– А ты... чего лежишь? - вдруг закричал он на маленького бронебойщика, только сейчас узнав его.- Почему не стреляешь?..
– Куда там?.. Разве их достанешь...- бронебойщик не договорил, опаленный злобным взглядом сапера.
– Кто ж, по-твоему, стрелять-то в них должен?.. А?.. И так вон куда допустили!.. До самой аж Волги!..- хрипел сапер, вкладывая в эти слова всю свою выношенную и выстраданную солдатскую боль... И вдруг, схватив с земли бронебойку, он положил ее ствол на плечо солдата и стал целиться.- Встань хорошенько, ну!..
Боец для устойчивости расставил ноги и уперся руками в бедра. Раскаленный ствол обжигал щеку солдата, но маленький бронебойщик терпел, вобрав голову в плечи. А сапер, присев на корточки, целился. Он выстрелил в первый самолет, но промахнулся. Бронебойщик чуть не упал, но все же поправил своего случайного напарника:
– Упреждение бери, слышишь!..
Ружье при выстреле дергалось и больно ударяло по шее молодого красноармейца. Он тихо вскрикивал, но продолжал стоять. А сапер как бы весь сросся с ружьем, подводя его ствол под ревущую цель. Бегут короткие секунды. Набатом стучит в висках кровь. На суженные зрачки стремительно падают желтые крылья... увеличиваются, растут черные, тщательно выведенные кресты. Самолет мчится вниз, словно хищник на свою жертву,- так падает ястреб на притаившуюся в траве куропатку... Темными каплями отделяются от него бомбы и косым свистящим дождем летят к земле. Самолет почти достиг земли и стал задирать нос кверху. Палец солдата плавно нажал на спуск. И... опять промах!.. Сапер, весь дрожа от ярости, бессильно опустился на дно ямы. А когда он снова посмотрел на небо, то увидел медленно уходящий бомбардировщик противника.
Сапер помутневшим взглядом уставился на маленького солдата.
– Ну?..- глухо выдавил он.
– Что "ну"?.. Говорил - бесполезно из бронебойки-то по нему!..
– Стрелять в них надо из всего, что стреляет. Понял? - все еще перекипая, заметил сапер, карабкаясь из ямы.
У дороги уже царило оживление.
– Эй, товарищи! Подымайсь! Подкрепление пришло,- прозвучал чей-то веселый голос.- Моральный дух.
Причиной оживления была неожиданно появившаяся кухня. Бойцы уже толпились возле дышащего вкусным горячим паром котла и получали свои порции.
Подошли к кухне и сапер с молодым и оказавшимся очень заботливым бронебойщиком. Маленький боец прежде всего обежал вокруг котла, украдкой от повара наполнил водой флягу, затем подставил свой, не отличающийся особой чистотой котелок под поварской черпак.
– На двоих да погуще. Вот для этого товарища,- указал он на молчаливого и сурового своего спутника.- Это он стрелял по самолету.
Повар, толстущий малый, ответил молчанием, однако котелок молодого красноармейца он наполнил жирным, напаристмм супом, в котором плавали большие куски мяса.
– Спасибо, дорогой,- поблагодарил бронебойщик повара и уселся рядом со своим новым другом у дороги, свесив ноги в кювет.- Прочтем? - обратился он к саперу.
– Что это у тебя? - спросил тот, заметив в руках бронебойщика небольшой лист.
– "Дивизионка". Чтецом я в своей роте был,- пояснил маленький солдат и выразительно, внятно, как диктант, прочел саперу последнюю сводку Совинформбюро. Вести с Юго-Восточного фронта были неутешительны, и бойцы долго молчали.- Хочу к вам в саперы. Возьмете? - спросил бронебойщик и выжидающе посмотрел в хмурое лицо молчаливого сапера.
Сапер не спеша прожевал мясо, смахнул с губ крошки и отрицательно покачал головой.
– Нет.
– Почему? - удивился маленький боец.
– Ну какой из тебя сапер? Если ты в свое ружье плохо веришь, то саперная лопата и вовсе придется тебе не по нраву.- Солдат помолчал, посмотрел на обиженного красноармейца, и ему вдруг стало его жалко: - А почему ты один?..
– Взвод наш погиб на Дону,- горько сообщил боец, и саперу показалось, что бронебойщик может расплакаться.
– Ну, хорошо,- сказал он,- я поговорю с командиром... Зовут-то тебя как?
– Василий. Вася Пчелинцев.
– Ну, а я - Уваров. Будем, значит, знакомы.
Сeнька внимательно выслушал рассказ Уварова.
– Как только не встречаются люди на войне,- сказал он с необычайной для него серьезностью.- Ну и что ж, хороший из Пчелинцева сапер получился?
– Очень даже хороший. А ты что, знал, что ли, его? - вдруг спросил Уваров, заметив какое-то странное выражение лица Сеньки.
