На очередном заходе рассмотрел километрах в трех-четырех две огромные колонны войск. Вот это да! Значит, мы навалились на авангард? Надо и по основным силам пройтись. Вот здесь можно использовать и эрэсы. Летчики сами выбирают цели, увлеченно штурмуют их, проходя бреющим прямо над головами гитлеровцев. Однако нельзя терять осмотрительности. Появись сейчас хоть один «мессер», и наша увлеченность может дорого обойтись. Видимо, и командир об этом думает, но как предупредить летчиков? В запасном полку не оказалось шлемофонов, и летаем пока без радиосвязи. Надеялись, что получим шлемы на фронте; здесь, в потрепанных подразделениях тыла, их тоже не было. Так и летали до марта будущего года: командиры руководили в воздухе по старинке – эволюциями своих самолетов, покачиванием с крыла на крыло. Перед последней атакой успеваю заметить: два самолета уходят на бреющем куда-то на северо-восток. Выйдя из пикирования, покачиваю с крыла на крыло – подаю звену сигнал сбора. Ко мне пристраиваются два самолета, за фонарем кабины вижу возбужденные лица Ивана Брылякова и Григория Панкратова. Хорошо поработали ребята! Теперь бы благополучно возвратиться домой. Где же ведущее звено? Где? Нелегкое это дело – штурмовать цель, следить за землей, небом и товарищами, держаться строя. Сумею ли самостоятельно отыскать в безориентирной степи аэродром Утта? Впереди выше кто-то виражит, поджидает. Подхожу ближе и вижу бортовой номер машины командира эскадрильи. Ух, гора с плеч! Пристраиваюсь со звеном справа.
Капитан Ширяев одобрительно кивает, выводит на курс, не переставая крутить головой, ищет еще одно звено. А вот и оно! Значит, в сборе семерка, нет только командира полка и его ведомого. Что с ним? Над целью никто не падал, стреляли по нас в основном из пулеметов, а для бронированного «ила» это не страшно. Может, пара майора Еськова уже на аэродроме «подскока»? Однако, когда мы подошли к Утте, ни одного самолета там не было. После посадки собираемся у самолета капитана Ширяева. Летчики улыбаются, довольны. Командир эскадрильи поздравляет нас с первым боевым вылетом, радуется вместе со всеми. Но нет-нет да и посмотрит в небо, замолчит, прислушается: не донесется ли знакомый гул мотора? Отсутствие командира полка и его ведомого тревожит. Я сообщаю, что видел на последней атаке уход пары на бреющем на северо-восток.
– Значит, они проскочили аэродром севернее, – высказывает предположение капитан Ширяев.
Дорога на Астрахань осталась справа, впереди других ориентиров, кроме Волги, нет. Но хватит ли горючего? Подбежал техник и доложил, что на всю нашу семерку топлива не хватит. Сейчас можно заправить только четыре самолета. Остальное горючее подвезут через несколько часов. Капитан Ширяев хмурит высокий лоб, минуту размышляет. Спрашивает:
– Ваши предложения, командиры звеньев?
Ясно, что одна из троек должна ждать подвоза горючего. Но чья? Командир эскадрильи уже принял решение:
– Остаются Пальмов, Вшивцев, Полынов. Старшим назначаю младшего лейтенанта Пальмова. Справитесь?
Ловлю улыбку Сергея. Чего это он?
– Справимся, товарищ командир.
Когда четверка улетела, спрашиваю у Сергея, чему это он улыбался.
– Очень уж интересно получилось: старшим назначили… младшего лейтенанта. Звучит?
Теперь рассмеялись все трое. Капитан Ширяев нашу тройку выбрал не случайно. Я неплохо ориентируюсь в воздухе, Сергей Вшивцев слывет летчиком смекалистым, Миша Полынов постарше нас годами, значит, опытнее. Одним словом, друг друга дополняем.
– Что ж, оценим обстановку, – сказал Полынов. Повернувшись в сторону одинокого саманного домика, он втянул носом воздух.
– Надо подумать о пище.
Стоит жара, аппетита нет. Но когда удастся пообедать? Техники и механики пригласили нас к походной кухоньке, прикрытой брезентовым навесом. Только расположились вокруг котелков на жухлой траве, как с востока послышался гул чужого самолета. Возвращался тот, утренний «юнкерс». Была надежда, что он не заметит нас. Но фашистский стрелок пустил длинную пулеметную очередь, которая зафонтанила серой пылью между кухней и самолетами. Пришлось поплотнее прижаться к земле, ожидая повторного захода. К счастью, гитлеровец ушел своей дорогой.
– Пронесло, – поднял лицо от земли Миша Полынов.
