– Пока нет. Но он уже в Денновере и ждет приема.
– С ним полковник Сирко?
– Кто это? А, командир казачьего корпуса. Попался бы он нам! К сожалению, здесь его нет. Вместе с двумя моими офицерами, которых я послал как посредников в Дюнкерк, сюда прибыли только принц Ян-Казимир и почему-то графиня де Ляфер, супруга заместителя министра иностранных дел Франции. Уж не знаю, с чего это вдруг она забеспокоилась о вас. Но что она является любовницей Яна-Казимира и стремится повсюду следовать за ним, очевидно.
Догадывался ли д’Арбель, какой подлый удар он наносит князю Гяуру? Возможно, и догадывался. Почти минуту он сидел, подперев рукой подбородок, и с наслаждением вглядывался в побледневшее от гнева лицо полковника. А в это время Гяур едва сдерживался, чтобы не вытащить генерала из-за стола и не вышвырнуть из каюты.
– Я не имею чести быть знакомым с графиней, простите, как вы назвали ее имя?… Поэтому мне совершенно безразлично, является ли она женой помощника министра, а любовницей польского принца, или наоборот… Но все же вы окажете мне любезность, если позволите встретиться с Яном-Казимиром и графиней. Мне хотелось бы кое о чем попросить польского короля, Анну Австрийскую и кардинала Мазарини.
– Графиня, говорят, удивительно красива, – разочарованно вздохнул генерал, сожалея, что пробный шар его, запущенный в виде известия о Диане де Ляфер, никаких особых эмоций у полковника не вызвал. А на его чувствах стоило бы поиграть. – Я предоставлю вам возможность встретиться с ней и принцем сразу же после того, как приму их обоих. А возможно, только графиню де Ляфер. В конце концов, именно она представляет здесь интересы Франции. Разве не так?
– Не посвящайте меня в тайны своего гарема, господин генерал, – князю Гяуру стоило немало мужества произнести это совершенно безразличным тоном. – Меня интересует исход переговоров, а не их подробности.
– Не тешьте себя, полковник, что они будут легкими. Выкуп, который мы потребуем, окажется таковым, что князь еще основательно подумает: стоит ли платить названную сумму за какого-то наемника-чужестранца?
Граф де Брежи внимательно прочел письмо первого министра Франции кардинала Мазарини, еще более внимательно всмотрелся в подпись и печать и, задумавшись, положил его на камин, у которого стоял.
Он принимал шведского посланника в своем «зале распятий», сплошь увешанном и заставленном сотнями собранных со всего мира крестов, и письмо кардинала легло к подножию одного из них, совсем недавно подаренного полковником Хмельницким. Обратив на это внимание, посол Франции в Варшаве подумал, что в таком странном совпадении просматривается нечто мистическое.
– Вы знаете, кто подсказал кардиналу, что самое время спасать полковника? – задумчиво спросил он Оливеберга.
– Нет. С точностью, нет. Но подозревал, что просьба исходила от вас.
– Вам не откажешь в проницательности. Хотя вы и не совсем точны.
Оливеберг терпеливо переждал аристократическую паузу графа, не снисходя до унизительного уточнения.
– Она исходила от королевы Польши Марии Людовики Гонзаги, – признал свое поражение в этой дуэли молчания де Брежи.
– Что совершенно неожиданно для меня.
– Как и для меня.
Посол внимательно, насколько позволяло довольно тусклое освещение кабинета, всмотрелся в глаза Оливеберга, пытаясь понять, поверил ли тот ему. Будь сейчас посол пооткровеннее с Даниилом Греком, именовавшим себя здесь Оливебергом, то немедленно признал бы, что тот прав в своем недоверии: никакого отношения к этой просьбе королева не имела, идея принадлежала ему, де Брежи. Услышав о желании посла передать эту просьбу, королева лишь рассеянно кивнула, что, правда, позволило де Брежи тотчас же присоединить и ее голос.
– Невероятные вещи иногда происходят при дворах.
– Если мое сообщение вызвало недоверие даже у вас, представляю, как воспримет его полковник Хмельницкий. Впрочем, он вряд ли будет догадываться…
– Ничего, при случае я позабочусь, чтобы он знал имя спасительницы, – понял свою задачу посланник. – Как и вашу доброжелательную заинтересованность его судьбой.
– Королева ни при каких обстоятельствах не желает терять в его лице союзника, – извиняющимся тоном объяснил граф. – А в ближайшее время полковник может очень и очень понадобиться ей.
