— Достаточно, — прервал капитан, — продолжайте показания по существу дела. Как вы рассчитывали вернуться на базу?
— За мной должен придти катер.
— Когда?
— По моему вызову. Но в том случае, если нельзя будет прорваться в страну.
— А вы верите, что за вами прислали бы катер?
Воробьев на мгновение задумался.
— Простите, а сколько сейчас времени?
— По-сахалински пятнадцать часов.
* * *
Шли третьи сутки. Огден начал терять надежду. В условленные часы радист напрасно вслушивался в эфир, тщетно стучал ключом, взывал к «Русалке» — она не отзывалась. Майор решил выждать еще сутки, и если положение не изменится, уехать из Саппоро обратно в Иокогаму.
Терял терпение и Алл. По обыкновению, Огден увиливал от телефонных разговоров. А ему приходилось выслушивать бесконечные упреки полковника. Ну что он мог ответить? Начало операции было удачным. Экипировка агента отличная, на место доставлен благополучно. Капитан сделал все, что мог.
— Может быть, не доплыл? — спрашивал Филл.
Полковнику, видно, никак не хотелось верить, что столь тщательная подготовка может закончиться провалом. «Непонятно, чем очаровал его этот русский, — думал Алл. — Хотя…»
Он вспомнил, как месяц назад сам восхищался способностями этого парня. Вместе с лейтенантом Биллом он возил «Зворика» в Сасебо, а оттуда катером на остров. Плавал «Зворик» бесподобно. Конечно, предположения полковника, что агент не выдержал броска из глубины, напрасны. Молчание можно было объяснить только двумя причинами: или его взяли советские пограничники, или он не имел возможности связаться с базой.
В часы связи все, кто имел отношение к операции, собирались в небольшом холле по соседству с комнатой радиста. Так было и на этот раз. Огден потребовал тишины и скрылся за дверью. Вскоре стало слышно, как сержант застучал ключом. Снова в эфир полетели позывные: «Русалка», «Русалка»… Минутное молчание, и вдруг в наушники четко ворвались сигналы: «Нептун». Я — «Русалка», слышу тебя».
Огден сорвался с места и, открыв дверь, крикнул:
— Алл, он отвечает. Иди сюда, послушай.
Капитан поспешил на зов и долго молча стоял рядом с радистом, разбираясь в монотонном писке морзянки.
— Да, это его почерк, — сказал он наконец. — Признаться, я сомневался…
Радист вписывал в блокнот столбцы цифр кодированного текста. Через несколько минут перед майором Огденом лежало расшифрованное донесение: «Нахожусь районе высадки. Дальнейшее продвижение невозможно. Частая связь опасна. Кончаются продукты. Сообщите возможность возврата, повторного прорыва новом месте. Ответ через час». Далее указывалась волна, по условиям она должна была даваться в дюймах.
Майор торжествовал. Пусть операция не доведена до желанного завершения, но его подопечный жив и непреклонен в деле. Это еще одно подтверждение, что он, Огден, не ошибся в выборе человека. Теперь майор сам решил сообщить Филлу обстановку. Надо было торопиться с решением, до нового разговора с «Русалкой» оставалось сорок минут.
Полковник был так доволен, что называл Огдена просто Майклом. Это случалось лишь тогда, когда старик бывал в очень хорошем настроении. Он разрешил использовать для снятия «Русалки» быстроходный военный катер, Это, конечно, было связано с риском, но в такой «работе» рисковать приходится каждый день.
«Русалка» быстро ответила на вызов «Нептуна». Последние сомнения Огдена рассеялись. Он запросил, когда и в какой квадрат удобнее прислать катер. Ответ последовал немедленно: «Желательно этой ночью два ноль-ноль». Место было указано по кодированной карте.
Воробьев был явно возбужден Он говорил громко, часто вскакивал со стула, просил закурить и, сделав несколько затяжек, комкал папиросы, обжигая пальцы. Он убеждал следователя, что план, изложенный им, задуман давно, что он не мог бы поступить иначе. Он все равно сам сдался бы пограничникам. Ведь по советским законам искренность показаний учитывается при определении меры наказания.
Выслушав Воробьева, Михайлов счел необходимым немедленно доложить подробности разговора начальнику отряда. Смысл его был таков. Воробьев, если бы он не смог попасть в Приморье, должен был связаться с агентурной базой на Хоккайдо и вызвать судно. База работает на условленной волне в шестнадцать часов сахалинского времени. Воробьев предлагает вызвать судно.
— А почему он так уверен, что за ним придут? — спросил Богачев.