– Встречались как-то...- уклончиво проговорил Ванин.
Оба замолчали.
Тут же, на поляне, заботливый Пинчук проверял свои продовольственные запасы. На поясном ремне у него висела фляга. Подошедший Сенька не мог оторвать взгляда от этого грешного сосуда. Пинчук ему погрозил: не время, мол, об этом думать - всему свой черед.
Подсел к Пинчуку и Уваров. Сапер все время присматривался к Петру Тарасовичу. Этот кряжистый полтавчанин с первых минут расположил к себе Уварова. Якову казалось, что Пинчук никогда не может сделать необдуманного шага. Нравилось ему и то, что Петр Тарасович все время покрикивал на отчаянного и легкомысленного, по понятиям Уварова, Сеньку. И Яков никак не мог уразуметь, почему не Пинчук их командир, а молчаливый и как будто даже робкий Шахаев, который, как думалось Уварову, словно боялся своих подчиненных. Вчера Яков даже сказал об этом шагавшему впереди него Пинчуку. Тот остановился, вскинул мохнатые брови.
– Ты ще ничого нэ розумиеш, Уваров. Шахаев - добрый командир, голова в него свитла. С ним не пропадешь. С ним, як и с Забаровым, мы ни разу не возвращались без "языка".
– А с Марченко? - спросил Уваров.- С лейтенантом тоже без "языка" не возвращались?
– Пид Сталинградом - да. А зараз - було дило...- Пинчук немного смутился. Видимо, он решил, что так говорить о прославленном командире не полагается, и поспешил исправить положение: - Но Марченко - теж добрый командир. Храбрийший и вообще.
Тут он запнулся и умолк.
Уваров внимательно смотрел на большие руки Пинчука, заботливо укладывавшие в мешок продукты.
На другой стороне поляны появился Аким. Быстро подошел к Шахаеву, наклонился, о чем-то докладывал. Сенька нетерпеливо посматривал туда, но мешать им не решился: ему показалось, что Аким принес какие-то важные сведения.
Аким в тот день так и не отдохнул. Горячая мечта теребила его сердце. Родное село было отсюда совсем близко - рукой подать. Хотя бы на часок попасть туда... Доложив Шахаеву о результатах разведки, он быстро направился к Сеньке. Решил рассказать ему все, пусть Сенька попросит командира - и будь что будет!..
Когда солнце стало опускаться к горизонту, Шахаев объявил о конце привала. Принесенные Акимом сведения говорили о том, что оставаться здесь разведчики больше не могли,- совсем близко располагались немецкие части, по всей вероятности резервные.
В полнеба стояло красное зарево, окрашивая макушки деревьев. Разведчики шли гуськом, осторожно ступая. Впереди - Шахаев. За ним - Пинчук, затем -Уваров, Ванин и замыкающим - Аким. Запрокинув голову, он сказал:
– Зари горит. Дождь будет.
Семен засмеялся:
– Предсказатель новый объявился! Откуда тебе все известно?
– А вот известно. Ведь как-никак учитель. И тебя, Семен, еще кое-чему могу поучить.
– Чему это? - белые брови Сеньки сдвинулись: он был явно озадачен.-Чему же все-таки ты можешь меня поучить, Аким? Уж не за "языками" ли ходить?
– Зачем же за "языками". Этому ремеслу ты кое-как обучен. А вот математике, например, русскому языку, литературе... Мало ли чему?
– Может, кое-что из этих наук я и подзабыл,- чистосердечно признался Семен.- Однако насчет дождя и прочее ты, Аким, подзагнул.
– Поживем - увидим.
Аким уже успел рассказать Сеньке о том, что его тревожило, и теперь на душе у него стало легче. Лицо приняло прежнее добродушное выражение, как всегда немножко рассеянное. Сенька обещал ему уговорить Шахаева на обратном пути отпустить Акима на несколько часов, а может, и на всю ночь,- смотря по обстоятельствам - в родное село к невесте.
Вскоре стало душно. Гонимые южными ветрами, низко поплыли темные тучи. Мокрыми ошмотьями к ногам прилипали прошлогодние дубовые листья. По веткам забарабанил редкий холодный дождь.
Аким ухмылялся.
– Ну, что я говорил? - толкал он Сеньку.
Но тот не сдавался.
– Ворона - дура, но и она может накаркать любую беду.
Дождь усилился.
Разведчики вышли к реке Вьюнка. Шахаев волновался, все время глядел по сторонам: в этом месте их должен был встретить человек.
Сквозь разрывы облаков выглянула луна - начищенная, беззаботная - и тут же снова спряталась за тучи. Надо было переправляться на противоположный берег. Посмотрели - лодки не видать. Но тут случилось то, что на солдатском языке называется "подвезло": высокое дерево, стоявшее над самой водой, подмытое течением, повалилось, едва его толкнул Пинчук. Оно с треском упало вершиной на тот берег, образовав своеобразный мост.
