— Я не собираюсь пропадать здесь! Потерпеть поражение в бою — не значит проиграть войну! Она улыбается.
— Вы, немцы, такие храбрецы! Но это вам не поможет. Как говорят у вас? Где много гончих, там зайцу смерть? Я русская и люблю Россию. Я шлюха для немецких солдат, вот что я такое.
— Замолчи! — приказывает он. Но она не умолкает.
— Ложусь, пожалуйста! При этом ничего не чувствую, терплю это, во имя Родины. Немецкие солдаты относятся ко мне хорошо, хотят, чтобы я их любила! Тебе я отдала в Харькове все, действительно подарила все, тебя я любила — и не жалею об этом.
— Как ты попала в Сталинград? — спрашивает он, стараясь, чтобы его вопрос звучал сурово.
— Помнишь майора Штейнкопфа? — Он кивает. — После тебя я больше не хотела быть с ним, быть его любовницей! Он был негодяй, пошел в службу безопасности, занес меня в списки восточных рабочих для отправки в Германию! Я не хотела ехать на эту каторгу в Германию, и мне пришлось исчезнуть из Харькова, где мы прятались. Без аусвайса было нельзя. Ведь я не хотела умирать! Была единственная возможность — пойти к партизанам.
Так было трудно! Оттуда возврата нет! Жаль, что немцы не понимают нас, украинцев, хотя мы не за Сталина. Меня привезли на секретный партизанский аэродром под Белгородом. На меня завели дело! Восемь дней допросов! Я сказала все, чего они добивались, все подписала. За предательство меня приговорили к смерти.
Однажды меня снова привели к комиссару. Он говорит:
«Ты не должна умереть, у тебя есть возможность искупить свою вину. На самолете тебя переправят в Сталинград. Ты красивая девушка, лучше всего, если ты будешь шпионить у немцев в постели. Если не будешь делать то, что тебе прикажут, тебя расстреляют». Несколько дней назад немцы раскрыли пункт радиосвязи у товарища Тарасовой и ее сразу расстреляли!»
— И что ты разведываешь?
— Я глупая разведчица! Сейчас должна быть у товарища, который собранные нами сведения передает по радио. Я не могла сказать ничего, кроме того, что вы должны были забрать румынских дезертиров.
— А что еще ты выдаешь им?
— Клянусь всем святым, обещаю, я больше не буду шпионить. Хочу любить мужа, детей, не хочу больше войны! — Она потеряла самообладание. Содрогаясь от рыданий, она обнимает его и покрывает поцелуями его лицо. — Останься со мной сегодня ночью! Мы скажем друг другу все, что могут сказать люди, которые любят друг друга!
— Я сегодня должен вернуться вместе с румынами!
— Ты должен! Солдаты, приказы! И всегда должен — бедный, несчастный, как пес, — распаляется она. Вдруг хватает его за руку: — Ты можешь спастись. Война для тебя окончилась! Прежде чем все остальные вернутся, мы с тобой уйдем! Я переведу тебя на нашу сторону! Я знаю безопасную дорогу. Скоро ночь, нас никто не найдет. Ты спасешься, и если я приведу тебя к русским как перебежчика, мне, наверное, уже не придется шпионить в Сталинграде!
Предложение было настолько абсурдным и таким типичным для влюбленной женщины, что он только рассмеялся.
— Я немецкий офицер, — говорит он ей.
Это понимает, и она и покорно кивает.
Артиллерийский огонь прекратился, и голоса румын и фельджандармов послышались около двери. Вдруг Катю охватывает дрожь.
— Я так боюсь умирать! — она вцепилась в него. — Я не должна умереть! — рыдает она и умоляет: — Помоги мне! Я слабая женщина! Я боюсь умирать!
Обер-лейтенант фельджандармерии входит в комнату и недоверчиво смотрит, как русская девушка оказывает Виссе помощь. Вся его фигура и взгляд выражают: «Мне совершенно не нравится, что моя русская оказывала тебе помощь в своей комнате на своей кровати».
— Ну, как нога?
— Спасибо, уже лучше.
— А нам снова повезло. Попади мы минутой позже в бункер, нам размозжило бы голову с русского благословения! Румыны могут забрать своих людей. Но мы из них мало что вытянули. Просто какие-то закоснелые ребята.
Вошедший унтер-офицер вмешивается:
— Здесь придется уже применять другие средства. Я быстро заставил бы их говорить. Но от румын я лучше буду держаться подальше. С ними можно нарваться на неприятности.
Полковник Димитриу и майор Биндер тоже входят в комнату, так что там уже не повернуться.
— Ну, как нога? — спрашивает Димитриу.
— Спасибо, господин полковник, все в порядке! Полковник с усмешкой окинул взглядом Катю.
