. И почти также резко стрельба прекратилась. Создалось впечатление, что от радости за услышанное они так своеобразно отсалютовали Москве и «Маяку»…
* * *
…Рано утром — ещё только начало светать — со штаба от Притулы прибежал нарочный:
— Сегодня в Бендерах будет работать комиссия ООН. «Миксер» приказал: всякие боевые действия прекратить! Огонь открывать только в случаях непосредственной угрозы жизни!..
«Ну, наконец-то, — парни вздохнули с облегчением, — Хоть закончится эта бойня…», — наивно полагая, что комиссия ООН — это серьёзно.
«…День опять будет жарким, душным», — глядя в прозрачно-голубое небо без единого клочка облаков, думал Михайлов по дороге из штаба, куда ходил с данными, полученными от ночного дозора. Бездонная голубизна неба располагает к спокойствию. И не хотелось думать, что идет война, а вся эта утренняя тишь-благодать — это как дар Божий, как кратковременное напоминание о той мирной поре, что отняла война, и, как видно надолго… — «И тишина-то какая! Звенящая… Слышно даже, как птички пересвистываются. Какой-то странный сегодня день — после «горячки» почти непрерывных боев последних дней, — …это сколько мы здесь? Да неделю уж как!…И вдруг такое непривычное безделье».
«На сегодня отдыхайте! Никакой «работы»! Это серьёзно», — застряли в голове пророкотавшие, как рашпилем по жести, слова враз посуровевшего Притулы.
Ну, уж какой тут «отдых»? Совсем недолго — каких-нибудь часа три и наслаждались тишиной. Как вдруг, взрезав тишину — казаки от неожиданности аж дёрнулись — где-то близ вокзала длинной очередью ударил «крупняк», следом затрещало несколько автоматов. И тут захлопали взрывы мин. Далековато. Все прислушались, насторожились. Да, ведь минометные обстрелы — дело нешуточное. Видели, и уже познали на собственной «шкуре» «игру» этих «балалаек» — хочется без остатка вжаться в землю, раствориться!.. А когда еще и стрельба из автоматов, то вообще не слышно, как мина подлетает. Да и не усмотришь её… Чувство подавленности, полной беспомощности тут и бывалого-то вояку охватывает. Всяко было, но, слава Богу — группа без потерь…Вот визгливый грохот уже ближе. Ещё ближе. И вдруг сразу две серии — по три взрыва один за другим! — рядышком с торцом дома, одна из мин лупанула на крыше, сыпанув с потолка на парней пылью…
— Все по местам!!!
Казаки разлетелись к простенкам, присели под подоконники — хоть какое-то спасение от осколков. Мина, как известно, разрывается при минимальном соприкосновении с препятствием, стену или панель перекрытия ей не пробить, а вот через окно осколками может так стегануть!..
— И чего стреляют? Не знают, что так можно и убить кого-нибудь? — пытался пошутить Ивашко. Но шутки не получилось, он это уже сам понял. Парни его будто и не услышали…
— Слышь, может я их ведром пугану, а?.. — спросил, заглянувший в комнату «Махно».
— Я-тте пугану!.. — грозно откликнулся Будунов. — Что, давно не стрелял? Хлопчику скучно стало?.. Иди-ка на своё место и не дури!
Этот «фокус» применяли не раз, когда «румыны» уж слишком начинали «доставать». И был он весьма прост: взяли как-то ведро, в дне дырку сделали, а в неё — ствол автомата, и короткими очередями. Звук, как из «крупняка». На той стороне сразу же притихают…
— Что ж, эти суки ОПОНовские, делают-то? — сквозь зубы прошипел Будунов, — Ведь комиссия ООН же…
— А что ещё от этих «ментяр» хотел? — перебив его, пробурчал, присевший у окна, Тумаков.
— Ну, Виталя, ты «ментов»-то уж не обижай, — не отрываясь от дела — спешно набивая сумку бинтами, жгутами, тампонами и немногими оставшимися медикаментами, встрял в разговор Лекарев — балагур и, как сам шутил: ныне только по совместительству он хирург, врач-травматолог, здесь показавший себя отчаянным воякой, — «Менты» — пусть всякие-разные, но они всё же нашенские! А у «романештов»-то ныне «поллюцейские». Зато как красиво звучит: «Отряд поллюции особого назначения»!.. — под общий смех выдал он очередной перл.
