— Лаврентьев, там никого нема!
— Что врешь? — сказал второй и бросился в дом. Они обошли все комнаты, заглядывали под столы, под кровать, но ясно было одно: в доме никого нет. У обоих волосы встали дыбом. Что-то зашуршало в печке, и оба стража, в ужасе толкая друг друга, слетели с крыльца и помчались по улице.
Из печки вылез большой черный кот, прищурился на лампу, выгнул дугой спину и замурлыкал.
Связанного Хаджи-Агу доставили с завязанными глазами в лесную хибарку, где его уже ожидал Твердовский. Он сидел на табурете, поигрывая тяжелым маузером, когда дружинники внесли пристава и положили его на лежанку.
Твердовский встал и подошел к нему.
— Что, господин пристав, поймали Твердовского?
Хаджи-Ага с ужасом покосился на маузер и умоляюще сказал:
— Не убивайте меня, господин Твердовский!
Твердовский рассмеялся.
— Пуганая ворона куста боится. Я и не собираюсь вас убивать. Напротив. Я имею для вас хорошее предложение. Развяжите его благородие!
Дружинники мигом развязали пристава, он сел, все еще не веря, что жив.
Твердовский тоже уселся и сделал знак всем выйти.
— Ну-с, — сказал он, оставшись наедине с приставом, — слушайте, ваше высокоблагородие! Вы меня ловите потому, что вам мерещатся всякие там карьеры, крестики, награды. А вместо этого сами попались. Однако вы можете уйти отсюда целым. Но для этого мы с вами заключаем маленькую коммерческую сделку. Лучше синица в руки, чем журавль в небе. Когда еще придут ваши награды от начальства, а я вас сейчас награжу по-царски с тем условием, чтобы вы меня не трогали. То есть, конечно, вы можете делать вид, что стараетесь меня поймать, но только вид. Согласны?
— То есть как… Я не совсем понимаю, — пролепетал пристав.
— Экий вы непонятливый. Придется говорить наглядным образом, — Твердовский привстал и снял со стены шашку. Он вынул ее из чехла, и она засияла золотом ножен и сверканием бриллиантов. — Этой шашке цена несколько десятков тысяч. Я забрал ее у Тряпицына, а теперь отдам вам. Понимаете? И каждый год вы и господин полицеймейстер будете получать от меня приличные вашему чину и моему уважению к вам подарки. Поняли?
— Понял, — сказал, вдруг повеселев, Хаджи-Ага.
— Так вот. Вы получаете эту шашку. Господину полицеймейстеру в уважение его высокого чина я посылаю этот ковер и вот это ожерелье для супруги. Только предупредите его, чтоб он переделал оправу, а то случайно владелица может увидеть его на шейке супруги вашего начальника и выйдет скандал. Итак? Договор заключен?
— Я согласен! — ответил Хаджи-Ага, не сводя глаз с блеска камней.
— Я так и думал, что вы умный человек. Сейчас вас отвезут на окраину города и отпустят. А вот дайте вашим городовым за беспокойство.
Твердовский вывалил на стол кучку золота.
Спустя несколько минут приставу вновь завязали глаза. Он уже с завязанными глазами сказал:
— До свиданья, господин Твердовский! Будьте спокойны, я хозяин своему слову.
— До свиданья. Худой мир лучше доброй ссоры.
У окраины города сопровождающие развязали глаза приставу и умчались. Он, в свою очередь, развязал городовых. В тележке лежал ковер и шашка, в кармане Хаджи-Ага ощущал ожерелье и золотые. Он вынул из кармана рубль и сказал городовым:
— Вот вам, сукины дети, от Твердовского! И чтоб молчали, как дохлые!
— Покорнейше благодарим! — ответили в один голос городовые.
«А с полицеймейстера хватит и ковра», — подумал доблестный пристав, — нечего баловать всяких взяточников.
Глава тринадцатая
ПЬЯНЫЙ АРХИЕРЕЙ
Много хохотали дружинники, вспоминая поход на храброго пристава.
А Твердовский тем временем задумывал новые планы.
И пока храбрый кабардинец Хаджи-Ага лениво рыскал со стражниками по губернии, делая вид, что тщательно разыскивает Твердовского, атаман отдыхал в хибарке, а верный его помощник Иванишин опять рыскал в городе, пронюхивал дело.
Вернулся Иванишин с двумя чемоданами, полными разного платья. Зачем он столько навез его, дружинники не могли понять и долго мучались догадками.
Но на следующий вечер атаман позвал к себе в хибарку Иванишина, Павла и еще одного дружинника из недавно присоединившихся к дружине. Это был бывший студент, анархист Володя. У него были прекрасные манеры, и он говорил по-французски, за что дружинники и прозвали его «мусью».
Они пробыли в хибарке около часу. И когда уже совсем стемнело, вышли, закутанные в плащи, сели на лошадей и исчезли по направлению к городу.
