Он говорит тихо, но абсолютно убежденно, и я ему верю, трудно сомневаться в его словах, достаточно взглянуть на упрямо сжатые губы, на залегшие вдоль крыльев носа жесткие складки, на гордо вскинутый подбородок и все становятся ясно. Да, такие, как он действительно бы не ушли, бились бы до последнего патрона, а потом приняли и рукопашную, зубами вцеплялись бы врагам в горло. Нет, все-таки правы были в свое время идеологи коммунизма, не возможно победить людей, дерущихся за свою землю. А значит этот маленький, но гордый и отважный народ будет продолжать жить в веках. Эх, нам бы русским хоть малую толику вот этого их мужества, позволяющего не склонять головы перед кем бы то ни было, этой горделивой уверенности в собственных силах, в собственной значимости…
Мои размышления неожиданно прерывает несущийся с неба тоскливый вой. Я замираю не в силах понять, что же это такое, а более опытный в этих делах Руслан уже валится на землю, норовя забиться под колесо БТРа, тянет меня за собой, бесцеремонно волочет по земле.
— Мина! — ревет он мне в ухо. — Мина, блядь!
Выматывающий душу вой нарастает, становится все сильнее. «Вот дождались, блин! Надо было давно уже врезать по селу из пушек!» — прыгают в голове суматошные мысли. Судя по несущемуся сверху звуку, мина летит прямо сюда, вой все громче, он ввинчивается в мозг, сверлит внутренности. Да, точно! Прямо сюда! Ошибки быть не может! Пытаюсь вскочить, чтобы отбежать хоть чуть-чуть в сторону, может быть тогда повезет, и меня не зацепит осколками, в любом случае хоть какой-то шанс. При прямом попадании выжить вообще невозможно. Почему-то вихрем проносятся перед глазами раскинутые в сторону синюшные ляжки грузинской медсестры, торчащий между ними прямо из тела зеленый стабилизатор. Точно такая же мина падает сейчас мне прямо на голову. Напрягшиеся мышцы ног швыряют мое тело вверх, но цепкие пальцы Руслана, вовремя впиваются в мой воротник и с недюжинной силой впечатывают меня обратно в землю.
— Лежать, урод! — почти с ненавистью хрипит мне в лицо ополченец.
В этот момент хлопает разрыв. Над полем вырастает столб черного дыма, разлетаются в разные стороны серые комья земли. Разрыв от нас метрах в ста не меньше. Я поднимаю голову и с удивлением смотрю на далекий султан постепенно рассеивающегося в неподвижном воздухе дыма. Хочу произнести что-то разухабистое и веселое, такое, что сгладило бы неловкость от вылезшего только что наружу страха, но ничего сказать так и не успеваю, потому что небо разражается новым пронзительным воем. Я поспешно утыкаю голову в землю и зачем-то прикрываю ее руками. Разрыв. На этот раз гораздо ближе.
Прямо над головой звучит спокойный и властный голос капитана-десантника:
— Все на броню! Танки на двести метров назад, вон туда в рощу! БТРы все кроме разведки ближе к дороге, там будет острый угол, вряд ли достанут. Разведка! Где-то в крайних домах корректировщик, седлайте свою кобылу и мухой туда. Сама батарея за седловиной, отсюда никак не достать, так что шевелитесь, пока эти уроды не пристрелялись.
Задираю глаза вверх и утыкаюсь взглядом в его спокойное деловитое лицо. Капитан стоит широко расставив ноги и заложив руки за спину, пригибаться, прятаться от разрывов он даже не думает. То ли не верит в мастерство грузинских минометчиков, то ли не желает ронять авторитет перед подчиненными. В любом случае, храбрости ему не занимать. Настоящий мужик.
Но долго любоваться офицером мне не дают. Тот самый БТР под которым скорчились мы с Русланом неожиданно заводится и начинает могуче чихать двигателем в явном намерении куда-то двинуться. Не сговариваясь выкатываемся из-под колес и цепляясь за торчащие с боков поручни карабкаемся наверх. Вовремя. Едва я распластался на нагретой солнцем броне, как БТР рванувшись с места словно норовистая лошадь, высоко подкидывая задом на неровностях бывшей пашни, пускается вскачь. Вот чего я никогда не любил, это вот такую вот езду на броне по пересеченной местности. Вряд ли можно придумать менее комфортный способ передвижения. Вот только водителю похоже плевать на мои предпочтения, он выжимает из машины максимально возможную скорость, и нас нещадно мотыляет из стороны в сторону. Цепляюсь напряженными скрюченными пальцами за какие-то выступы, отчаянно упираюсь ногами в попадающие под подошвы кроссовок неровности, всеми силами пытаюсь удержаться и все равно то и дело взлетаю вверх и снова шмякаюсь на броню. Взбесившийся окончательно мир скачет перед глазами в немыслимой свистопляске. Мелькает то распахнутый кусок немыслимо голубого неба, то серая пожухлая трава на земле, то вдруг я утыкаюсь лицом в крашенную камуфляжными разводами башню. Периодически я замечаю, как удивленно таращатся на меня сидящие вокруг, тоже крепко вцепившиеся в броню солдаты. Но сейчас мне не до сквозящего в их взглядах недоумения, только бы удержаться. И лишь спустя несколько минут я вдруг понимаю, что БТР на полной скорости летит прямо к окраине села, и на нас уже надвигаются, ставшие неожиданно большими, совсем не похожими на те игрушечные, что я видел издалека, дома.
