— Здесь живет зубной врач? — раздался голос из-за двери.
— Здесь, а что такое?
— Пациент.
— Но позвольте, что значит пациент? — заволновался Шликерман, — для пациентов же есть прием. Он уже кончился, какие могут быть пациенты?
— Откройте, доктор! Я хорошо заплачу. Не деньгами, а продуктами. Маслом и бараниной.
Такое щедрое обещание заставило сердце Шликермана смягчиться, и он, еще робея, осторожно открыл цепочку. Пред ним стоял неизвестный в шинели с вещевым мешком на спине.
— Пройдите в кабинет, — с достоинством сказал Шликерман и, пропустив пациента, зажег опять погашенную лампочку у кресла.
— Садитесь! Что у вас такое?
Незнакомец ткнул пальцем в передний резец на верхней челюсти.
— Сюда золотую коронку.
Шликерман осмотрел зуб и пожал плечами.
— Но это же совсем здоровый зуб. Дай бог, чтоб у моих детей были такие зубы. Зачем же я буду ставить на него коронку?
— Я вам сказал, поставьте! — нетерпеливо возразил пациент.
Докторское самолюбие Шликермана вспыхнуло, как вулкан.
— Вы уже будете меня учить, где ставить коронки? Так я вам говорю, что я не согласен. Берите ваше масло и баранину и ухо…
Он не договорил. Глаза его скосились и с ужасом застыли на револьверном дуле, прижатом пациентом к боку его белого халата.
— Что? Что такое? — прошептал он.
— Не дурите, доктор! — ответил пациент. — Берите какую-нибудь из ваших запасных коронок и подгоните к зубу. Мне нужно это временно, но только сейчас же. Иначе вашим детям придется оплакивать вас.
Доктор поник головой и дрожащими руками вытащил коробочку с коронками.
Когда все было готово, пациент поднялся и крепко пожал руку доктору, подавая ему вещевой мешок.
— Здесь десять фунтов масла и пуд баранины. Я думаю, что вам давно не платили так щедро. Еще одно условие. Вы никому не скажете ни слова о происшедшем.
Он повернулся и вышел. Доктор молча уложил инструменты, по его спине еще бегали мурашки. Он вышел в другую комнату, где жена его варила ржаной кофе. Доктор сел на стул и поежился.
— Да! Видали вы такого пациента? — спросил он сам себя.
— Ты что-то сказал, Моисей? — подняла голову жена.
Доктор взглянул на нее и ответил:
— Нет… ничего. Это тебе показалось…
Глава двадцать четвертая
ОДИН ПРОТИВ СОРОКА
Трудно бороться с Симоновым. В каждом селе у Симонова коменданты из местного кулачья, в каждом селе люди для связи. Что случается — все моментально от села к селу, от деревушки к деревушке, через комендантов и посыльных становится известным таинственному начальнику зеленой армии, заседающему где-то посередине болота и никогда не показывающемуся никому, кроме своих самых близких людей, из страха покушения.
О Симонове по селам ходят самые невероятные слухи. Иные говорят даже, что зеленый атаман по ночам обращается в крылатого змея и летает над полями, над лесами и болотами, и оттого ему все известно и поймать его невозможно. Кто говорит, что у Симонова один только глаз, но заколдованный, и им он видит на два аршина сквозь землю. Еще ходит слух, что Симонов от пули заколдован, что выкупала его цыганская колдунья в вороньей крови и от этого стал он неуязвимым.
А в общем верного ничего не знает никто, даже симоновские коменданты, которым известно только, что ходит атаман в рыжей кожанке и красных штанах.
В селе Соловом комендантом у Симонова — Илья Савватеевич Дулов, богатейший мужик. Тех запасов, что припрятал он на худой день, хватит ему не только, чтоб самому кормиться, но еще и на то, чтоб давать бедноте взаймы и закабалять ее с потрохами. Все село у Ильи Савватеевича в долгу, как в шелку, и жмет он из должников соки, как паук, без жалости и пощады.
А с виду взглянуть — добрейшей души человек. Плечи косая сажень, глазки маленькие, синие, добрые, и улыбочка губ, закрытых усами и окладистой, под бога-отца, бородой, всегда ласковая и приветливая. И баба у него ему под стать — крупитчатая, пухлая булка. По целым дням на кровати лежит, пышки жует и поет чувствительные песни.
Илья Савватеевич сидит за самоваром, наслаждается яблочным чайком. Неплохой чай, а все ж хуже китайского. Да где китайского достанешь? Вот побьют зеленые большевиков, торговля воспрянет, тогда опять и китайский будет. А пока приходится яблочным баловаться. Уже одиннадцатую чашку выпивает Илья Савватеевич.
Расстегнул жилетку, розовую ситцевую рубаху выпустил, отдувается.
