Вот письмо из Ленинграда. Его написала жена военнослужащего Валентина Кузьмина:
«Дорогие Улита Ивановна и Прокофий Степанович! Вам, конечно, будет неудивительно получить мое письмо, так как вы их, наверное, получаете часто и много со всего Советского Союза.
Много горя принесла народу война. У меня погиб отец, мать умерла во время вражеской блокады Ленинграда. Мой муж с первых дней войны был на фронте.
Все мы хорошо помним, какие бедствия и переживания несет с собой война. Еще больше растет наша ненависть к тем, кто хочет снова ввергнуть народы в кровопролитную битву, кто мечтает прервать наш мирный и счастливый труд, поставить свободных людей на колени. Не выйдет! Мы еще внимательнее и зорче будет следить за происками поджигателей войны. А если придется, то по первому зову партии и правительства поднимутся миллионы таких, как ваш Василий, и всякого, кто посмеет напасть на Советский Союз, на страны социалистического лагеря, ждет сокрушительный и беспощадный разгром. Пусть об этом не забывают враги.
Ваш Василий всегда будет жить в нашей памяти, в наших сердцах. Мой муж, офицер, рассказывает своим солдатам о нем, чтобы они брали пример с замечательного сына Родины. Таким же, как Василий Синчук, мы постараемся воспитать и нашего маленького сына Юру.
Крепко целуем вас, как самых родных людей».
Девушка из села Казанки Оренбургской области Шура Васильева пишет о делах своего родного колхоза. А далее — от сердца идущие слова о герое:
«Я часто и долго думаю о нем. Таких соколов народ не забудет никогда. Они погибли, но дела их будут жить вечно в сердцах людей. Спасибо, что вырастили такого сына».
Письма идут из Сибири и Казахстана, из Вологодской области и Белоруссии…
…В одном из домов культуры Орска состоялся вечер, посвященный героям-землякам. Имя Василия Синчука произносилось здесь особенно часто. Взволнованно звучал голос токаря Федора Степанова, когда он читал свое стихотворение:
Отважных у Родины много,
Бессмертье таким по плечу.
На подвиг спокойно и строго
Пошел капитан Синчук.
В неравном бою с палачами,
В тяжелом воздушном бою
Прикрыл он своими плечами
Отчизну родную свою.
Погиб, но бессмертным навеки
Останется в сердце людском.
Как символ борца-человека
В себе мы его понесем!
Слава героя неугасима, немеркнуща!
1960 г.
А. Михневич
ТРОЕ НА ТОМ БЕРЕГУ
Герой Советского Союза
Михаил Михайлович Слободсков
Стояла теплая осень.
Тронутые золотом густые прибрежные леса казались тихими и безлюдными, но эта тишина была обманчивой. Под пологом лесов, в рощах, оврагах накапливались войска. В небе не утихал шум моторов, то и дело завязывались воздушные бои. Наша артиллерия держала под непрерывным обстрелом позиции немцев на правом берегу Днепра. Немцы отвечали. Напряжение росло, чувствовалось, что вот-вот должны начаться решительные действия.
Разведывательная рота расположилась в полуразрушенной деревушке в двух километрах от Днепра.
Вечерело. Группа солдат-разведчиков, среди которых был и Михаил Михайлович Слободсков обедала. Сидели в садочке, перешучивались и усиленно работали ложками. Немолодая хозяйка с материнской нежностью смотрела на молодежь, украдкой вытирая глаза концами головного платка. Кто знает, может быть, через несколько часов этим веселым хлопцам придется идти в огонь, под пули, на смерть? У нее самой муж и сын два года назад ушли в армию. Где-то они теперь? Она вынесла корзинку яблок, и солдаты дружно принялись за нежданное угощение.
— Что-то Мишка Слободсков приумолк у нас нынче, — сказал, подмигивая, Саша Черных, лукавый сибиряк. — А и букет забыть не может?
Солдаты засмеялись.
Несколько дней назад машина с разведчиками остановилась в пути у колодца. Шофер уже кончил заливать воду в радиатор, завел мотор, а в это время из ближнего двора выскочила черноглазая девчонка лет шестнадцати, подбежала к машине и кинула букет ярких астр, да так кинула, что он упал как раз на колени Слободскову.
— Повертайтесь з перемогою! — крикнула она звонко.
Машина быстро удалялась, а девушка стояла у дороги и махала тонкой рукой.
Об этом и напомнил Саша, но Слободсков промолчал. Весь день он был сам не свой, порой с трудом удерживал слезы. Утром он получил из Оренбурга письмо от отца о смерти брата Ивана.
«Умер в госпитале от ран, — писал отец. — Я извещение матери не показывал и боюсь ей сказать. Она еще не пришла в себя после смерти Лукьяна, и снова такое горе. За один год двух сыновей потерять! Хоть ты, Миша, себя береги».