— Сейчас эти гады понатворят делов и опять, как под Дубоссарами, ООНовцам на нас все «стрелки переведут»… — пророчески высказал Борис, — Сашка рассказывал: казалось бы, с «поличным» поймали «румын», когда туда на позиции прибыли ООНовские наблюдатели, и вдруг с правого берега был открыт шквальный пулеметный огонь. Свою работу, естественно, они свернули. Самое интересное, что молдовская сторона сразу же нашла «отмазку»: мол, это стреляли приднестровские провокаторы, скрытно перебравшиеся через Днестр. Угадайте с трёх раз: кому ООНовцы поверили? Вот то-то же…
«…Да что эти, находящиеся в зоне конфликта, эмиссары-международники сделают? Остановят войну? Назовут вещи своими именами и укажут на виновных? Да ни хрена!..Если человек убивает человека ножом в подворотне, люди негодуют и суд называет его преступником и убийцей. На войнах, развязанных политиками, где все убивающие становятся просто лишь противниками — «нашими» и «чужими», погибают уже тысячи и тысячи — убийства становятся уже статистикой. Убийца-уголовник до суда платит деньги адвокату за науку лжи. Изобличенного преступника приговаривают к тюремному сроку. Солгавший на суде свидетель тоже несет уголовную ответственность. Политикам — легче. За них лгут президентские аппараты и СМИ. Президенты летают в женевы и нью-йорки на саммиты и конференции по урегулированию конфликтов и прекращению войн, где не принято говорить друг другу в лицо «убийца». Ведь убивают-то и умирают другие. А «карманные» парламенты в угоду своим президентам принимают законы об их неподсудности и защите чести… И что, виноватых — нет?!..Что они, эти пришлые ООНовские миссионеры, смогут понять в чужой стране, где по обе стороны фронта им чаще всего говорили слово «мир», где от каждого, с кем один на один беседовали, слышали: мне эта война не нужна… Недоумевали и наивно ждали ответа на свой вопрос: кому же тогда она нужна?.. Что они могут здесь понять, когда и те, и другие после этого всё же продолжают ходить в атаки, стрелять и убивать, а во время коротких передышек чистят оружие и нещадно ругают политиков. Всех — и «чужих», и «своих». Но больше всего — обожаемого Западом «Горбача». Что они: этот женоподобный бразильский дипломат с лицом бухгалтера, сухопарая чопорная английская леди да военный эксперт — расшитый золотыми позументами «чернослив» — конголезский полковник, смогут сделать? Да ведь, в конечном счете, по фигу им это всё! Ну, посчитают количество свежих могил, раненых и искалеченных в госпиталях и больницах, зафиксируют разрушения, соберут жалобы и обращения в ОБСЕ и ООН, составят справочку о материальном ущербе… Её, конечно, обсудят на заседании ООН и, несомненно, призовут враждующих к миру. И всё?! Но призывы ещё никогда войн не останавливали. Войну остановить может только сила. Пошлют сюда войска ООН? А на кой ляд они бы здесь были нужны? «Доблестные» ООНовские войска себя уже «прекрасно» в Югославии показали… Вот наша 14-я армия — чем не «голубые каски» на Днестре?», — так в Приднестровье думали многие.
«Кстати, узнали, что позавчера Неткачева с командарма наконец-то сняли, а новый командующий — ещё неизвестно, что за «птица»… Но, по крайней мере, хоть появилась какая-то надежда. Это, если исходить из слов, сказанных им на пресс-конференции, кусочек которого случайно услышали вчера сквозь хрип уличного репродуктора. Дай-то Бог!..».
* * *
…Рядом почти одновременно дважды сильно рвануло. Третий взрыв ближе — где-то у перрона. Здание тряхнуло, услышали, как на этажах правого крыла разом со звоном и шелестом осыпались стекла.
— Это уже не мины!.. — Вадим и следом Борис выскочили в коридор. С потолка и из дверного проёма архива, поддуваемая сквозняком, медленно сеялась пыль. Быстро подбежав туда, сквозь оседающую белёсую пелену в комнате увидели «вселенский» разгром: весь потолок изгрызен осколками, плафоны сорваны, один из них качается на проводе, повсюду валяются обломки стола и шкафа, которыми было заставлено одно из окон, сам шкаф — его раздолбанный остов — опрокинут на пол, стеллаж завалился. В окнах стекол как не бывало, одну раму разнесло в куски и дрова, тюлевую штору сорвало, другая висела лохмотьями…
— Саша, ты где?.. Жив? — только и успели спросить, как пригнулись — где-то протараторил пулемет и в туго набитые бухгалтерскими документами папки, стоявшие на ближнем к двери стеллаже, с характерным чмоканьем вонзились пули.
