— Провожу партийно-комсомольский актив с повесткой дня: уроки неудавшегося наступления и задачи боевой подготовки.
Начподив примолк, переваривая новость, — такого он не ожидал. В прошлом командиры полков присутствовали на партактивах, иногда делали доклады на них, но проводить партактив…
— Зачем это нужно… в такое время?
— Хозяйство, где проходит мероприятие, понесло наибольшие потерн, у людей настроение… неважное. Надо его направить по нужному руслу. По моему разумению, сделать это могут только, я подчеркиваю это, только коммунисты и комсомольцы. Вот я с ними и работаю…
— Да… У вас же нет замполита.
Начподив все еще не находил нужного тона — с таким командиром полка он встречался впервые. Упрекнуть его в чем-либо он не мог. Он даже радовался тому, что Басин без подсказки занялся тем, чего в свое время добивался комиссар дивизии: он сам занялся партийно-политической работой. Но, с другой стороны, привыкший; что в эту самую работу никто не вмешивается, кроме вышестоящего партийно-политического органа, начподив чувствовал себя как бы обойденным. Вот это смешение профессионального удовлетворения и в то же время ощущение утраты чего-то важного, привычного и мешало ему найти нужный тон.
— Я звоню вам потому, что мне нужно знать потери политического и командного состава. Между тем сведений от вас не имеется. А от этого зависит пополнение.
— Товарищ подполковник, я убедительно прошу вас не спешить с пополнением командного состава. Я считаю, что, в основном, мы обойдемся своими силами.
— То есть как это — своими силами?
— Надо выдвигать наши кадры. А они есть. И у них опыт. И они понимают свои ошибки и, значит, с душой их исправят. Кроме того, наград, как я понимаю, ждать не приходится, а люди сделали очень многоe. Выдвижение и есть высшая награда.
— Выходит, что вашим вашим замполитом вы решили поставить своего… бывшего замполита? — желчно спросил начподив, по прошлым временам зная, что сживание кадров — опасное явление. В определенных условиях.
— Я этого не сказал, и я так не думаю, хотя бы потому, что Кривоножке уже является моим заместителем, и не только по политической части. Он, как вы знаете, сейчас замещает меня по всем статьям.
— А вы что ж?.. Собираетесь возвращаться?
— А вот это мне неведомо. Я только выполняю приказ первого, и моего мнения еще никто ив спрашивал.
— Гм. Ну. хорошо… Когда будут сведения?
— Штаб работает. Он вам и сообщит. Как только уточнит данные. Но мою просьбу… с низов, так сказать, убедительно прошу поддержать… хотя бы по хозяйству… не знаю, как сформулировать… в данный момент по хозяйству Кривоножко.
То, что разговор слетел с высоких нот и капитан заговорил так, как и приличествует говорить подчиненному с начальником (так, по крайней мере, считал начподив), несколько успокоило подполковника, и он уже миролюбиво сказал:
— Хорошо, я доложу первому.
Басин положил трубку, не зная, что начподив сразу же доложил об этом разговоре комдиву, подчеркнув, что Басин проводит партактив.
Когда Басин вернулся в землянку, где шло собрание, люди уже разговорились, но говорили опять не о том, как лучше вести эту самую учебу, а чего нет для ее нормального проведения.
Басин резко оборвал прения:
Чего у нас нет — знаем. Давайте думать, товарищи командиры, о том, как сделать так, чтобы оно у нас было. Вы что, удивились, что я назвал вас командирами? Я назвал правильно. Подавляющему большинству рядовых будем присваивать командирские знания, имеющих эти звания — повышать и выдвигать, — пополнения боевыми, обстрелянными командирами не предвидится. Понятно? Самим, и только самим, придется и учить и учиться. В частности — командовать. Это я говорю специально для тех, кто ждет каких-то особенных командиров. Не будет их. Вы, именно вы, должны стать этими самыми необыкновенными командирами, которым предстоит наступать и наступать. Командиру батальона, подчеркиваю: не временно исполняющему обязанности, а командиру батальона, приказываю завтра к десяти ноль-ноль представить начальнику штаба полка свои соображения о выдвижениях и перестановках людей с таким расчетом, чтобы в каждом подразделении была и партийная и комсомольская организации. Сегодня вы не готовы к настоящему активу. Через три дня соберем общебатальонное собрание.
Поговорите с беспартийными обо всем, что говорилось здесь. А главное — о чем не говорилось. Отдыхайте.
Все, буквально все было необычно, непривычно, и люди расходились слегка растерянными. Но главное Басин сделал — он заставил думать о будущем, отодвигал горечь поражения и потерь. О них еще вспомнят, еще разберутся в происшедшем, но уже с новых, нацеленных в будущее позиций.
