Но как бы там ни было, наступление Красной армии продолжалось. По-прежнему стремительно ломала оборону противника Шестая армия генерала Самойло.
Сквозь дымы боев уже просматривалась победа. В лучшую сторону менялось настроение в войсках. Тут сказывалась и агитационная работа. Хорошо помогали пленные, особенно итальянцы. Они размещались в бараке лесопильного завода, где до войны проживали с семьями наемные рабочие. В столовой итальянцы устраивали музыкальные вечера. На своем певучем языке они рассказывали красноармейцам о страстной любви и теплом лазурном море.
Красноармейцы, оказывается, их понимали, но в своем воображении видели не изящных сеньорит, а горячих Татьян и Марусек, и не морские волны, а плеса прудов и речек, в которых отражалось высокое русское небо.
В песнях пленные итальянцы пели о доме, уже старались не помнить, что сюда их привела жажда наживы.
Перед строем командарм Самойло произнес горячую речь.
– Солдаты! Отныне вы бойцы Красной армии. Общими усилиями очистим наш Север от англо-американских и французских интервентов!
В ответ послышались возгласы:
– Очистим! Очистим!
– Впереди – Архангельск. Нам нужна только победа! – Этими напутственными словами командарм закончил речь.
Александр Александрович рисковал, согласившись непроверенный в деле батальон влить в поредевший 156-й стрелковый полк. Смущало, что вражеский батальон легко перешел на сторону Красной армии. А если Антанта получит мощное подкрепление? Такая опасность существовала. Белая армия имела полки и дивизии, разбросанные по Средиземноморью, по Среднему и Дальнему Востоку, в Прибалтике. Если найдется такая сила, соберет Белую армию в один кулак и ударит по Красной армии, тогда в случае такой непредвиденной ситуации батальон Северорусского полка мог так же легко вернуться к белым.
Хаос начинается не на поле боя, а в головах людей и далеко не обязательно в головах полководцев.
На Южном фронте подобные колебания в войсках случались нередко. Солдатская масса кипела. И красные командиры, соблазнившись легкой победой, поверившие на слово солдатам, которым война стала заработком, подставляли головы под карающий меч пролетарской диктатуры.
Гражданская война продолжалась. Впереди были успехи и неудачи. И много-много крови. Но те, кто готовил войну как сферу прибыльного бизнеса, меньше всего думали о крови. Это будет солдатская кровь, людей бесправных и на первый взгляд покорных.
Сколько война продлится – не хотелось гадать, а расчеты никогда не совпадали с намерениями. Каждая сторона, начиная боевые действия, видит себя победителем.
В Соединенных Штатах выходили газеты, в которых помещались прогнозы на завершение войны. Победителей уже не называли – их просто не будет: все останутся при своих интересах. Но правительствам Антанты отказываться от такого жирного куска, как территория российского Севера, все еще никак не хотелось.
«Чикаго трибюн» по этому поводу привела грубое сравнение, но оно четко отражало суть происходящих событий:
«Антанта держалась за Русский Север, как вошь за шубу богатого купца».
Купец, по всей вероятности, был русским, и его ждала жаркая русская баня. Что же касается педикулеза, то это явление не столько русское, сколько всемирное и зависело оно от тех, кто стоял у власти.
В освобожденном от интервентов Шенкурске был задержан седобородый старичок, по виду старообрядец. Комендантский патруль на него не обратил бы внимание, если б на нем была одежка, какую носят пожилые люди его возраста.
Бросался в глаза потрепанный железнодорожный мундир явно с чужого плеча, с обвислыми краями форменная фуражка с надломленным козырьком, но зато на нем были добротные почти новые ботинки на толстой кожаной подошве. За плечами – видавший виды солдатский вещмешок.
Патрульных смутил мундир. В Шенкурске железнодорожников нет, как нет и железной дороги.
Задержали старика. Потребовали документы. Никаких документов при нем не оказалось.
– Вы откуда, папаша?
– Из Обозерской.
– Что забыли в Шенкурске?
– Ищу одного человечка.
– Как звать его?
– Насонов. Георгий Савельевич. Прапорщик.
Один из патрульных весело присвистнул. Нашел где искать прапорщика? Патрульные прикинули: «Лазутчик – не лазутчик? Да и какой лазутчик открыто будет искать прапорщика?» На лазутчика он не был похож. Принялись ему объяснять, что в Шенкурске белых давно уже нет.
– Ищите своего прапорщика где-нибудь в Архангельске, – втолковывали ему, дескать, что из старика возьмешь.