— При таком очаровательном уходе моя нога поправилась бы не так быстро! Не можете ли уступить нам эту очаровательную противницу? — кричит он из комнаты обер-лейтенанту Камелли. — Предлагаю вам за нее двух комиссаров, трех русских майоров и винтовку, чтобы стрелять в ворон.
— К сожалению, не получится, но я с удовольствием приглашу ее на бокал коньяка, господа!
— Хорошо, утешимся этим! — Стоя они поднимают стаканы с русской водкой. — Если «котел» в ближайшее время не откроется, то нам придется туго.
— А если бы не заняли Францию?.. — насмешливо спросил Димитриу и указал на французскую бутылку с тремя звездами.
Писарь вносит керосиновую лампу и вешает ее на стену.
— Так вы не возьмете людей с собой? — спрашивает Камелли румынского полковника.
— Мне не очень хочется! Мы могли бы разобраться с ними здесь сразу же, но поскольку господин обер-лейтенант… — Димитриу кивает на Виссе, — настаивает на процессе по всей форме, я прикажу увести обоих! Они утверждают, что раскопали казарму в сквере перед домом! Они говорят, что дезертировали, потому что никому не было до них дела. Говорят, что 1-я кавалерийская дивизия стоит где-то в балке и личный состав бродит, предоставленный сам себе!
— По крайней мере, следует проверить показания людей! — настаивает Виссе. Полковник отмахивается.
— Один дезертировал, потому что был голоден, а другой, потому что хотел домой к своей жене и шестерым детям! Знаем эти истории, слышали!
— А не может это быть случай непреодолимой тяги? — спрашивает майор Биндер. — Человек, который волнуется за свою семью и хочет домой?
— Непреодолимую тягу, мой дорогой, должны осуществлять мы — иначе скоро нам придется заканчивать войну в одиночестве, без солдат.
— И разве это не самое худшее? — вмешивается Виссе.
— В любом случае это было бы менее противно и более приятно! — шутит Димитриу. — Хотел бы я воевать против английского полковника!
— Почему именно английского? — спрашивает Камелли.
— Я дам ему понюхать румынское меню, и он охотно отправится к нам в плен!
Скоро бутылка опустела, настроение поднялось, и только Виссе помнил о том, как дешево стоит человеческая жизнь. Расстрелять при попытке к бегству. Просто убить, и убийцы думают только о том, чтобы избавиться от законной, официальной процедуры.
Они пьют и шутят, выглядят уважаемыми, довольно приятными людьми — и убивают так же просто, как другие поливают цветы.
Дома пленных солдат ждут матери, жены и дети, а их сын, муж и отец, который не хотел войны, где-то гниет. Застрелен при попытке к бегству.
Катя или Люся, как там ее зовут, проходит мимо офицеров к выходу из избы. Она лукаво улыбается Виссе.
— Приготовь нам горячий чай к ужину! — приказывает ей Камелли. — Вы можете здесь получить у нас под расписку маршевое довольствие, — обращается он к своим гостям.
Катя приносит снег в чугунном котелке и заполняет им погнутый медный самовар. По чаю, который она добавляет из железной банки из-под сигарет, видно, что он заваривается не в первый раз.
Шаги у двери, взволнованные голоса, входит патруль. Менее чем в пятистах метрах от поста полевой жандармерии только что была обнаружена тайная радиостанция, на которой работала русская. Засеченная несколько дней назад немецкими пеленгаторами, она была окружена во время передачи.
Схваченная и доставленная сюда русская, примерно тридцати пяти лет, непривлекательная, крупная, энергичная. Ругаясь по-русски, она вырывается из рук жандармов и бросается к Кате, которая расстроено стоит в дверях комнаты. Она осыпает девушку ругательствами и хватает ее за волосы прежде, чем жандармам удается схватить ее. Она кричит по-немецки:
— Эта сволочь предала и вас, и нас! Она шпионила против вас — я могу доказать, она доставляла мне…
Катя отчаянно расталкивает мужчин, выскакивая из комнаты. Обер-лейтенант Камелли и два полевых жандарма бросаются за ней. Виссе спешит за ними.
Два, третий… пятый выстрелы резко звучат во дворе. Ужасный женский вопль. Полевой жандарм кладет свой пистолет в кобуру.
Почти на том же месте, где споткнулся Виссе, над той же бетонной балкой, упала Катя и лежит маленьким комочком, уже неживая, немного согнувшись в мусоре и грязном снегу.
— Думаю, она от многого спасена, — обращается Камелли к Виссе.
Виссе склоняется над мертвой девушкой, закрывает ей глаза, в последний раз быстро гладит ее по лбу и волосам и бережно накрывает ее своей фуфайкой.
