– Сантьяго! – Впереди скакал на коне майор Вивар, выкрикивал боевой клич, способный обратить поражение в победу. – Сантьяго!
Уклон позволял касадорцам развить невероятную скорость, а знамя придавало им отвагу мучеников. Они смяли фланг драгун, обагрив палаши и сабли французской кровью. Д'Эклан кричал, стараясь перестроить своих людей, но знамя святого было уже в середине его эскадрона. Длинный конец хоругви покраснел от вражеской крови.
– Бегом! – заорал Шарп. – В атаку! Марш! Второй эскадрон драгун рванулся с места. Вивар это предвидел и мгновенно увел своих людей вправо, оставив позади месиво из человеческих и конских тел.
– Стой! – Шарп выбросил в стороны руки, останавливая стрелков. – Спокойно, ребята! Один залп! Целиться влево! По лошадям! Огонь!
Лошади с ржанием полетели в грязь. Драгуны выдергивали сапоги из стремян и откатывались от гибнущих животных.
– А теперь – бей ублюдков! – крикнул Шарп и бросился вперед.
Толпа налетела на разорванную кавалерийскую цепь. Драгуны рубили сверху вниз длинными палашами, но стрелки, касадорцы и крестьяне окружали кавалеристов, калечили лошадей и стаскивали всадников на землю. Стянули с серой лошади и закололи ножами трубача. Несколько драгун пытались плотной группой пробиться через толпу. Шарп ухватил палаш двумя руками и рубанул первую лошадь по шее, потом обратным ударом выбил всадника из седла. Городская женщина ножом перепиливала горло слетевшему с коня французу. С восточного берега ручья бежали назад испанцы, чтобы принять участие в резне.
Протрубил горн, и третий французский эскадрон ринулся в хаос. Над покрытым трупами полем развевалась белая хоругвь. Блас Вивар и его верные касадорцы, словно лезвие, рассекали вражескую массу. Испанский сержант размахивал длинным шестом с перекладиной, и хоругвь, как гигантский белый змей, извивалась над полем битвы.
Граф Моуроморто принял вызов. Шелковое полотнище олицетворяло собой все, что он так ненавидел в Испании. Оно символизировало старину, господство церкви над разумом, тиранию Бога, которого он отрицал. Граф дал шпоры коню и направил его в гущу охраняющих хоругвь всадников.
– Он мой! Он мой! – без устали выкрикивал майор Вивар.
Клинки братьев с лязгом встретились. Конь Вивара натренированно пошел на врага, и майор сделал резкий выпад. Граф закрылся. Один из касадорцев подлетел к графу сзади, однако Вивар криком велел ему не вмешиваться:
– Он мой!
Граф нанес два молниеносных удара, от которых любой другой человек вылетел бы из седла. Вивар парировал оба и после второй защиты проткнул бедро брата. Кровь хлынула на белые сапоги.
Граф ткнул коня шпорой, тот пошел вбок; еще один тычок – и конь ринулся вперед. Моуроморто зарычал, понимая, что для победы в бою достаточно насадить брата на саблю. Но Вивар отклонился, и лезвие просвистело мимо. В то же мгновение Вивар выпрямил руку, и его палаш вонзился в живот Моуроморто. Глаза братьев встретились, и Вивар провернул палаш. Он понимал, что не имеет права на жалость.
– Предатель!
Он еще раз провернул лезвие и сапогом оттолкнул чужого коня. Длинное лезвие выскользнуло из тела, кровь хлынула на луку седла, и граф с предсмертным криком рухнул в кровавую грязь.
– Сантьяго! – торжествующе закричал Вивар, и его клич был подхвачен по всей долине.
Касадорцы бросились в бой на третий эскадрон. Драгуны разворачивали коней, понимая, что не выдержат свирепой атаки. Сабля касадорца рассекла горло французского знаменосца, испанец выхватил пику с флагом драгунского эскадрона и потряс ею, торжествуя победу. Полковник д'Эклан видел пленение своего флага и понял, что он разбит великой белой хоругвью Матамороса.
– Назад! – Егерь чувствовал момент, когда бой становится бесполезным и лучше сохранить людей, которые смогут сразиться в другой раз.
– Нет! – Шарп видел, что полковник приказал отходить, и кинулся к французу. – Нет! – Лодыжка еще болела после прыжка с лестницы собора, бежать было трудно, тем более по вязкой грязи. Лишь огромным усилием воли Шарп заставлял себя переставлять ноги. При этом он продолжал выкрикивать: – Стой, ублюдок! Не уйдешь!
Д'Эклан услышал оскорбление, обернулся и, увидев, что лейтенант далеко обогнал своих стрелков, принял вызов. Он поскакал на Шарпа. Егерь помнил, что во время последней схватки применил свой прием с перебрасыванием сабли в другую руку. Теперь полковник решил сделать по-другому. Он даст коню шпоры в самый последний момент, конь ринется вперед, и удар, усиленный инерцией, будет неотразим.
