Миша забежал на минутку к девушкам сообщить, что в порт он не вернется и чтобы они за него не волновались: он найдет себе убежище.
Утром девятого апреля газета «Молва» вышла на грубой оберточной бумаге в значительно уменьшенном размере. В ней было опубликовано объявление «боевого коменданта» Одессы:
«В последние дни увеличились нападения цивильных особ на лиц, принадлежащих к немецкой и союзным Армиям, — гласило оно. — Поэтому воспрещается всем цивильным гражданам оставлять свои квартиры.
Окна должны быть закрыты, двери тоже, но не на ключ.
Кто в противовес этому появится на улице или покажется на окне или у открытых ворот, будет без предупреждения — расстрелян.
Это предупреждение вступает в силу сегодня с 15 ч. дня».
— Что же теперь нам делать? — спросила Надя, несколько раз вслух перечитав объявление.
— А сколько сейчас времени?
— Около двенадцати.
— Я сбегаю купить хлеба! Вдруг какой-нибудь чудак еще торгует! — сказала Лена.
Когда она вышла, улица показалась ей вымершей. Видимо, жители Одессы из предосторожности выполнили приказ досрочно! Лена добежала до угла и вернулась ни с чем. Чудаки в Одессе перевелись.
Около трех часов ночи с девятого на десятое апреля со стороны порта раздался глухой взрыв.
— Начали! — сказала Лена.
Они с Надей лежали рядом на своей жесткой кровати, в полном мраке: тщательно занавешенное окно не пропускало даже слабого ночного света — и чутко прислушивались.
Вот за окном прогромыхал танк. Где-то прострочила автоматная очередь. Издалека донеслись крики. Хрипло выругалась женщина. И вдруг — новый удар! В окне задребезжали стекла.
— Стреляют или бомбят? — спросила Надя.
— Самолетов что-то не слышно! Может быть, взрывают?
Надя не выдержала, встала и, шлепая босыми ногами, подошла к окну.
— Ленка, гляди!.. Ракет-то сколько!..
Она немного приоткрыла занавеску, и на стену упал красноватый отблеск. Лена тоже бросилась к окну.
Над крышами то и дело вздымались ракеты — красные и белые, словно город уже салютовал победителям. Со стороны Пересыпи стреляли орудия. И вдруг они ясно услышали посвист снаряда, а затем где-то совсем близко раздался гулкий взрыв.
Они услышали детский плач, в глубине коридора хлопнула входная дверь, и все стихло.
Может быть, им следует связаться со штабом? А что они сейчас могут передать: сидим в темной комнате, слушаем стрельбу и ждем?..
А утром они стояли на Дерибасовской в густой, заполнившей ее толпе, и вместе со всеми махали руками советскому танкисту, высокому худощавому парню, высунувшемуся из башни танка. На броне его «тридцатьчетверки» лежали автоматчики и перебрасывались с девушками веселыми шутками.
Одесса, еще накануне мертвая, уже вновь шумела, и шум ее был похож на рокот черноморских волн, весело бегущих к берегу.
Потом Лена и Надя вернулись домой и связались со штабом. Лялюшко поздравил их и приказал ждать, когда за ними приедет машина.
В полдень примчался Миша.
— Где вы пропадали, девчонки? — закричал он. — Я вас повсюду искал! Только что встретил Ткачевича. Его все-таки немцы заставили погрузиться…
— Он уехал? — ахнула Лена.
— Ну ты и бестолковая!.. Как же он мог уехать, если я его встретил? Он вчера вечером пришел на морской вокзал, поставил для успокоения доктора Петри в каюту чемодан, а потом улучил момент, чтобы скрыться…
— А что в порту? Ты у него узнал?
— Он сказал, что эсэсовцы в самый последний момент сели на катер и хотели взорвать порт с моря. Но общего взрыва у них так и не получилось.
— Что же они взрывали ночью? — спросила Надя.
— Отдельные склады и причалы. Но многое все же сохранилось!.. А главное, город цел!..
Да, им бы только радоваться, ведь все опасности позади и рассвет они встретили в освобожденном городе!.. Но все же чего-то не хватало. Кончилось то, чем они до сих пор жили, что их сдружило за все эти долгие месяцы, что стало смыслом их существования…
— Ну что ж, девчата, скоро расстанемся!.. — грустно сказал Миша. — Может, в последний раз вместе.