— Утверждает, что это один из, вариантов» который был обусловлен перед высадкой.
— Можно ли ему доверить рацию? Того и гляди, вместо вызова судна он сообщит о своем провале.
— Тогда судно не появится. Воробьев — трусит. Мне кажется, сейчас ему всего дороже собственная жизнь. Он хочет, чтобы ему поверили.
— Что же, риск — благородное дело. Но нужно еще раз как следует взвесить все «за» и «против».
* * *
Приняв радиограмму «Русалки», с Хоккайдо сообщили, что в условленное время придет быстроходный катер. Встретить его нужно, отплыв на два-три километра от берега и имея при себе радарный рефлектор — металлический предмет, отражающий волны локатора. Так катер быстрее отыщет пловца в море.
С наступлением темноты все было готово к встрече «гостей». В двух километрах от залива установили на якоре плотик с радарным рефлектором. В бухтах ожидали команды пограничные корабли. Ночь настала ясная. Даже при одних звездах видно было далеко. Томительно тянулось время. Руководивший операцией полковник Бочаров не покидал наблюдательного пункта на скалистом мысе.
Время шло. Ничто не нарушало покоя ночи. Катер не показывался. Когда начал заниматься рассвет, полковник хмуро сказал:
— Ну что ж. Ждать больше нечего! И все же я не верю, что Воробьев пошел на провокацию. Ведь это была его последняя ставка. Скорее всего светлая ночь помешала катеру идти к нашим берегам.
Известие о том, что катер не прибыл, Воробьев встретил чуть ли не истерикой:
— Не может быть! Вы меня обманываете! Я сделал все. Они обещали…
Он вдруг зарыдал, нервно, истошно.
— Попробуйте связаться в шесть утра, — спокойно сказал Михайлов. — Если не ответят, значит, вы чем-то выдали себя.
— Да, да, я буду работать в шесть. Они ответят, вот увидите, они ответят. Нельзя же так подводить человека.
Последняя фраза заставила Михайлова улыбнуться.
— Они все могут, Воробьев, — сказал он и вышел из комнаты.
В шесть утра «Нептун» ответил: «Терпение. Помешала светлая ночь. Ждите завтра, то же время».
Словно выполняя желание «морского царя», к вечеру погода испортилась. С Охотского моря набежали тучи, и пошел дождь. Снова томительные часы ожидания. И вот радио донесло на командный пункт шифрованный сигнал: «Вижу, неизвестный катер». Вскоре последовало сообщение с другого корабля: «Неизвестный катер пересек границу. Движется на север в наших территориальных водах».
— Пропустить! Ждать команды… — последовал ответ.
Ждать пришлось недолго.
— Катер повернул, уходит назад! — послышался новый тревожный сигнал. — Выхожу на преследование.
Бочаров приказал всем кораблям идти на перехват судна-нарушителя. Теперь дорога была каждая минута. Пограничным катерам, стоящим в засаде, нужно было набрать максимальную скорость, чтобы перерезать путь врагу.
* * *
Фуртас принял оба сигнала: и тот, который сообщал о неожиданном повороте вражеского катера, и приказ Бочарова о преследовании.
— Всеми полный.
Набирая скорость, пограничный корабль вышел из засады. Радиолокатор нащупал три точки: одна перемещалась строго на юг, две других на юго-запад, наперерез первой. Стало ясно катер уходит от погони. Корабли явно не успевали перекрыть путь. Оставался теперь только корабль Фуртаса.
— Самый полный!
План сейчас мог быть один — успеть пересечь курс противника и, встав хотя бы на милю правее его, теснить к острову. Минута встречи приближалась. Фуртас приказал включить прожектор, В ярком луче заискрились косые полоски дождя.
— Справа на борту иностранный катер! — доложил вахтенный.
Два зеленых огня мелькнули на советском корабле. Ответа не последовало. Снова сигнал. И снова молчание. Катер не реагировал ни на одну из команд об остановке. Фуртас приказал дать предупредительный выстрел. И это не подействовало.
Капитан-лейтенант легко мог бы своими пушками уничтожить врага, но он надеялся захватить катер. Тот шел теперь в полумиле с левого борта несколько впереди.
Расстояние между судами сокращалось очень медленно. Когда до нейтральных вод оставалось не более двух миль, катер резко прибавил скорость, очевидно, надеясь выйти из советских вод до встречи с пограничным кораблем. Сообщив обстановку на командный пункт, Фуртас открыл огонь на поражение. Другого выхода не было. Ждать — значит, выпустить нарушителя безнаказанно.