Шарп ждал, готовясь рубануть лошадь палашом по морде. Кто-то крикнул: «Прыгай в сторону!» – но стрелок принял боевую стойку и ждал надвигающегося коня. Д'Эклан опустил саблю, словно намереваясь всадить ее в ребра противника, и лишь в последнее мгновение, когда черный жеребец рванулся вперед, француз с проворством жалящей змеи вскинул саблю и обрушил на голову стрелка чудовищной силы рубящий удар. Д'Эклан рубил с торжествующим криком, зная, что, если противник попытается атаковать коня, времени на защиту у него не будет.
Но Шарп не стал атаковать коня. Вместо этого он молниеносно вскинул палаш и принял на него страшный удар. Лейтенант чуть не рухнул на колени, однако удержался и, бросив рукоять палаша, ухватил полковника за руку с саблей. Палаш больно стукнул Шарпа по плечу, но он не разжал хватку, а вцепился в кисть француза еще и левой рукой.
Д'Эклан не сразу сообразил, что произошло. Англичанин повис на нем, как охотничья собака на медведе. Конь поволок лейтенанта по грязи, норовя при этом укусить. Егерь бил стрелка свободной рукой, но Шарп вцепился в него, как клещ, изо всех сил пытаясь стянуть француза на землю. Его голая правая нога была в крови и грязи. Ремешок на гарде сабли резал пальцы, как бритва.
На помощь неслись Харпер и несколько зеленых курток.
– Не трогать! Он мой! – крикнул Шарп.
– Бей сволочь! – Харпер треснул коня прикладом по зубам.
Жеребец дернулся, д'Эклан потерял равновесие и под тяжестью Шарпа вылетел из седла. Стрелки занесли штыки над французом.
– Нет! – отчаянно закричал Шарп. – Нет! Нет! Он упал на землю вместе с д'Экланом и при падении отпустил захват. Француз вскочил на ноги и отмахнулся саблей от окруживших его стрелков. Шарп свой палаш потерял. Д'Эклан глянул, где его конь, и бросился на лейтенанта.
Харпер вскинул ружье.
– Нет! – Протестующий крик Шарпа потонул в грохоте выстрела.
Пуля угодила д'Эклану прямо в рот. Голова француза едва не оторвалась от тела. Он рухнул на землю. В темнеющее небо ударил фонтан крови. Тело полковника дернулось, как выброшенная на берег рыба, и застыло.
– Как это «нет»? – возмущенно произнес Харпер. – Ублюдок хотел насадить вас на вертел!
– Все нормально. – Шарп разминал пальцы правой руки. – Все нормально. Я боялся, что ты продырявишь его рейтузы.
Лейтенант смотрел на подбитые кожей рейтузы француза и высокие, великолепно пошитые сапоги. Это были дорогие, редкие вещи, и теперь они принадлежали Шарпу.
– Отлично, ребята. Снимайте с него чертовы штаны и сапоги. – Стрелки уставились на своего офицера, как на сумасшедшего. – Снимайте к чертям рейтузы! Они мне нужны. И сапоги тоже! Зачем, по-вашему, мы здесь? Быстро!
Несмотря на то что его видели Луиза и дюжина других женщин, Шарп сбросил сапоги и шаровары.
В небе гасли последние лучи заката. Уцелевшие драгуны ускакали. По всему полю стонали и цеплялись за траву раненые, между которыми бродили в поисках добычи победители. Кто-то из стрелков притащил лейтенанту роскошный ментик, но Шарп отказался от вычурной и ненужной вещи. А вот рейтуз ему отчаянно не хватало. Подбитые кожей рейтузы полковника с красными полосами были словно на него сшиты. Вместе со штанами ему досталась самая дорогая для любого пехотинца вещь – пара отличных сапог. Высокие сапоги из добротной кожи, в которых можно маршировать, которые не пропускают дождь, снег и воду из кишащих духами ручьев, великолепные сапоги, на славу сработанные сапожником, будто знавшим, что придет время и эта роскошь достанется стрелку.
Шарп выкрутил острые как бритва шпоры, подтянул сапоги и удовлетворенно притопнул. Затем застегнул зеленую куртку и надел ремень. Лейтенант улыбнулся. Обновленное старинное знамя принесло победу, красный ментик валялся в грязи, а Шарп нашел наконец новые сапоги и рейтузы.
Старая хоругвь, поведала Луиза Шарпу, была вшита в новую. Она сама втайне проделала эту работу еще в крепости, прежде чем отправилась в Сантьяго-де-Компостела. Идея принадлежала Вивару, она же и сблизила испанца с девушкой.
– Сержантские нашивки, – добавила Луиза, – сделаны из того же шелка.
Шарп посмотрел на ведущего строй стрелков Харпера.
– Только ему, ради бога, не говорите, а то возомнит себя чудотворцем.
– Вы все чудотворцы, – тепло произнесла Луиза.
