— Вот вам и Дон Дантон, — наставительно заметил Токачиров.
— Этот Бурух всегда засандалит такое, что целый батальон потом разгрести не может, — возмутился Родионов.
— Чур не заноситься. Надо, надо, ребята, — опять возник разумник Курнешов.
— А чего бздеть?! — очень уж шумно безобразничал Романченко, но вид у него был обескураженный.
— Не дури, Петро. Вот предлагаю вполне надежно: «Мщение и смерть немецко-фашистским захватчикам!» Иосиф Виссарионович Сталин… И крышка? А?.. — неуверенно предложил Долматов.
— Новее не придумаешь… — отметил Белоус.
— Годится, но покороче: «Смерть фашистско-немецким захватчикам!» И.Сталин, — произнес хозяин землянки.
— И ставим его впереди Дантона… Ни одна блядь не придерется, — предложил Андрюша Родионов.
— Может, на время прикроешь громкоговоритель, Андрэ? — заботливо предложил Токачиров с довольно любезной интонацией.
— Не препираться. Все три девиза остаются в том порядке, как предложил Родионов: «Смерть фашистско-немецким захватчикам!», «Смелость, смелость и еще раз смелость!», «Никогда, никогда не унывай!» — МЫ!!
Послышались сдержанные голоса одобрения.
— Кто ЗА?.. Принято единогласно. — Даже Антонина подняла руку и вобрала голову в плечи. Чуть приподняла прямую прозрачную ладошку Юля. Ее тонкие пальцы осторожно коснулись потолка.
Видение второе («М-72»+12)
СНАЧАЛА СОВСЕМ НЕЛЬЗЯ БЫЛО ПОНЯТЬ, СОН ЭТО ИЛИ НЕ СОН, КАКОЕ-ТО ТУМАННОЕ НАВАЖДЕНИЕ: ПО ШОССЕ В ТЕМНОТЕ МЧАЛСЯ «М-72» — МОТОЦИКЛ С КОЛЯСКОЙ. ТРЕСК И НАДСАДНЫЙ РЕВ МОТОРА, КАК БУДТО ВОТ-ВОТ ВЗОРВЕТСЯ… ПУСТОЕ ТЕМНОЕ ПРОСТРАНСТВО, ОБОЗНАЧАЮЩЕЕ СКОРЕЕ ВСЕГО ПУТЬ В НИКУДА… ВСЯ ЧЕСТНАЯ КОМПАНИЯ, А ЭТО ДВЕНАДЦАТЬ (ДА-ДА, ДВЕНАДЦАТЬ!) МОЛОДЫХ ПАРНЕЙ С ЗОЛОТЫМИ ПОГОНАМИ НА ГИМНАСТЕРКАХ, ОБЛЕПИЛА МАШИНУ — СИДЯТ, СТОЯТ, ВИСЯТ, ЛЕЖАТ ДРУГ НА ДРУГЕ — РЕКОРДСМЕНЫ САМОУБИЙСТВЕННОГО РОДА ВОЙСК. ВЕТЕР ТОГО И ГЛЯДИ СОРВЕТ ОДНОГО ИЗ НИХ, НО ВОТ МОЖНО ПОКЛЯСТЬСЯ, ХОТЬ ЧЕМ УГОДНО, УДЕРЖАТСЯ ВСЕ — ОНИ НАКРЕПКО СВЯЗАНЫ, КАК ЗАЛОМ НА РЕКЕ, КАК ДЕРЕВЯННАЯ ТАБУРЕТКА! ДЕРЖАЛИСЬ ЗА РУЛЬ, ЗА РУКОЯТКИ, ЗА ТУРЕЛЬ ПУЛЕМЕТА, ЗА ШИНУ ЗАПАСНОГО КОЛЕСА, ЗА ВОЗДУХ!.. ДОРОГА СЛОВНО ВИСЕЛА ВО ТЬМЕ НАД ПРОПАСТЬЮ. КРУТЫЕ ВИРАЖИ КЛОНИЛИ НЕСУСВЕТНЫЙ ЭКИПАЖ ТО ПА ЛЕВЫЙ, ТО НА ПРАВЫЙ БОРТ… СВЕТЯЩИЕСЯ ТОЧКИ И ЧЕРТОЧКИ ПРОНИЗЫВАЛИ ПРОСТРАНСТВО — ТО ЛИ МЕТЕОРИТЫ, ТО ЛИ ТРАССИРУЮЩИЕ ПУЛИ… ЭТИ ДВЕНАДЦАТЬ НА СОБСТВЕННЫХ ШКУРАХ ПРОВЕРЯЛИ ДЕЙСТВЕННОСТЬ СИЛ ЗЕМНОГО ПРИТЯЖЕНИЯ, ВЗАИМНОГО ТЯГОТЕНИЯ И СПАЙКИ… ОГНЕННЫЕ ТРАССЫ ПРОЧЕРЧИВАЛИ НЕ ТОЛЬКО ЗЕМНУЮ ТЬМУ, НО И ВСЕ НЕОХВАТНОЕ НЕБЕСНОЕ ПРОСТРАНСТВО…
