Кордтс не спускал глаз с наступающих вражеских солдат. Они атаковали не одни, а в сопровождении танков.
Пехота не может подойти близко, не может сохранить четкий строй до самого конца. Измученные, деморализованные, раненные, яростно кричащие или находящиеся в состоянии тупого отчаяния, русские двигались вперед, подгоняемые сзади своими командирами. Но наконец наступил тот миг, когда офицеры уже не могли гнать их вперед, несмотря на угрозы и ободрительные крики.
Однако танки катили без остановки, и бежавшие рядом с ними люди знали, что уже ничто не может остановить их.
Такие мысли могли прийти в голову лишь слабым, нерассуждающим людям. Защитники периметра, несмотря на свое малое количество, заняли позиции возле опорных пунктов. Им постоянно казалось, будто танк преследует именно их и именно их избрал своей целью. В Холме у немцев не было противотанковых орудий. Русским бронемашинам противостояли лишь обычные люди из плоти и крови, вооруженные либо связкой ручных гранат, либо миной Теллера.
Поэтому обороняющимся приходилось ждать, когда танк окажется в непосредственной близости от них.
Вскоре первый танк пробил снежную стену, чем-то напоминая взрывающий высокие морские волны быстроходный катер. На пару секунд он как будто замер на месте, взрыхляя гусеницами снег, звеня рычагами управления и давя обрушившиеся на землю обледенелые комья. В эти мгновения он был уязвим для выстрела из противотанкового ружья или броска гранаты, однако немецкие пехотинцы крайне редко понимали это и редко заставляли себя оправиться от потрясения при встрече с железным монстром. Они реагировали в таких случаях чаще всего так — или старались убраться прочь, или сжаться от ужаса в комок. В данный момент около танка находилось несколько человек. Откуда-то издалека, со стороны уцелевшего участка снежной стены, к бронемашине бежал какой-то солдат с миной Теллера. Однако не успел подобраться ближе, как танк резко рванул вперед в направлении центра города по одной из главных улиц.
Пулеметчики были обучены — если в данном случае уместно слово «обучены» — не обращать внимания на танки и вести огонь только по сопровождающей бронемашины пехоте. После этого немецкие пехотинцы должны были заняться танком. Во всяком случае, те из них, у кого хватало на это мужества. Человека невозможно научить тому, как следует уничтожать боевые машины без помощи артиллерии, однако отдельным храбрецам это удавалось.
К числу таких людей относился Кордтс, умевший сохранять спокойствие и самообладание в самые опасные минуты. Он не впадал в панику, хотя вид железных лязгающих гусеницами чудовищ вызывал в нем некое подобие умственного паралича, не позволявшего мыслить ясно и действовать разумно и быстро. Но, пережив несколько месяцев танковых атак, учишься вести себя инстинктивно, как бы парадоксально ни звучало это слово, которое означает, что в критические мгновения ум обостряется и ты понимаешь, что нужно делать, чтобы остаться в живых. Как это всегда бывает, некоторые люди быстро обретали опыт в бою и учились подавлять в себе страх перед лицом опасности.
В брешь, проделанную первым танком, тут же нырнул второй и тоже устремился в сторону города. Кордтс отскочил к стене и, осмотревшись, убедился, что вражеской пехоты пока нет. При этом он на всякий случай сжимал в руке первую из имевшихся у него гранат. Солдат с миной Теллера ничего не успел сделать, погибнув под гусеницами второго танка. Это было ужасное зрелище, которое, кстати сказать, заметили далеко не все. Однако кто-то успел подхватить мину и броситься с ней к третьей вражеской бронемашине, немного отставшей от двух первых. Храбрец сунул ее круглый диск прямо под башню и, дернув за кольцо, отскочил в сторону. Потеряв равновесие, он тут же полетел в снег.
Взрыв, от которого содрогнулось все вокруг, частично снес башню танка с корпуса и в клочья разнес силовую установку. Всего танков оказалось четыре. Четвертая «тридцатьчетверка» значительно отстала от других бронемашин и поливала огнем из пушки и пулеметов снежную крепость и все, что находилось в пределах ее досягаемости.
Кордтс хорошо видел все это и почувствовал, как у него начинает легонько покалывать кожу на голове. Позади него, уже совсем рядом, взревел двигателями танк. Он обернулся и увидел второй «Т-34», который более не следовал за первой бронемашиной к центру города, а медленно разворачивался вокруг собственной оси. Кордтс испугался, что танк вернется и передавит всех солдат, которые в данную минуту окажутся поблизости. Не исключено, что экипаж именно это и задумал. Как раз посредине расстояния между снежной стеной и первым советским танком находилось двое защитников периметра. В следующее мгновение Кордтс заметил и третьего человека, скатившегося с алюминиевых санок. Это был Байер. Раненый неуклюже поднялся и медленно попятился прочь. Танк с хрустом раздавил санки, и обломки отлетели в сторону. В это время один из двух солдат бросился к танку и вскарабкался на корпус в том месте, где находилась силовая установка.
