— Ради бога.
— Ты не собираешься меня вербовать? Ведь сейчас я в твоих руках.
— Я был бы рад думать, Луи, что завербовал тебя в друзья, — ответил Ермолин. — Но, к сожалению, в друзья людей не вербуют.
— Ты же видишь, что иногда случается, — засмеялся Лепитр и сказал. — Надеюсь, теперь у тебя нет необходимости исчезать, как призрак.
— Нет, — улыбнулся Анатолий Павлович.
В последние дни Ермолина не оставляла озабоченность. Он несколько раз звонил домой в Москву, но даже ночью никто не подходил к телефону. Конечно, и Максим, и Лена, которая должна была приехать, взрослые люди, и мало ли какие у них могут быть дела. Но не до такой же степени, чтобы постоянно не ночевать дома. Это настораживало.
Все разъяснилось неожиданно и страшно. В два часа ночи по местному времени — как раз после дневного разговора с Луи Лепитром — зазвонил телефон в квартире, где жил Ермолин. Он еще не ложился и сразу снял трубку.
— Только не говорите, что я ошибся и на этот раз, — несколько заплетающийся языком произнес мужчина по-английски.
Это был пароль для двоих — Ермолина и его друга-сослуживца, с которым перед отлетом в Канаду генерал договорился о связи в экстренном случае.
— Кто вам нужен? — спросил Ермолин.
— Я звоню Джеймсу Гилсби.
— Вы ошиблись и на этот раз. Думаю, к утру вы разыщете своего друга, если еще не добавите виски или что вы там пьете.
Мужчина пробормотал какое-то вежливое английское ругательство и прервал разговор.
Вторая фраза звонившего могла быть любой и не имела никакого значения. Важно было одно: если друг позвонил, стало быть, произошло нечто экстраординарное. Ответ Ермолина означал, что для продолжения разговора ему необходимо некоторое время, чтобы подготовиться. Сейчас оно требовалось для того, чтобы нейтрализовать установленные людьми из своей же резидентуры подслушивающие устройства. Устанавливались они не специально для Ермолина, а для всех и каждого, кто мог оказаться в этой квартире. Сотрудники резидентуры понимали, что генерал-майора на таких вещах подловить не удастся, но таково было правило. А правила следует соблюдать, в разведке это окупается.
Телефон зазвонил через час. Узнав голос отозвавшегося Ермолина, друг без предисловий заговорил по-русски.
В коротких, четких выражениях он рассказал об акции КГБ против сына Ермолина, предпринятой, как теперь стало известно, Скрипуном, о предложении, сделанном Максиму заместителем Ватутина в отсутствие последнего, о смерти Максима вместе с тремя наемниками и двумя офицерами КГБ, об изнасиловании Лены, которую он на днях отправил в Новосибирск. Под конец сообщил, что здесь ждут возвращения Ермолина, чтобы после всего происшедшего он был под контролем.
— Ты не рискуешь? — единственно, о чем спросил Ермолин.
— Не беспокойся.
Значит, беспокоиться действительно не стоило. Этот человек не ошибался.
— Связь оставляем прежней?
— Лучше перейдем на запасной вариант, — ответил друг. — Удачи тебе.
Утром Ермолин условился о срочной встрече с Лепитром.
— Скажи, Луи, твои материалы о связях КГБ с вашей наркомафией могут быть полезны лично тебе? — спросил Анатолий Павлович
— Конечно, Мишель, — настороженно ответил Лепитр. — Даже в том случае, если они не будут преданы огласке. Но…
— О том, что я получил эти материалы от тебя, у нас там может предполагать только один человек, — сказал Ермолин. — Но точно знаем только мы двое. Следовательно, твое «но» снимается. Можешь использовать их, как сочтешь нужным. А поскольку интересы вашей страны меня не очень занимают, — коротко улыбнулся он, — мне бы хотелось, чтобы ты употребил их во благо себе.
Лепитр внимательно посмотрел на Ермолина.
— Это очень серьезный шаг с твоей стороны, — задумчиво произнес он. — А теперь скажи мне, Мишель, что случилось?
— Там убили моего сына, — спокойно ответил Ермолин.
В этом неестественном, страшном спокойствии Лепитр почувствовал такую силу ненависти к неизвестным ему людям, что у него по спине прошел озноб. Он понял, что любые слова сочувствия здесь окажутся лишними.
— Прощай, Луи, — с улыбкой сказал Ермолин.
— Если… — начал Лепитр, крепко сжав протянутую ему руку.
— Благодарю, — прервал его Анатолий Павлович. — Удачи тебе.
Позже, когда проводилось расследование, сотрудники канадской резидентуры ГРУ вспоминали, что в тот последний вечер генерал-майор выглядел как всегда. Разве что улыбался чаще обычного. Он передал резиденту микропленку с требованием переслать ее лично Вашутину и никому другому, и ушел. С тех пор его никто не видел.