Но они сами понимали, что их грусть преходяща, что этот день — последний в долгих месяцах труда и опасностей, — в то же время новый день. А за днем новым — будущее!..
Вместо эпилога
Однажды случай свел меня в Одессе с В. И. Ковалем, бывшим капитаном Одесского морского порта. Он вернулся в Одессу вместе с комиссаром порта М. М. Гильдиным на другой день после освобождения города.
— Когда мы с Гильдиным осматривали порт, — рассказывал Василий Иванович, — то в голове Карантинного мола, у причала, обнаружили глубокий блиндаж, а в нем распределительный щит, к которому были присоединены провода от бункеров, наполненных взрывчаткой. Мы вызвали саперов, и они установили, что гитлеровцы готовились разрушить порт единовременным мощным взрывом. Но это им не удалось! Провода между многими бункерами оказались перерубленными. Разрозненные взрывы повредили отдельные причалы, но не сумели вызвать сильного сотрясения почвы, от которого могла бы пострадать Одесса…
В один из дней мы с Гильдиным, который до сих пор работает в управлении Черноморского пароходства, поехали на Карантинный мол. Вот он, исторический блиндаж. Он сохранился.
Главный хранитель Одесского музея Морского Флота СССР Э. А. Ашрафиан разыскал докладную записку командира роты минеров капитана Бурденко и дал мне из нее выписку.
Капитан Бурденко писал:
«За период разминирования Одесского порта с 17 мая по 29 июня 1944 года на территории порта собрано и потоплено в море 24 689 арт. снарядов, деформированных и разбросанных при взрыве эшелона. Собрано также и потоплено 987 авиабомб.
Тщательным изучением фактического материала нами установлено, что противник имел своей целью полное уничтожение порта, для чего им было завезено 180 тонн взрывчатых веществ».
Где же герои, кто в давнюю тревожную ночь, рискуя жизнью, помешали гитлеровцам осуществить чудовищный план?
Первая нить попала мне в руки, когда я прочитал в «Черноморской коммуне» сообщение доцента Я. М. Штернштейна, в котором рассказывалось о группе Елены Бутенко, действовавшей в Одесском порту в годы войны.
Вскоре при помощи Якова Мироновича я встретился с Леной Бутенко, Мишей Ильянковым и Александром Васильевичем Ткачевичем. Конечно, эта группа была лишь частью подполья, активно действовавшего в порту, и по условиям конспирации прямо не была с ним связана. Установлено, что в ту памятную ночь, когда над портом и Одессой нависла угроза, многие подпольщики, рискуя жизнью, также резали провода, соединяющие бункера. Поэтому впоследствии у одних и тех же причалов было обнаружено по нескольку обрывков кабелей.
В восстановлении событий нельзя было полагаться только на воспоминания. Постепенно проверялись и уточнялись факты. И надо прямо сказать, для судьбы Александра Васильевича Ткачевича это имело немаловажное значение. После войны многие, не зная всех обстоятельств, продолжали обвинять его в сотрудничестве с оккупантами. Ныне его доброе имя восстановлено.
Как же сложились судьбы Лены Бутенко и ее товарищей после войны? Лена работает в Приморском районном комитете Красного Креста, Миша Ильянков — доцент, научный работник, Надя Зайцева — сотрудник сберкассы Братского района, а Екатерина Адамчук — работник общественного питания. Как видим, бывшие разведчики посвятили себя самым мирным занятиям.
Нужно сказать и еще об одном.
В течение многих лет считалось, что одесское подполье как единая организация было разгромлено гитлеровцами вскоре после начала оккупации города. Однако после большой исследовательской работы, проведенной Одесским обкомом партии, было установлено, что одесские патриоты активно боролись с оккупантами под руководством подпольного обкома партии. Не все героические эпизоды этой борьбы и не все имена известны. Поиски будут продолжаться…
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Если вы одессит, то безусловно знаете этот крепкий трехэтажный каменный дом на Пролетарском бульваре; ну а если вы давно не были в Одессе, то можете мне поверить, что он стоит там, где его поставил какой-то купец лет сто тому назад, и еще будет стоять двести. Крепкие, в пять кирпичей, стены, могучий фундамент и такие глубокие подвалы, что сам черт, наверно, до дна никогда не заглядывал. В этих подвалах в годы войны немало погибло наших людей.