Басин шел к штабу полка, отмякая душой. Наваливалась бездумная, всеобъемлющая усталость, вроде той, что испытал Жилин на ничейке. Он замедлил шаг, сгорбился, а следовавший как тень Кислов покашлял и деликатно сообщил:
— Жилин вернулся… Раненого Джунуса притащил и… собаку. Хорошая собака.
Басин посмотрел на ординарца и удивленно спросил:
— Какую собаку?
— Не знаю… Должно быть, из этих… из медицинских… что раненых вытаскивали.
Басин наконец понял, о ком идет речь, и уже строго спросил:
— А Жилин где?
— Капитан его к вам послал. Должно, дожидается… А Джунуса отправили в медсанбат.
— Об остальных что слышно? — все так же отрывисто спрашивал капитан. Он уже распрямился и пошагал размашисто, решительно.
— Так Засядько… Его убили. А Малков, говорят, себя гранатами подорвал. Вместе с фрицами. Джунус видел.
Все это время Басни не думал ни о своем бывшем батальоне, ни о людях, с которыми был связан, к которым привык и, возможно, даже полюбил. С той минуты, когда он принял полк, полк стал главным в его мыслях и судьбе, а все остальное существовало постольку, поскольку оно способствовало или мешало основной задаче — руководству полком.
Сейчас все сразу и резко сменилось. Он вспомнил всех своих ребят, и все они зажили в его сердце своей обычной жизнью, поднимая и тревогу, и жалость, и ответственность за их судьбы. Он шагал все быстрей и быстрей, словно утверждая свои, оказывается, жившие подспудно и вот теперь прорвавшиеся тревоги и заботы.
— А еще что у нас нового?
— Как вам сказать… Зобова, говорят, ранило. Увезли. Еще повариху, она раненых спасала.
Л куда подевалась — неизвестно. В медсанбат звонили, там ее нету. В седьмой роте моего бывшего командира взвода, здорового такого, помните? Ранило, увезли. У Мкрытчана тоже командира взвода и политрука убило. Это кого я знаю. А так, что ж. Так все на месте. Ругаются только крепко: такое наступление и — впустую. Потери…
— Не впустую, Кислов. Нет, не впустую. Да, вот еще что, напомни, как придем, попросить медицину, чтобы снайперов в тыл не отправляли. Фельдшерица очень убивается?
— Так наверное… Но она — женщина твердая, не смотрите, что вроде бы легкая. Она перенесет.
В землянке его ждали двое: небольшого росточка, подтянутый лейтенант с левой рукой на перевязи — адъютант погибшего подполковника, и Жилин. Оба встали, и обоим он пожал руку, жестом пригласив садиться.
— Кислов! Сообрази закусить! — И обратился к адъютанту:
— Сбежал от медицины? — Тот кивнул. Басин снял трубку с полевого телефона и вызвал начальника штаба:
— Майор. Я на месте. Сейчас же ложитесь спать: я еще в силах. — Майор начал было возражать, но Басин рассмеялся:
— Всегда все надо, а спать прежде всего. Я вам на завтра такой объем работы приготовил, что сонный вы и подступиться к ней не сможете. Спать! Приказываю! Он бросил трубку и спросил, ни на кого не глядя:
— Все убрал? Сам повезешь?
— Убрал все… Остальное… как прикажете, — ответил адъютант, вскакивая.
Басин покосился на Жилина — усталого, с потухшим взглядом.
— А дальше как служить собираешься? — спросил он адъютанта.
— Как прикажете… Но только… мне бы в строй…
Капитан подумал, опять взглянув на Жилина.
— Если поедешь отвезти вещи командира полка — одно дело. Если не поедешь — другое.
— А может, кто-либо другой отвезет?
Басин кивнул.
Глаза у адъютанта настороженно, по все ж таки блеснули скрытой смешинкой, И это опять понравилось Басину.
Тогда пойдешь адъютантом старшим в первый батальон. Устраивает? — И, заметив, что лейтенант посерьезнел, разъяснил:
— На взвод посылать — обидно для тебя. На роту ставить — есть обстрелянные командиры взводов. А вот на штабную работу, да еще раненый — мне, кажется, вполне подходишь. Оботрешься в батальоне и получишь роту.
— Согласен, товарищ капитан.
— Тогда иди прямо в батальон и устраивайся. Там главное — учеба. По крайней мере, неделю, а то и десять дней. — Басни взглядом показал на перевязку. — А может, останешься?