Разведчики не успели поесть, как у ворот послышался громкий голос:
— Слободсков! К лейтенанту.
Слободсков, схватив автомат и на ходу застегивая шинель, побежал к хате, где находился командир роты.
В хате окна были плотно завешены, на столе горела крохотная керосиновая лампочка. Кроме лейтенанта, у стола сидели генерал-майор из штаба и еще двое с немецкими автоматами, в шинелях без погон.
Слободсков, волнуясь, доложил о прибытии.
— Вот что, — сказал генерал, подняв лицо от карты, — нам на этом берегу лишнего часа нельзя сидеть, наше дело двигаться дальше, истреблять фашистов. Нужно идти в разведку. Вас рекомендовал лейтенант. Возьмите с собой двух бойцов, рацию и сегодня же ночью — на тот берег. Товарищи партизаны вам помогут, — генерал указал на людей с автоматами. — Наблюдать и доносить, себя не выдавать, огня не открывать. Остальное вам объяснит лейтенант…
Глубокой ночью Михаил Слободсков, Александр Черных и Иван Шаманов в сопровождении двух партизан вошли в заросли лозняка на берегу Днепра. Раскаты орудийных выстрелов не утихали. Время от времени в небо взлетала осветительная ракета, озаряя бледным светом черную широкую реку и пустынные берега. Ракета гасла, и после этого темнота казалась еще плотнее.
В кустах был приготовлен плотик. Едва погасла очередная ракета, как пять пар крепких рук спустили плотик на воду, перенесли на него оружие, боеприпасы, радиостанцию, продукты. Солдаты перешли на шаткий плотик, который сразу погрузился, но остался на плаву, чуть возвышаясь над водой. Партизаны оттолкнули плотик.
— Ну, счастливо доплыть, браты, — проговорил тихо один из них, — гребите покрепче и скоро под тою кручею будете. Там вас фрицы и не побачать. Та не забудьте — по берегу мин багато насовано.
В темноте никакой кручи не было видно. Река быстро несла плотик, солдаты молча гребли. Наконец зашуршал прибрежный песок. С величайшей осторожностью, быстро и беззвучно разведчики разгрузили плотик и оттолкнули его от берега.
Шли по узкой зыбкой отмели гуськом. Останавливались, прислушивались, шли дальше. Попали в густые колючие заросли и по ним поднялись к крутой стене откоса. Здесь, у основания откоса, среди деревьев и кустов, в сотне метров от воды, в воронке от разорвавшегося снаряда сложили свое добро, установили рацию.
Радист Шаманов немедленно кодом сообщил в штаб, что переправились благополучно. Передача была самая короткая, чтобы не дать немцам возможности засечь рацию.
Мрак окружал трех храбрецов, а где-то рядом притаился враг, жестокий и беспощадный.
Прижавшись друг к другу, сидели под мелким дождем, прислушиваясь к каждому звуку. Потом Шаманов остался в кустах, а Черных и Слободсков осторожно двинулись вдоль берега, нашли овражек, по склону которого поднялись к опушке рощицы. Стало чуть светлее. Где-то впереди ярко вспыхивали разрывы снарядов нашей артиллерии. Разведчики углубились в рощицу и, услышав немецкую речь, замерли в чаще деревьев. В полусотне шагов прошло человек десять немцев не то с винтовками, не то с лопатами в руках и пропали во мгле.
Солдаты двинулись дальше, наткнулись на колючую проволоку, повернули в сторону. В ложбине под деревьями приметили штабель ящиков, видимо, с боеприпасами, около них темнела фигура часового. Бросить несколько гранат — и боеприпасов как не бывало, но ввязываться в бой было запрещено.
На обратном пути едва не столкнулись с другим небольшим отрядом, позади которого ехала повозка с кольями и колючей проволокой. Лежа в кустах у тропинки, разведчики услышали русскую речь. «Власовцы», — решили разведчики. Предатели в мундирах вермахта шли на оборонительные работы и переругивались между собою.
Слободсков и Черных вернулись к Днепру, по приметам нашли место, где оставался Шаманов. Тотчас по радио сообщили в штаб об укреплении немцами прибрежной полосы и о присутствии власовцев.
Отходить днем от убежища было рискованно, тем более, что и с советского берега могли открыть огонь по движущимся фигурам. Тем не менее разведчики по очереди, ползком, прячась в кустах, несколько раз в течение дня поднимались по овражку наверх. Было замечено движение групп немецких саперов. На небольшой поляне, совсем недалеко от места, где укрывались разведчики, фашисты устанавливали мины, еще дальше рыли траншеи, маскировали огневые точки.