Далеко за полночь в землянке гремело:
— Выбираем председателя!
— Твоя идея, тебе и быть, — сказал Курнешов.
— За что?
— Наказание за инициативу: кто высунулся, того и выбирают.
— Нет, я серьезно…
— А если серьезно, будешь ты.
Тот хотел еще что-то возразить, но получил непререкаемое: «Ты!» Все сборище торчало на своих местах с поднятыми руками.
«Все живое рождается там, где больно».
Из памяти— Пусть будет так… — сказал хозяин. — Теперь секретаря-казначея.
Как сговорились — повытягивали руки и воткнули указательные пальцы в Николу Лысикова… Он прижал обе руки к груди и, словно буддист, степенно поклонился — его нос покрылся легкой испариной:
— От имени великого башкирского народа большое русское мерси.
— Гимн! Свой гимн нужен…
— Господа офицеры! Гимн не нужен, — произнес зажатый в самый угол командир танкового взвода Иван Белоус — БЕНАПы в гимне не нуждаются. БЕНАПам некогда, они бегущие…
— Какие еще бенапы?..
— Что за бенапы? — название было обнародовано впервые и произвело странное впечатление.
Ему дали приподняться, Белоус выдвинулся вперед. У всех зачесы «политические», а у него пробор посередине темной густой шевелюры. Без малейшего налета привычной пафосности он произнес:
— БЕНАП — сокращенное название — «БЕГУЩИЙ НА ПОМОЩЬ», это и есть — МЫ.
…Странный сбор продолжался. Это была уже глубокая ночь. На столе стояли разномастные кружки, несколько таредок и разложен доппаек[2] — колбасные американские Консервы, хлеб, масло, сахар, даже печенье, — ну, и фляги всех мастей, главным образом трофейные.
— Пять рублей на оскорбленного — за одно ругательство. Идет?.. — скромно предложил казначей.
— Разорение! Даже при десяти головах это сразу полсотни…
— А трехэтажный, извините, что, в тройном размере? Или со скидкой?
— Вот, например, два с половиной слова… и основной оклад тю-тю…
— Не прибедняйтесь: фронтовые — пятьдесят процентов, разведывательные — пятьдесят процентов, гвардейские — пятьдесят и еще «звездные» (за звание)… Богатенькие становимся, господа офицеры, — рачительно выговорил Никола Лысиков.
— Тебе-то что, ты вообще не ругаешься. Разжиреешь на нас, грешниках.
— На вас, пожалуй…
— Пора раскошеливаться — ПЯТЬ! Рублей! На оскорбленного!
— Нет — ТРИ!
— Где там спряталась Юля?
— Здесь я…
— Юля, пять или три?