Прошло две недели после возвращения группы Кондратюка с несостоявшейся операции по уничтожению Ахмад Шаха Масуда. За все это время майор только раз, три дня назад, видел Жилина. Возбужденный и, видимо, чем-то довольный подполковник мельком поздоровался с Игорем и направился к поджидавшей его боевой машине пехоты.
— На войну, Семен Иванович? — с улыбкой спросил майор.
— Думаешь, ты один воюешь? — весело отозвался Жилин, забрался в БМП и укатил.
А теперь знакомый лейтенант из особого отдела разыскал Кондратюка и сказал, что подполковник находится в госпитале и просит майора навестить его.
— Что с ним? — спросил Кондратюк. — Какой-нибудь застарелый ишиас?
— Он ранен, — строго ответил лейтенант. — Пулей в спину. Вынули. Прооперировали нормально. Я спрашивал.
— Ого! — сразу посерьезнел майор. — Пошли.
— Только Семен Иванович просил, чтобы не демонстративно. Он в отдельной палате лежит.
— Хорошо, — согласился Кондратюк. — С этой войной я вообще разучился ходить демонстративно. Был в отпуске, так к кровати жены подбирался осторожно, как к каравану вооруженной оппозиции.
В небольшой отведенной Жилину палате было жарко. Подполковник лежал на животе. Спина его от лопаток почти до пояса была затянута толстым слоем бинтов.
— Ты иди, — обратился он к лейтенанту. — Все равно от этого головореза меня не защитишь. Нам поболтать надо. Постереги пока за дверью, чтобы не мешали.
— Как это вас угораздило, Семен Иванович? — сочувственно спросил Игорь.
— Не угораздило, а угораздили, — пошутил Жилин и сморщился от боли. — В первом слове имеется элемент случайности, а во втором ее нет. А теперь слушай и не перебивай.
Осторожно втягивая воздух и стараясь не напрягаться, он медленно заговорил:
— Помнишь, я тебе сказал, что хочу узнать, кто в какие игры играет с Масудом. Так вот, узнал… Мы несколько месяцев наблюдали за одним типом. Он то появлялся, то исчезал. Знали, что приходит от моджахедов. Но от кого, каковы его функции, полномочия, связи, не могли установить. Очень уж ловок был, шельма. А тут, когда ты охотился на Масуда, получаю сообщение из достоверного источника, что этот субъект как раз его эмиссар, человек из ближайшего окружения.
Подполковник замолчал, попытался поудобнее устроиться на постели, но лицо его исказила гримаса боли. И, оставив свою бесполезную затею, Жилин продолжил:
— На следующий день после твоего возвращения мы его взяли. Он даже не пытался сопротивляться. Спокойно так, с улыбочкой пошел с моими офицерами. Со мной поначалу разговаривать не хотел. Требовал встречи с представителями КГБ или ГРУ. Смеялся, говорил, что, хоть и находится у меня в руках, от него зависит моя карьера, а может быть, и судьба. Эта болтовня меня весьма заинтересовала. Ну, развязывать языки, как ты догадываешься, мы умеем. Раскололся и этот. И выяснились прелюбопытные вещи… Оказалось, что КГБ и Ахмад Шаха Масуда давно связывают коммерческие отношения. Те им — вооружение, боеприпасы и все другое, что надобно для боя. Эти — наркотики, драгоценности, валюту. Доверенным лицом и организатором обмена был тот самый подполковник, которого вы прикончили в пещере. Числился в ГРУ и работал на КГБ. Бежал потому, что ваши выяснили его роль двойного агента. Хотели с его помощью перехватить у КГБ этот бизнес. И перехватили, обошлись без подполковника. При этом думали представить все так, будто Масуд по-прежнему имеет дело с КГБ. А он попытал новых связников, и те, конечно, раскололись. Так вот. Две твои первые операции по уничтожению Масуда каким-то образом отменили люди КГБ, а последнюю — твое родное начальство. Зачем резать курицу, несущую золотые яйца?
Сообщение Жилина потрясло Игоря. На лице его отражались удивление, недоумение, презрение, гнев.
— Дело оказалось серьезнее, чем я предполагал, — говорил подполковник. — Отвез я к своему начальству в Кабуле этого эмиссара вместе с протоколом допроса и переводчиком. Переводчика они тоже оставили у себя. А когда вернулся обратно, здесь меня уже поджидала пуля. Именно здесь, в расположении. Хорошо, что приехал затемно. Будь посветлее, не пришлось бы нам сейчас разговаривать. Стреляли из бесшумки. Вчера приезжало ко мне начальство с сочувствием и намеком на отставку по ранению. Я тоже намекнул, что протокол допроса эмиссара и его собственноручно написанные показания снимались в двух экземплярах, им-то я отдал один. Отставки, конечно, не будет, но дослуживать придется в Союзе.