Пусть идет своей дорогой, может, когда-нибудь и до Архангельска дойдет: с давних времен по Руси кто только не бродит! Как вороны летают, так и люди ищут себе пропитание, и если нет голодомора, люди находят себе и пищу и одежку.
Старик – глаза молодые и шаг вроде не старческий – настаивал:
– Он служит в штабе армии у красных. А штаб армии, как мне известно, в этом селении.
Старика привели в комендатуру. Дежурный комендант, щеголеватый матрос из флотского экипажа, учинил допрос, но сначала создал соответствующую обстановку: из-под ремня достал маузер, положил перед собой – это чтоб задержанный чувствовал страх, строго посмотрел старику в глаза.
– Кто сюда вас прислал? – спросил без околичностей и выбритым подбородком показал на стол: – Вот сюда правду и только правду.
Врать старику не было смысла. Признался:
– Начальник нашей станции.
– Точнее.
– Косовицын Егор Захарович. Он мне и свою одежку дал, чтоб я в дороге не простудился. Ночи холодные, и снежок вместо дождика…
– Вы шли с какой целью? – спрашивал комендант, двигая по столу маузер.
Старик на оружие – ноль внимания: таиться было нечего, говорил как на духу:
– Егор Захарович, начальник нашей станции, велел разыскать прапорщика Насонова. Передать ему, что Фрося арестована.
– Фрося – она кто?
– Дочка Егора Захаровича.
– Кто ее арестовал?
– Белые. И в тот же день передали черным.
– Неграм, что ли?
– Неграм. Вчетвером за ней пришли. Увели в расположение своей воинской части.
– А что за часть?
– Американская.
– Ну и что Егор Захарович?
– Просил, чтоб Георгий Савельевич поторопился. Если Фросю заметут на Мудьюгу… оттуда не возвращаются…
Дежурный комендант вернул маузер за пояс – оружие для признания больше не потребовалось. Матрос принялся куда-то звонить, то и дело крутил ручку телефона, называл свою должность и фамилию. Фамилия у него была длинная и не русская. Но как дежурному что-то отвечали. Наконец комендант попал на знакомого товарища.
Слушая телефонный разговор, старик догадался, что в Мурманском крае моряк человек новый, прибыл с экипажем канонерки, но лодку потопили – расстреляли с аэроплана. Уцелевшие матросы, пока их не распределили по частям, постоянно дежурят по комендатуре.
И еще из этого телефонного разговора старик понял, что штаб армии уже за двести километров отсюда, где-то на подступах к станции Плесецкая.
Комендант доложил, что в центре города Шенкурск комендантский патруль задержал старик. Тот шел на связь с прапорщиком Насоновым.
– Если такового нет, – докладывал он кому-то, – задержанного как вероятного шпиона, пустим в расход.
Ему советовали не спешить.
– Имейте в виду, его надо будет кормить, – не говорил, а кричал комендант в телефонную трубку. И к задержанному:
– Дедушка, а харчишки у вас имеются?
– Тебе показать? – отвечал старик, не предполагая, что сейчас решалась его судьба.
– Мы вас подержим, пока не отыщем вашего прапорщика.
В штабе армии, куда звонил моряк, содержание разговора передали начальнику особого отдела армии матросу Лузанину (о задержанных в прифронтовой полосе обычно сразу докладывали ему). К счастью, тот знал Георгия Насонова, знал, что Насонов за линией фронта выполнял задание командования.
Пришлось коменданту непосредственно обращаться к командарму.
– У меня минута. Заходите.
Командарм был не один. За столом сидел молодой военный в легкой кожанке с орденом Боевого Красного Знамени, перед ним лежала знакомая штабным работникам папка с донесениями.
– Слушаю. – Командарм взглянул на Лузанина, давая понять, что тот оторвал их от важного дела.
Лузанин коротко изложил суть разговора с дежурным по комендатуре города Шенкурск.
– Фрося – это невеста товарища Насонова. – Командарм повернулся к молодому человеку в легкой кожанке.
Тот оторвался от чтения бумаг, переключил внимание на матроса. Лузанин отметил про себя: «Где-то раньше я его видел. А где?». Напряг память. Помнится, тогда был без ордена. Значит, вручили недавно. Светлая борода, типично русская, короткая челочка на правую сторону, слегка прищурены карие глаза.
Вспомнил! Этого светлобородого он видел всего лишь несколько минут в Шенкурске на причале. Тогда он, Лузанин, прилетал из Вологды на гидросамолете, а этот человек этим же гидросамолетом улетал обратно в Вологду. На пристани его провожали командарм и начальник штаба, измученный бессонницей товарищ Ветошкин. Все трое были одеты по-летнему, без плащей, хотя с утра моросил мелкий дождь.