— Пять лучше, но они не согласятся…
Короткая стрижка, совсем мальчишеская, и очень большие, чуть испуганные глаза — вроде бы тихоня, но ее присутствие незаметно влияло на мужское сборище — Антонина не в счет, она совсем своя, к ней привыкли.
— Хорошо — три! Но в присутствии женщин ставка удваивается.
— Не так. Присутствие каждой женской особы удваивает ставку. Вот, например…
— Даже если она…?! — хотел спросить Романченко.
— Монахиня… — выправил положение Курнешов.
— Ладно, половина денег на помощь родным в случае ранения или гробешника — согласен. А вот с остальными что будем делать?
— На пропой! — заявление категоричное.
— Вы что, взбесились?! И так… — не выдержал военфельдшер.
Дружно скандировали, притом почти все:
— На про-пой! На про-пой! На про-пой!
Кто-то вынул из ножен финку и черной рукояткой начал стучать по столешнице. Ножи с черными рукоятками были отличительным знаком их танкового корпуса.
— Тогда уж лучше материтесь, — почти сдался военфельдшер.
— Не так. После первой рюмки… Нет… После первого глотка ставка еще раз удваивается! — уже почти диктовал председательствующий.
— Принимаем, — азарт рос. — Подписываем и…
— Последняя подпись автоматически включает счетчик. Вы слышите? — объявил он. — Соберитесь с духом.
Так начался торжественный акт подписания Устава и Норм поведения. Председатель объявил условия игры, стало ясно: кое-что было приготовлено заранее.
— Каждый может выбрать одну из заповедей или норм и расписаться против нее. Можно приписать свою — все вместе образует «Кодекс Бегущих На Помощь». Вопросы есть?
— До едрени-фени вопросов.
— Короче…
— Курнешов пусть первый.
— Я полагаю — «Порядок и достоинство, прежде всего… У негодяев, доносчиков, трусов земля пусть горит под ногами».
— Она и так вся обуглилась, — заметил Долматов.
Поднялся общий гул, и Курнешов подписал. Лысиков придвинул бумаги к себе:
— «Гаснет звезда — где-то рождается Новая Звезда», — читал он чуть торжественнее, чем следует, и подписал.
Тут все малость попритихли… Насторожились. Не хотелось ударить лицом в грязь. Одна за другой появлялись подписи под разрисованными листами ватмана — Уставом и Нормами поведения. Заковыристые, еще не изобретенные и не устоявшиеся подписи появлялись на полях вечных изречений и наскоро придуманных… Подписывал Иван Белоус и произнес вслух:
— «Тухлых не принимать в свой круг». Мы не обязаны с кем попало сидеть за одним столом. Ни на том, ни на этом свете, — всем очень понравилось.
Антонина уже выбрала и показала пальцем Виктору Кожину.
«Любовь и ненависть — наше дыхание»… — Кожин прочел и подписал.
Любовь… Любовь — и все, — Антонина вывела свою скромную подпись рядом с размашистой Кожина.
— Вычеркнуть «ненависть»…
— Нет. Пусть остается! Андрюша Родионов придумал сам:
— Бежать на помощь трудно, потому что надо бежать без передышки… А я не больно-то люблю бегать… — почему-то все были очень рады.
Фельдшер Валентин произнес и записал от себя:
— Каждый из нас носитель жизни. Она входит в нас и покидает нас, как дыхание… — подписал.
Ближайший друг хозяина землянки — «закадычная головушка», как он его называл, Зорька Нерославский, гость из танковой бригады, прочел:
— Если вы способны созерцать Жизнь и Смерть одновременно — ВЫ БЕНАП, — аккуратно подписал, хотя где-то посередине и дрогнул.
— Это все для меня чересчур… — бубнил Романченко, он сгреб к себе все бумаги. — Для меня пусть будет столько, чтобы хватило! И чтоб еще осталось… И чтоб всегда было горючее и то, и это… И чтоб не глохли наши моторы! Ура! Дайте выпить, а то… — сам себе закрыл рот.