На следующий вечер к магазину церковных вещей и облачений, находившемуся на бойком месте в торговых рядах, подъехала карета. Это было незадолго до закрытия магазинов. Погода стояла отвратительная, моросил снег пополам с дождем, и редкие прохожие старались поскорее скрыться домой, в тепло и уют домашнего очага. Из кареты вышли четверо отлично одетых молодых людей и вошли в магазин. Хозяин магазина Оловенников и приказчик подсчитывали уже дневную выручку и прятали в стенной шкаф драгоценные облачения и камни. В этот момент в магазине появились покупатели.
Оловенников обернулся и, увидав четырех джентльменов в цилиндрах и фраках, видневшихся из-под пальто, быстро подошел к прилавку, забыв даже закрыть шкаф, и спросил покупателей, что им угодно.
Один из них сказал другому что-то по-французски и затем обратился к Оловенникову:
— Видите ли, мы почитатели преосвященного Антония и хотели бы сделать ему подарок в день пятилетия его епископства. Мы хотим поднести ему полное облачение. Не можете ли вы показать самое лучшее.
Оловенников расцвел от удовольствия. Такие выгодные покупатели!
— Пожалуйста, — сказал он, — будьте добры присесть. Сейчас покажем.
Он подмигнул приказчику, и они вытащили парчовое епископское облачение. Молодые люди взглянули, поморщились и сказали в один голос:
— Слишком просто. Нельзя ли попышнее? Мы за деньгами не постоим.
Оловенников показал еще несколько облачений. Молодые люди внимательно рассматривали и, наконец, отложили одно, из темно-зеленой парчи. Они щупали его, разглядывали, мерили длину, и, наконец, старший из них сказал:
— Это как будто ничего, но все же дешевка.
— Помилуйте, — даже обиделся Оловенников, — это дешевка? Это самое дорогое какое есть.
Молодые люди стояли в раздумье. Вдруг Оловенников хлопнул себя по лбу.
— Батюшки! Вот старый дурак! Забыл совсем. Есть у меня еще одно. На заказ мы делали. Графиня Блудова заказала для киевского митрополита. Вот это вам, верно, по вкусу придется. Принеси, Игнатий!
Приказчик снял с верхней полки картон и достал из него роскошное облачение бирюзового цвета, все расшитое серебром. Покупатели ахнули от восторга.
— Вот это да! — сказал один из них.
Оловенников замялся.
— Видите… это затрудняюсь вам отдать… Заказ. Впрочем, можно бы, потому что до срока еще далеко, мы успеем сделать такое же. Только уж не прогневайтесь, цена за него будет немалая.
— Чепуха, — ответил самый молодой из покупателей и опять прибавил несколько французских фраз.
Все склонились над облачением.
— Интересно взглянуть, как оно будет выглядеть на его преосвященстве, — произнес старший и, как бы озаренный удачной мыслью, взглянул на Оловенникова, — вот прекрасно, — продолжал он, хлопнув в ладоши, — у вас рост и фигура совершенно, как у преосвященного. Не будете ли вы добры примерить?
Оловенников смутился.
— Недостойно мне, грешнику, одеваться в архипастырское одеяние, — вздохнул он.
— Пустяки, — прервал покупатель, — никто же и не увидит. Сделайте одолжение, а то ведь трудно решиться, не видя.
Оловенников снова вздохнул, еще раз перекрестился и с помощью приказчика облачился. Покупатели встретили его переодевание радостными возгласами:
— Восхитительно!
— Какая красота!
— Жаль, митры нет. Может быть, вы будете добры надеть уже и митру. Только тоже лучшего качества, с хорошими камнями.
— Игнатий! Подай бриллиантовую митру! — сказал Оловенников и, получив ее из рук приказчика, возложил на голову.
Послышались новые возгласы восхищения.
— Сколько будет стоить эта прелесть? — спросили покупатели.
— С митрой пятнадцать тысяч! — ответил Оловенников, сам любуясь в зеркало красотой облачения.
— Только-то? Берем! Володя, доставай деньги! — сказал старший и добавил: — Мы еще одно забыли. Орлецы под ножки владыке. Можно взглянуть?
— Игнатий! Слазай вниз, за митрополичьими орлецами! — приказал окончательно обрадованный выгодной сделкой Оловенников.
Приказчик открыл люк, ведущий в подвал магазина, и стал спускаться вниз.
Младший покупатель достал бумажник и вынимал из него деньги. Оловенников подошел к нему. Вдруг люк сзади с грохотом захлопнулся. Оловенников обернулся взглянуть, но тяжелый удар кулаком по голове сверху насунул ему на лицо до подбородка митру. Он отпрыгнул в сторону и попытался сорвать митру, но сделать это было невозможно. Круговая пружина подалась, пропустив его голову, и теперь митру можно было снять, только разрезав. Оловенников затрясся, рванулся в сторону и, запутавшись в облачении, шлепнулся на пол. Как сквозь сон он слыхал распоряжавшийся голос:
