Погода в конце апреля испортилась, над морем нависли низкие облака, это усложнило разведку и наведение, но напряжение боевой работы не спадало. Саша Емельянов [212] с радостью сообщил, что их экипажу дали самолет (Хохлову - тоже) и они уже несколько раз ходили на задание.
Я им завидовал. И клял судьбу за то, что она в такой неподходящий момент (не сегодня-завтра Севастополь будет освобожден!) кинула в госпиталь. С надеждой поглядывал на правую ногу, закованную в гипс.
А у майора положение с каждым днем все осложнялось. На разможженной ноге начали темнеть пальцы. Необходима была немедленная ампутация. Откуда-то привезли хлороформ для общей анестезии. С раненым долго говорил главврач, уговаривал согласиться на операцию.
- Нет! - твердо ответил майор. - Сегодня - одну, завтра - другую… Не хочу жить обрубком. Отрежете без согласия - пущу себе пулю в лоб. Виноваты будете вы.
Потом приходила Машенька. Она сидела у его кровати, худенькая, хрупкая, в ослепительно-белом халате, с шапкой непокорных огненных волос, выбивающихся из-под белой косынки. Нежно-нежно гладила руку, с болью в голосе говорила:
- Ну зачем вы так? Не надо упорствовать. В конце концов главное - голова, руки… сердце человека. А без ноги жить можно. Протез хороший сделают. У вас жена, сын, ждут вас. Соглашайтесь, я прошу вас, очень.
Майор посветлевшим взглядом смотрел на Машу, подносил ее маленькую ручку к губам, легонько прикасался к ней.
- Нет, Машенька. Спасибо за доброе сердце, но - не могу.
Когда приходили к нему друзья-истребители, он сразу оживлялся, веселел. Интересовался делами в эскадрильи, полку. Но стоило им заговорить об операции, тотчас суровел.
- Нет! - твердил одно. - Не хочу быть обузой кому-то.
- Но ведь и без ноги летать можно, - доказывали ему.
- Где вы такое видели?
- А Любимов?
Историю Любимова знали все черноморские летчики. Осенью сорок первого комэск И. С. Любимов был сбит в воздушном бою при сопровождении бомбардировщиков Пе-2. Сел в крымской степи. Уже на земле «мессеры» атаковали его, пушечным снарядом оторвало ступню левой ноги. Девять месяцев госпиталя. Вернулся на протезе. И хотя медкомиссия определила - к строевой службе не годен, Любимов добился, чтобы его снова допустили к полетам,[213] стал летать на новейших истребителях, командовать авиаполком. Об этом и напомнили майору друзья.
- Любимов, Любимов! - горячился майор. - То - Любимов, а то - я. И потом: у Любимова - вот, - он проводил рукой чуть выше ступни, - а у меня - вот! - И он одним махом словно отрезал ногу почти у бедра. - Тут не то что летать - ползать не сможешь. Да еще, глядишь, и вторая закапризничает. Нет уж, покорно благодарю, пусть что будет…
Так никто и не смог его уговорить на эту чертову операцию!
Летчики его эскадрильи рассказывали, что на счету майора уже десять сбитых самолетов, он награжден двумя орденами Красного Знамени, представлен к званию Героя Советского Союза. Редкого мужества человек! А вот калекой жить не захотел. Так и не спасли майора.
К сожалению, память не сохранила его фамилии, а дневника в госпитале я не вел. Но - закрою глаза, и вижу его большие сильные руки, которые словно клещами обхватывают железный переплет кровати, вижу крупное воспаленное лицо, густой ежик волос, и кажется, даже слышу его глухие стоны… А вот фамилию не помню. Жаль…
Как- то, накануне Первомая, меня позвали к телефону, который был установлен в небольшой проходной, у входа во двор.
- Дама вас просит.
Я быстренько проковылял на костылях к проходной, взял трубку:
- Коваленко слушает.
Какой- то стон, рыдание в трубке, потом дрожащий прерывающийся голос:
- Это я, родной… Лида…
- Какая Лида? - удивился я.
- Ну, жена твоя…
- Какая жена?… У меня жена…
- Это я, я, - что-то до боли знакомое послышалось в голосе…
Я опешил. В первые дни войны жена с дочкой-крохой эвакуировалась из Керчи в Зауралье, в Курган. С той поры минуло почти три года, отрезок времени порядочный. В последнее время, когда освободили Кубань и юг Украины, она писала, что хочет перебраться поближе, возможно, в Орджоникидзе, где живет Надя, жена Николая Астахова. Но пока разрешения на переезд не дают. И вдруг: [214]
- Я из Кургана вырвалась.
- Откуда же ты звонишь?
- Из Птаховки. - И снова рыдания. - Завтра буду у тебя.
Новость потрясающая. Я боялся поверить своему счастью. Но утром оно явилось в образе моей дорогой женушки - похудевшей, с обветренным лицом, с огромными серыми глазами, наполненными слезами радости. Смеясь и плача, она рассказывала, как на попутных добиралась сюда, в Скадовск.