Это был либо Фрайтаг, либо кто-то из егерей. Понять, кто это, с такого расстояния Кордтс не смог. Насколько он понял, солдат был вооружен одной лишь винтовкой. Кто-то из членов экипажа распахнул люк и выстрелил из пистолета прямо ему в лицо. Затем танкист нырнул обратно. Грохнул пушечный выстрел. Танк, по-прежнему с открытым люком, рванул в сторону города по главной улице. Эта бронемашина первой ворвалась в центр Холма, где, по всей вероятности, примерно полчаса вела орудийный огонь по зданию ГПУ. Затем «тридцатьчетверку» либо подбил кто-то из защитников города, либо она промчалась по центру города и вырвалась за пределы периметра на другом краю.
Между тем Кордтс снова увидел Байера, ковылявшего к другому солдату, тому, который не полез на танк. Кордтс напряг зрение, старясь понять, не Фрайтаг ли это.
Шерер только что вернулся с обхода периметра, который проводил ежедневно, иногда даже дважды в день. Ему не удалось вернуться в здание бывшего ГПУ прежде, чем вражеский танк открыл по нему орудийный огонь. Вместе со своим адъютантом он нашел укрытие возле стены разрушенного дома на другой стороне улицы. Оттуда они наблюдали за тем, как в центр города ворвался второй «Т-34».
— Люк открыт, — заметил Гадерманн, генеральский адъютант. Он был вооружен трофейным советским автоматом, так называемой «козьей ножкой». Немцы высоко оценивали боевые качества этого оружия и всегда старались забрать такие автоматы у погибших красноармейцев. У Шерера был такой же. Убитых врагов на улицах города было достаточно, чтобы снабдить оружием осажденный гарнизон.
Оба, и генерал, и Гадерманн, открыли огонь по верхней части танковой башни. Быстро мелькнула вскинутая вверх белая рука, которая тут же исчезла. Тяжелая крышка люка все так же оставалась откинутой.
— Я сейчас им покажу, герр генерал! — воскликнул Гадерманн.
Шерер внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал, не желая потерять ценного сотрудника. Он бы и сам с удовольствием попытался пустить очередь в открытый люк, однако понимал, что рисковать не стоит. Генерал понимал возложенную на него задачу, знал, что сам он человек достаточно храбрый, и поэтому не стал горячиться. Он положил руку на спину Гадерманна, и тот отпрянул назад. К сожалению, гранат ни у кого из них не было. Шерер выругался и еле сдержался, чтобы не прикрикнуть на адъютанта.
Попытка забраться на броню движущегося танка была сродни самоубийству. Для того чтобы оправдать подобный риск, следовало иметь с собой хотя бы что-то, что позволило бы уничтожить эту железную махину Шерер все-таки крикнул Гадерманну, приказывая не лезть прямо под гусеницы танка, и выпустил еще одну очередь из автомата. Вторую давать не стал, опасаясь задеть разгорячившегося офицера.
Приблизившись к первому танку, вторая «тридцатьчетверка» сбросила скорость, что позволило Гадерманну подскочить к ней и ухватиться за скобу на ее борту. Взревев двигателем, танк рванул вперед. Гадерманн отпустил руку и едва успел отскочить в сторону.
Экипаж бронемашины с открытым люком, должно быть, что-то почувствовал или по какой-то другой причине впал в панику. Прямо на глазах Шерера бронемашина с ревом промчалась вперед мимо первого танка, мимо здания ГПУ, по заваленной обломками камней улице, на полной скорости направляясь к другому концу города. По всей видимости, там танкистам было проще прорваться обратно на свои позиции. Было трудно предположить, как поступят дальше экипажи советских танков. Шерер не раз становился свидетелем тупого упрямства врага, атаковавшего каждый день, невзирая на погодные условия и боевую обстановку, и все же, ворвавшийся внутрь города враг, похоже, освобождался от каких-либо продиктованных начальством ограничений. Его действия становились бестолковыми и непредсказуемыми. Он метался по осажденному городу как бешеный пес и всегда оказывался вблизи разбитого орудийными снарядами здания ГПУ, куда его тянуло каким-то невидимым магнитом.