Солнце зашло, бегут по земле косые тени сумерек. Вот дрогнули по уличной пыли, как бабочки крыльями, и погасли. Быстро надвигается черная, теплая ночь.
Дулов наливает двенадцатую чашку, но в это время на улице слышен легкий топот копыт, и кто-то подъезжает к крыльцу. Дулов встает и отворяет дверь.
— Кого несет? — спрашивает он, недовольный нежданной помехой.
Человек в ободранной фуражке с обрезом за плечом входит на крыльцо.
— Ты, что ли, Дулов-то будешь?
— Я самый. А ты, добрый человек, откуда?
Вместо ответа человек тычет чуть ли не в нос Дулову записку, Дулов быстро ее схватывает.
— Пройдем в горницу, — говорит он тихо, — тут неловко.
В комнате он разворачивает записку у лампы, предварительно сторожко метнув глазом на двери.
В записке стоит: «Штаб народно-повстанческой группы атамана Симонова. Коменданту села Соловое. Вы извещаетесь, что сегодня в ночь вы должны приготовить помещение для прибывающего командующего группой Симонова. Держать в секрете».
Дулов немедленно сжигает записку на лампе и вскидывает глаза на посланца.
Тот устало сидит у стола. Его оборванный вид, налипшая на нем со всех сторон грязь, нечесаные волосы говорят за то, что этот человек давно не видел дома и живет в какой-нибудь лесной или болотной норе, как загнанный зверь.
— Чайку хочешь? — спрашивает он.
Оборванец делает утвердительный жест и с наслаждением выпивает залпом большую чашку кипятку, налитую Дуловым, не выпуская из рук обреза.
— Когда ж атаман приедет?
— К полночи, — отвечает гонец и прощается, перекидывая за спину верный обрез.
* * *
Около полуночи слух дремлющего у стола Дулова ловит осторожный конский топ на улице. Он встает, открывает дверь и всматривается в ночь.
Трое всадников. Один слезает с коня.
— Комендант!
— Здесь, — отвечает испуганно Дулов.
— Ты что же, сукин сын, не видишь? Лошадь прими! — свирепым шепотом говорит спешившийся и тычет в холеную бороду Ильи Савватеевича рукоятью нагайки. Дулов поспешно схватывает лошадь за повод и вводит во двор. Когда он возвращается, спешившийся стоит на крыльце и говорит своим спутникам:
— Езжайте, завтра в ночь за мной приедете!
Двое хлестнули лошадей и ускакали. Дулов вводит гостя в горницу. Перед ним загорелый человек с черной повязкой на глазу, в новой коричневой кожаной куртке и красных рейтузах.
Дулов пристально всматривается в него.
— Вы будете господин командир Симонов?
— А тебе что, повылезло? Протри зенки! — отвечает пришелец.
— Простите, господин командир, но только как по вашему же приказу должны мы удостовериться по сообщенным приметам. С костюму вы подходите.
Приехавший смеется хриплым смехом, и при свете керосинки Дулов видит, как поблескивает золотой зуб, главная примета атамана, сообщенная всем комендантам.
Дулов вздыхает и кидается к самовару.
— Присядьте! Чайку не угодно ли, благодетель?
Но Симонов грубо обрывает:
— Некогда чаи распивать. Я сыт. Поди сюда!
Дулов подходит.
— Слышь ты, — говорит Симонов, — мы большое дело затеяли. Нужно всех осведомить в районе. Я сейчас спать залягу, а ты пошли посыльных в Павловку, Суслово, Кут, Шулявку и Ясное, чтобы наши к утру приехали. Да только шпаны не зови, а самых верных, которые за нас душой и телом. Буду с вами говорить. А теперь веди спать.
Дулов ведет грозного гостя в свою горницу, которую уступает гостю. Сам с женой будет спать в сеничках. Гость, не раздеваясь, кидается на гору пуховиков, воздвигнутую на постели.
— Не угодно будет чего приказать? — осведомляется Дулов.
— Пошел к чертовой матери! Делай, что приказано! — слышится крепкий ответ.
Дулов на цыпочках выходит в сенички. Жена кидается к нему.
— Ну как? Приехал? Каков? Красавчик?
Дулов чешет в затылке и говорит восторженно:
— Сурьезный человек. Настоящий мужчина… Вот что, ты ложись, баба, спать, а у меня еще гора дела. Всю ночь провожжаюсь.
Он надевает шапку и выходит. Вскоре по нескольким направлениям скачут верховые собирать верных людей по приказу Симонова.
* * *
На следующий день после наступления темноты к дому Дулова поодиночке пробираются люди. Окна дуловской избы наглухо занавешены. Один за другим набиваются приезжие в комнату, их до сорока человек. Все они здоровые, упитанные, щеголевато одетые люди, все окрестное кулачье собралось на зов своего вождя.