Она целыми днями пропадала в госпитале. А друзья-летчики стали наведываться реже. Из газет я знал, что на морских коммуникациях черноморские летчики непрерывно бьют по кораблям врага, приводились цифры потопленных кораблей. В газете «Черноморский летчик» как-то прочитал о Николае Крайнем. Они с ведомым Борисом Крыловым вылетели на поиск катеров, которые, по данным разведки, вышли из Севастополя на Констанцу. Обнаружили шесть катеров, шедших на запад без воздушного прикрытия. Истребители решили атаковать. После нескольких атак один катер замедлил ход, его взяли на буксир другие.
- Еще раз атакуем! - скомандовал Крайний.
Эта атака закончилась печально: зенитным снарядом был поврежден мотор его самолета. Со снижением Николай пошел на север, но до берега дотянуть не смог, пришлось садиться на воду. Самолет сразу затонул, а Крайнего удержал на плаву спасательный жилет. Борис Крылов покружился над ним, передал на аэродром место нахождения, попросил выслать катер. Горючего оставалось мало, нужно было возвращаться. На смену Крылову вылетели Александр Карпов и Алексей Гавриш. На подходе к указанному квадрату увидели немецкий гидросамолет «Гамбург-140», который ходил галсами. Видимо, его вызвали катера, чтобы подобрать советского летчика. Карпов и Гавриш с двух сторон атаковали вражеский самолет, и после нескольких пулеметных очередей он плюхнулся в воду. Начали искать Крайнего, но, видимо, во время воздушного боя отклонились далеко в сторону, а ориентиров, чтобы скорректировать свое местонахождение, в море нет. В воздух снова поднялся Борис Крылов. От береговой черты он взял курс на точно отмеченный квадрат и вскоре обнаружил Крайнего. А недалеко от него - и резиновую лодку с экипажем «Гамбурга-140». Вдали уже виднелся наш катер. [215] Крылов вывел его точно на Крайнего, затем катер подобрал и немцев.
Крайний четыре часа пробыл в холодной апрельской купели. Второй раз за последние полгода - ранее несколько часов «купался» в ноябре в Керченском проливе. И хоть бы чихнул! Богатырь-парень!
Встречал я в газетах заметки и о полетах Шабанова и Григорова, других знакомых летчиков. Значит, летают, воюют, а я тут валяюсь без дела.
Штурм
На второй или третий день после Первомая в госпиталь зашел Миня Уткин. Он старался выглядеть бодрым и веселым, но я сразу заметил, что парень чем-то расстроен. Не умел он надежно скрывать свое душевное состояние.
- Что случилось, Миня? - спросил я напрямик.
- Да ничего…
- Рожков?
- Нет, Рожков, слава богу, обгорел только чуть-чуть. Никакой опасности.
- А кто?
Он внимательно посмотрел мне в глаза, потом отвел взгляд в сторону, глубоко вздохнул.
- Ну?
- Плохи дела, друг, - с дрожью в голосе сказал Уткин.
- Не вернулся кто-то?!
- За последние дни - половина экипажей не вернулась. Володя Шабанов с Ваней Кочерженко, Володя Григоров с Пашей Кругловым, экипаж Хохлова… А вчера - и Саша Емельянов.
- Емельянов?!
- Да.
У меня сжалось сердце. Не знал, что говорить. Мысли вихрились в голове, мешались. Володя Шабанов! Только недавно ходили с ним на Севастополь… А многострадальный экипаж Сазонова! Дважды не возвращался с задания, мы долго и терпеливо ждали их - Сазонова, Емельянова, Бутенко, Ярового, - и они все же возвращались, преодолев все испытания. Неужели мы их больше не увидим? А Паша Круглов - наш звонкоголосый соловей! Как же его баян?…
А Миня продолжал: [216]
- И что обидно - с простого задания не возвратились: с разведки морских коммуникаций, где, казалось бы, и истребителей не должно быть. Долго не могли понять, в чем дело. Только вчера немного прояснилось: Ваня Ковальчук с капитаном Ивченко далеко в море встретили «Фокке-Вульфов-190» с подвесными баками. Еле ушли от них. Вот оказывается в чем дело: истребители с дополнительными баками! А из штаба ВВС предупредили: «Остерегайтесь «фоккеров», они оборудованы локаторными установками». Представляешь, разведчик уходит от истребителей в облачность, считает, что скрылся, идет себе спокойно, беды не чует, а «фоккер» - за ним! И на экране видит все, как на ладони. Подходит вплотную в облаках и бьет в упор. Сегодня всех нас предупредили: в облачность от «фокке-вульфов» уходить только в крайнем случае, и то ненадолго и обязательно с резким маневрированием, чтобы сбить с толку локатор… Вот такие-то дела, друг. Дорого мы платим за Севастополь…
