После короткого допроса в присутствии старика и нескольких женщин нам все стало ясно. Ползая на коленях и моля о пощаде, эти три гада, размазывая слезы и заикаясь, признались во всем, надеясь на пощаду. На поляне перед выстроившимся отрядом и стоявшей в стороне небольшой группой жителей, дико озираясь помутневшими глазами и истошно вопя, корчились три предателя. На них, потерявших человеческий облик, было противно смотреть.
— Чего скулите? Встать! — сурово крикнул комиссар. Предатели, дрожа всем телом, кое-как поднялись.
— За предательство, кровь невинных людей, службу оккупантам и грабеж народа именем Советской власти вы приговорены к расстрелу!
Слова комиссара «Смерть фашистским пособникам!» слились с коротким залпом.
— Товарищи, — обратился комиссар к старику и женщинам, — немцы не должны знать, что суд совершился партизанами по вашей просьбе. Об этом можете рассказать только тем, кому доверяете. На все расспросы отвечайте, что, мол, эти предатели уехали с какими-то полицаями и больше ничего вы не знаете. Иначе быть беде.
Попрощавшись с колхозниками, мы продолжали свой нелегкий путь.
За 15 суток отряд, маневрируя и скрытно пробираясь через густую сеть вражеских гарнизонов, преодолел около 300 километров тяжелого и опасного пути. А впереди предстоял еще более важный и опасный этап — прорыв через полосу сильно охраняемой железной дороги. Выслали разведку.
Вернувшись перед вечером, разведчики донесли, что по обе стороны железной дороги на 150—200 метров весь лес вырублен. Вдоль дороги через каждые 500 метров построены долговременные бетонированные огневые точки с установленными в них пулеметами. Между ними регулярно патрулирует охрана. На каждом километре стоят сторожевые вышки. А каково положение за железной дорогой, выяснить не удалось. В целом было совершенно ясно, что предстоит тяжелое испытание.
Об этом мы и сказали партизанам. Поняв сложность положения, все, как один, тщательно готовились к ночному прорыву и марш-броску. Тщательно подгонялись снаряжение и обувь, смазывалось и проверялось оружие, диски и обоймы снаряжались патронами.
Командование отряда договорилось с местными партизанами, что те выделят небольшие группы для отвлекающих действий на флангах нашего прорыва.
Незадолго до захода солнца отряд начал осторожно выдвигаться на исходный рубеж. Впереди шла штурмовая группа, которая должна была первой прорваться через железную дорогу, на небольшом расстоянии следовали подрывники, затем радисты, последним шло отделение Юрочки. Правее и левее уступом вперед двигались боковые заслоны.
Мы приблизились к укрепленной полосе железной дороги и, замаскировавшись на краю вырубленного леса, залегли. Начало темнеть. Прохладный ветерок наскочил на молодые заросли, затрепетал в их листве, но, запутавшись, быстро утих. На землю опускались голубовато-серые сумерки. Время шло удивительно медленно. Каждая минута казалась вечностью. Вот прошло полчаса, а условленного сигнала от местных партизанских групп все нет. План нарушался, и потерянное время предстояло наверстывать лишь на марше. Поэтому решили не медлить больше ни минуты.
Ровно в 22 часа боковые заслоны и штурмовая группа стремительными перебежками рванулись вперед. Едва они приблизились к железной дороге, как над ней, шипя как змея, взвилась зеленая ракета, правее — вторая и еще правее — третья. В мертвом дрожащем зеленоватом свете все вокруг стало каким-то бледным и хаотичным. Впереди, справа, распоров тишину, громко и дробно застучал пулемет. Тонкие красновато-желтые пунктиры трассирующих пуль-светлячков, как бы догоняя друг друга, проносились между деревьями. В ответ там же справа раздались очереди автоматов. Прибежавший связной сообщил, что противник задержал правый заслон, прижал его к земле. Но бойцы штурмовой группы уже были у насыпи железнодорожного полотна. Увидев мелькнувших партизан, охранники бросились за насыпь и растаяли в зарослях. Без промедления через железную дорогу устремились наши главные силы. Бойцы левофлангового заслона бегом бросились на выручку партизанам, ведущим бой справа. Перекрестным огнем немецкий пулемет был уничтожен.
Внезапно наступила тишина. Быстро падали догоравшие ракеты. Замелькали длинные перекрещивающиеся тени деревьев. Но вот и они растаяли в набежавшей темноте. И тут издали донесся гул приближающегося поезда. Он угрожающе нарастал, и казалось, что еще немного, и наше тыловое охранение и заслоны будут отрезаны. А воображение забегало вперед, и уже рисовалась картина, как вражеский эшелон остановится, из него высадятся войска и немедленно бросятся по нашим следам. А ведь по свежим следам десятков ног, примявших росистую траву, — по этой широкой полосе — любой смог бы безошибочно определить наш путь.