От плотного «приземления» он поцарапал щеку. По этому поводу Сергей не преминул заметить:
– Второй раз, Михаил Николаевич, если будете целоваться с землей, прикройте лицо ладошкой, – и показал: – Вот так…
За что я особенно люблю Сережу, так это за чувство юмора. И еще за постоянную пытливость мысли, если можно так выразиться. Например, он может задать неожиданный вопрос: «В дождь человек когда больше намокнет: когда бежит или когда идет? Время одно и то же». Потом сядет и начнет подсчитывать. И вдруг неожиданный вывод: «Если попал под обстрел, лучше не бегать. Вот расчеты…»
Ожидая горючее, мы решили определить предельные сроки вылета с расчетом на посадку на своем аэродроме за час до наступления темноты. Этот срок неумолимо приближается, а бензозаправщиков все нет. Замерили остаток горючего в баках – на самом экономном режиме не хватит. Передвинули срок вылета на час, с условием посадки в сумерках. Меня, как старшего, начинают терзать сомнения: вдруг фашистский самолет передал по радио координаты нашего аэродрома «подскока»? Тройка самолетов – тоже цель, к тому же беззащитная. Не исключено появление фашистских разведчиков-мотоциклистов. Может, перелить бензин из одного «ила» и пополнить баки других? Останусь здесь, конечно, я. А если что-то случится с товарищами на маршруте, потеряют ориентировку? Спрос ведь будет с меня. Значит, это не выход. Решаю ждать до утра. Продумываю, как силами летчиков и техников организовать ночную охрану. Остается 45 минут до возможного вылета… 30 минут.
Мы сидим с парашютами в кабинах, чтобы не терять ни одной минуты. Вдруг механик, стоявший на капоте «ила», замахал руками: показалось пыльное облако. Первая машина проскакивает мимо. Что за чертовщина! Но вот из облака пыли вынырнул второй бензозаправщик. Направляется прямо к нам. Быстрее, быстрее! Взлетели, легли на курс. Сергей – слева, Михаил – справа. Вижу – Сергей поет. Он всегда что-то напевает – то ли «Любимый город может спать спокойно», то ли «И в какой стороне я не буду» из «Свинарки и пастуха». Моторы гудят ровно, из патрубков мелькают фиолетово-голубые язычки: вечереет, и пламя уже заметно. Идем почти на высоте бреющего полета. Справа наш единственный ориентир – степная дорога на Астрахань. Сгущаются сумерки, аэродром меняет конфигурацию, ориентиры теряют очертания. Вот мелькают рукава дельты. Где же наша Болда? Набираем высоту, чтобы лучше разглядеть местность, но аэродрома не вижу. Вдруг вперед выскакивает Вшивцев. Еще на земле договорились: кто первый увидит аэродром, выходит вперед. Теперь и я вижу очертания «Т». Даю сигнал «Внимание!». Сергей занимает свое место в строю. Роспуск. Посадка. Вот мы и дома! Какой переполненный событиями день! Всего пятнадцать часов, от рассвета дотемна, а сколько пережито! Хотелось поделиться впечатлениями, но меня срочно вызвали в штаб дивизии доложить результаты вылета звена. Раньше я почему-то считал, что дело летчика – воевать, а доклады о нем пусть пишут штабные работники. Но не тут-то было, майор из штаба дивизии потребовал подробно доложить: сколько и чего уничтожено, что видели летчики над целью и на маршруте от Элисты до Астрахани. Пришлось подробно отвечать на все вопросы.
В полку уже известно: майор Еськов с напарником сел где-то в степи, вверх по Волге. У них закончилось горючее. Один самолет поломан. Что ж, и опытному командиру нелегко в безориентирной местности. Нас ожидал сытный ужин. На фронте летчиков кормили хорошо, не то что в тылу в запасных частях. Здесь был и табачок, но не было спичек. Поэтому почти каждый курильщик обзавелся дедовским огоньком – кресал стальной пластинкой о кремень и зажигал искрой сухой фитиль из обтирочных концов. Меня этот фитиль навел на мрачную задумку: дожить бы до тех пор, пока хватит фитиля. А он с каждым днем становился короче. Вот уже совсем догорает мой фитиль, а я еще жив. Тогда я завел новый фитиль, но предусмотрительно подлиннее.
Начались фронтовые будни. Первые дни от зари до зари сидели в боевой готовности, но не вылетали. На нашем направлении бои с превосходящими силами противника вели полк воздушно-десантных войск и несколько курсантских рот. Мы знали, как тяжело приходилось нашим наземным друзьям, но помочь им ничем не могли. Аэродром «подскока» уже блокировал противник, а без дозаправки мы могли долететь только до линии фронта, в один конец. Боевые вылеты начались, когда немецко-фашистские войска вышли в район небольших поселков в калмыцкой степи – Улан-Эрге, Яшкуль, Чилгир.
Как-то разведчики сообщили: на подходе к Утте большая колонна вражеских танков и автомашин. Это уже было в радиусе наших возможностей. Девятка штурмовиков под командой капитана Ширяева получила приказ на штурмовку колонны. Под плоскостями каждого «ила» по восемь реактивных снарядов, в люках по шестнадцать бомб, переделанных из тяжелых снарядов морской дальнобойной артиллерии. Авиационных бомб не хватало, и люки приходилось заполнять обыкновенными минами для ротных минометов. Трудное время переживала страна. Фронт требовал массу боеприпасов. Многие эвакуированные заводы уже стали в строй и работали полным ходом, наверстывая потерянное время, но обеспечить огромный фронт всем необходимым пока не удавалось. И это понимал каждый из нас. Танки мы обнаружили на марше, в открытой степи.