– Главное сейчас – помочь Хмельницкому, – деликатно перевел разговор Оливеберг. – Не мог же он в открытую заявить, что интересы польской королевы столь же безразличны ему, как и проблемы вице-губернатора какой-нибудь там Ямайки. То, что он делал теперь, он делал ради Украины и Швеции, а следовательно, ради возрождения своей родины – Византии. – Кстати, он не арестован?
– Был арестован, однако ему чудом удалось бежать. Помогла жена. Бывшая, – мгновенно отреагировал на немой вопрос византийца. – Которую увел его самый упорный враг.
– Оказывается, драмы, достойные слезы Шекспира, разыгрываются не только в датских замках. Кто бы мог подумать? И где теперь наш трижды преданный полковник?
– Мечется по дворцам Кракова и Варшавы в поисках справедливости и в надежде на поддержку короля [35] .
– Я бы не стал подтрунивать над таким человеком. Отчаяние редко совместимо с мужеством. Не говоря уже о разуме.
– Можно было бы посочувствовать его наивности, если бы мы не знали, что вслед за ним мечутся по Варшаве агенты коронного гетмана Потоцкого, или еще чьи-то там. Они знают все подробности его просьб и унижений и не стесняются смаковать их в беседах с местной аристократией.
– Очевидно, недруги не решаются схватить Хмельницкого раньше, чем он побывает у короля.
– Вы правильно заметили: это уже очевидно. Теперь многое будет зависеть от того, как примет его и как поведет себя в дальнейшем король, который, кстати, отправился в очередной вояж в Краков. У меня появилось подозрение, что Хмельницкий пока не знает об этом. Король всегда обставляет свои визиты в древнюю столицу интригующими предосторожностями. Тем более что в эти дни генеральный писарь занят обменом любезностями с чиновниками из высшего суда.
– Достойное занятие для полковника, способного в течение месяца поднять на борьбу пол-Украины.
– Вы уверены, что способен? – неожиданно оживился граф де Брежи. Оливебергу даже показалось, что об унижениях опального генерального писаря вообще забыто.
– Абсолютно.
Де Брежи взглянул на посланника с нескрываемым уважением. И с удивлением.
– Следует полагать, что вы знакомы с Хмельницким? Я имею в виду близкое знакомство.
– В Париже я никогда не терял времени зря. Особенно, когда там появлялись люди из Украины, Венгрии или Болгарии.
* * *
Посол вернулся к подножию Распятия, взял письмо и еще раз пробежал его взглядом, словно то, что он только что услышал, позволяло совершенно по-новому отнестись к тексту послания кардинала Мазарини.
– Понимаю, вы – грек.
Даниил Грек рассмеялся.
– Из письма этого не следует.
– Как и того, что вы не просто грек, а клятвенно преданный своей родине византиец.
– Письма иногда сообщают больше, чем хотелось бы гонцам, которые их доставляют.
– А мы и не станем разглашать наши греческие, – с нажимом произнес он слово «греческие», – интересы. Кого это может заинтриговать здесь, в далекой от Балкан Варшаве?
– О да, было бы очень странно, если бы греческими делами вдруг начали интересоваться даже в Варшаве, – иронично поддержал его Оливеберг. – В Т?урции могли бы решить, что Греция рассчитывает на поддержку своих христианских собратьев.
Они перешли в соседнюю комнату, уселись за небольшой столик у камина и какое-то время молчаливо обедали, запивая ниспосланные им Богом яства привезенным Оливебергом, специально в подарок послу, бургундским вином.
– С письмом, адресованным мне, все ясно. Знать бы, что в письме, направленном королю Польши, – как бы про себя повздыхал де Брежи, искоса поглядывая на шведского посланника. – Кстати, оно при вас?
– Естественно. Хотя его не раз пытались отнять. Шла настоящая охота, при которой моя голова ценилась лишь постольку, поскольку письмо доставалось иезуитам вместе с ней.
– Уверен, в ордене братьев Игнатия Лойолы вашу голову явно недооценивают. В чем они очень скоро убедятся. А вот то, что за письмом охотились, настраивает на скверное предчувствие, что за ним могут столь же яростно охотиться и здесь, в Польше.
– Мне приходится считаться и с этим. Но коль уж я сумел провезти его через Францию и Германию…
– Конечно-конечно, – поспешил успокоить его де Брежи. – Когда я интересовался содержимым письма, которое конечно же скреплено королевской печатью и читать которое я не стал бы даже из желания узнать, насколько убедительно его составили. С учетом того, что все направленное сюда из Франции воспринимается… как направленное из Франции. В том числе и письма королю.