Однако совсем неожиданно справа и слева в небо взметнулись яркие вспышки и тут же прогремели сильные гулкие взрывы, потрясшие землю. Мы догадались, что это местные партизаны, хотя и с опозданием, но сдержали свое слово. Вдоль дороги взвились десятки зеленых ракет, яростно захлебываясь, забили пулеметы. Воспользовавшись этим, охранение и заслоны немедленно бросились через дорогу и присоединились к нам.
Итак, отряд без потерь преодолел опасный рубеж сильно охраняемой магистральной железной дороги. Это была большая удача. Но мешкать было нельзя. Мы и так упустили много времени, а впереди ждали новые испытания — многокилометровый форсированный ночной марш по незнакомой местности, занятой врагом, и преодоление Западной Двины.
Нас подгоняло сознание того, что гитлеровцы, узнав о прорыве через железную дорогу, могли в любую минуту организовать быстрое преследование по свежему следу. Почти бегом, задыхаясь и обливаясь потом, мы проскакивали поляны, участки дорог и поля. Как можно быстрее, напрямик пробирались через рощи и колючие заросли. Обходить препятствия времени не было, ведь летняя ночь так коротка.
Некоторые бойцы, ослабев, уже едва поспевали. Кто был посильнее и повыносливее, тому пришлось брать у отстающих оружие и вещмешки. К общему удивлению, радистка Валя ни на шаг не отставала от бывалых воинов и никому не отдавала свой груз.
— Друзья, еще немного, несколько километров, и Двина, — подбадривал нас комиссар.
В жизни часто случается так, что вот, кажется, уже конец испытаниям, еще одно последнее усилие — и впереди открытый ровный путь… Но тут совсем неожиданно возникает преграда. Так случилось и с нами. Собрав последние силы, мы рывком устремились через поле к видневшейся полоске леса, за которой, по нашим расчетам, должна была открыться Западная Двина.
Трудно передать, как горько мы разочаровались, когда внезапно натолкнулись перед леском на небольшую, всю заросшую быструю речушку с топкими берегами. О ее существовании никто и не подозревал. Но рассуждать было некогда, и бойцы, не разуваясь, с ходу бросились через эту ненавистную капризную речушку. Раннюю тишину сонной речушки, местами покрытой тонкими ватными слоями утреннего тумана, нарушил топот ног, чавканье болотистой почвы, звонкие всплески воды да невольно вырывающиеся возгласы бойцов. Речка была небольшая, неглубокая, с холодной чистой водой. Все кинулись жадно пить.
И вдруг невдалеке слева быстрыми и острыми желто-красными язычками пламени заплясали яркие вспышки, и мгновенно рассыпались, полоснули пулеметные и автоматные очереди. С горячим шипением яростно впились в воду молниеносные змейки трасс, тонкими строчками вспоров гладь воды. А по стволам берез и елей захлопали разрывные пули. Все мы бросились вперед — на противоположный берег. По всему было видно, что противник бил бесприцельно, на наш топот и одиночные возгласы бойцов. Только это и спасло нас от беды.
— Автоматчики, по вспышкам — огонь! — громко крикнул Кисляков и, став на колено, дал длинную очередь. Дружно ударили и другие автоматы. Враг замолчал. По-видимому, это была небольшая засада, устроенная у моста, что был слева от нас, но о котором мы, к счастью, раньше не знали, иначе напоролись бы на немцев.
Оставшиеся несколько километров прошли без единого привала. И вот перед нами быстрая и широкая Западная Двина. От нее повеяло холодной сыростью. Стало совсем светло. Первые лучи солнца ярко осветили верхушки сосен и рассеялись в густой молочной пелене тумана, местами припавшего к реке.
Но нам некогда было любоваться природой. Быстро спустились к берегу, и сразу закипела работа. Через пятнадцать-двадцать минут три плота были спущены на воду. Вскоре первая группа партизан достигла противоположного берега. Теперь, когда туман почти рассеялся и другой берег стал ближе, на нем были хорошо видны наши люди. Над горизонтом висел ослепительный диск солнца. Наступал жаркий безоблачный день. Надо было спешить с переправой, но возвращавшиеся плоты, как назло, едва двигались, а других сделать было больше не из чего, так как сухих бревен поблизости не оказалось. Мы топтались на берегу, проклиная черепашью тихоходность плотов, к тому же еще и сносимых течением. Так и хотелось броситься вплавь к плотам и помочь тем, кто изо всех сил, упираясь шестами, направлял их к нам. Когда плоты со второй группой достигли середины реки, в небе послышался тонкий ноющий гул мотора. Он быстро нарастал, и вскоре над нами появился темно-коричневый немецкий самолет-разведчик, прозванный «костылем».