«Это же БТР разведчиков! — с опозданием доходит до меня. — Черт! Надо же было так облажаться!» Где-то сбоку словно подтверждая мою содержательную мысль громким шепотом матерится Руслан. Вот почему бойцы смотрели на нас так удивленно. Ни хрена себе сюрпризец, поехали можно сказать разведку боем проводить, а тут вдруг откуда ни возьмись на броню с деловым видом лезут два совершенно левых оглоеда, есть чему удивиться. Однако, долго обдумывать последствия своей ошибки мне не дают. БТР, поднимая тучи пыли, лихо тормозит у околицы. Прямо перед нами, на расстоянии метров в двадцать два крайних дома.
— Сева со своими вправо! Остальные со мной влево! — надсаживаясь орет бритый наголо крепыш, спрыгивая с брони вниз. — Аркаша, прикрываешь! А вы, клоуны, сидите тихо и не рыпайтесь!
Последняя реплика относится явно к нам и в сложившихся обстоятельствах столь обидное обращение меня ничуть не задело. Действительно, можно было понять командира разведчиков по определению ребят дерзких и рисковых вдруг обнаружившего, что вместе с его не раз проверенной и испытанной в деле слаженной группой на опасное задание зачем-то отправились двое практически штатских недоумков. Но это я со своим славянским менталитетом, Руслан же что-то невнятное изрыгнув в ответ, правда шепотом, так чтобы бритый гарантированно не расслышал, чуть помедлив для приличия, ловко сиганул с брони, трусцой припустив за той группой разведчиков в которую не входил командир. Делать было нечего и я в душе проклиная чрезмерно горячего горца, тоже спрыгнул на землю направившись следом. Не бросать же этого абрека одного, в самом деле!
Худощавый, но даже на вид жилистый и крепкий боец, названный командиром Севой, вел за собой еще четверых разведчиков. Они сразу же рассыпались полукольцом взяв угрюмо глядевший на них пустыми бельмами выбитых окон дом на прицел своих автоматов. Подходили медленно настороженно, предельное напряжение висело в воздухе, ощутимое даже на физическом уровне. Руслан, догнавший солдат, ничего не говоря пристроился с левого фланга и тоже двинулся к дому. На него покосились неодобрительно, но видно решили не тратить сейчас время и силы на все равно бесполезные объяснения. Я сам рассудив, что не стоит без нужды нервировать бойцов осторожно двигался за их спинами, отстав на пяток метров.
Вообще-то я был абсолютно уверен, что в доме никого нет и нам ничего не угрожает. Если бы там затаился враг, он уж всяко не стал бы подпускать солдат так близко, врезал бы по нам еще когда мы только подъезжали на БТРе из всех имеющихся в наличии стволов. А раз до сих пор стоит тишина, значит правильно эти ребятки разглядели в первый раз — нет здесь никого, село брошено и к обороне не готово. А если и был здесь оставлен какой корректировщик, так давно уже он ноги нарисовал, только заметив рванувшую в его сторону броню. Что же он дурной, сидеть дожидаться? Так я себя успокаиваю. Уговариваю, не то себя, не то невидимого корректировщика… На самом деле мне страшно. Страшно от одного вида этого угрюмого, набычившегося дома, кажется рассматривающего нас пристальным ненавидящим взглядом. Страшно от нашей неловкой уязвимости сейчас на этом открытом насквозь простреливаемом из окон пространстве. Вот оно оказывается как, вот где скрывался до поры настоящий страх… Выходит палить из-за угла по танку «мухой», пластовать в горячке боя длинными очередями мечущуюся под огнем чужую пехоту это одно, а вот так идти вперед, каждой клеточкой собственного тела ощущая себя мишенью — совсем другое… Очень хочется повернуть назад, вернуться к такой уютной, такой безопасной броне, спрятаться под ее прикрытием. Но я продолжаю идти, сомнамбулически переставляя ноги, одну за другой… Шаг за шагом продвигаясь все ближе и ближе к зловеще молчащему дому. Хоть бы выстрелили оттуда уже, что ли! Внутренне я почему-то уверен, что враг все еще там, просто не пускаю на сознательный уровень эту невесть откуда взявшуюся уверенность, старательно отгоняю ее, боясь, что тогда уж точно не хватит сил продолжать идти, чувствуя на себе липкий взгляд буравящий тебя через прицел.
