Поуп хихикнул.
- Ваш парень, Гэллоуэй, видел направляющийся на запад обоз Джексона. Будьте благоразумны, майор! Если Джексон отступает этим путем, - он провел карандашом с востока на запад, - то его фургоны и орудия не могут двигаться в противоположном направлении, разве что он еще глупее, чем мы думали. Нет, майор, ваш парень видел отступающих мятежников, а не идущих вперед, и завтра мы превратим это отступление в бегство!
Адъютанты Поупа одобрительно загудели. Завтра Север придаст войне другой курс. Завтра Север приступит к полному уничтожению мятежа в Виргинии.
Лишь один из старших офицеров решился возразить. Это был преклонного возраста артиллерист со звездочкой бригадного генерала на воротничке, похоже, достаточно обеспокоенный сообщением Гэллоуэя, чтобы спросить, стоит ли рисковать:
- Если мы останемся за оборонительными сооружениями Кентервиля, сэр, то сможем подождать, пока не подойдут силы Макклелана. Через неделю, сэр, со всем уважением, мы сможем подавить всех мятежников Виргинии.
- Вы хотите, чтобы я отступил? - язвительно поинтересовался Джон Поуп. - Наша армия, сэр, слишком привыкла отступать. Ей командовали люди, умеющие лишь отступать! Нет, на сей раз мы пойдем вперед, пришло время сражаться и время побеждать.
- Аллилуйя! - вмешался преподобный Старбак.
- Но где же Ли? - спросил Гэллоуэй, однако никто не услышал вопроса. Генерал Поуп со своим штабом отправились на собранный вскладчину ужин, уведя с собой священника и оставив Гэллоуэя в одиночестве.
Сражение прекратилось, как только дорогу поглотила темнота. Север, предположив, что Джексон попытается пробить себе путь через их ряды, возвестил о победе, а Джексон, чьей целью было втянуть северян в полноценную атаку, сохранял молчание. В темноте стонали раненые, а вокруг них, издавая шорохи, собиралась в темноте армия, чтобы начать убивать.
Глава двенадцатая
В пятницу, 29 августа 1852 года, первые лучи солнца показались в Манассасе в половине пятого. Это был серый, как шкура волка, свет, лишь забрезживший в темном небе на востоке, разгоняя холод, но его оказалось достаточно, чтобы поднять на ноги армию Джексона. Солдаты скатали одеяла, и впервые после того, как они покинули горящую станцию, им разрешили разжечь костры.
- Теперь сукины дети знают, что мы здесь, так что нет нужды прятаться, - объяснил Старбак солдатам, а потом с удовольствием вдохнул дивный запах настоящего кофе, кипятившегося на многочисленных кострах.
В четверть шестого он наблюдал с зажатой в руках кружкой кофе, как пейзаж за главной дорогой обретает формы. Теперь там, где прошлой ночью было пусто, стояли войска. Бурое пятно дыма, еще поднимавшееся над станцией, отогнало армию от Манассаса, и Старбак видел ряды расположившейся лагерем пехоты, орудия и привязанных лошадей кавалерии. Враги, как и его собственные люди, варили кофе или брились, а любознательные офицеры янки навели свои бинокли и подзорные трубы в сторону притихших лесов на западе, где клубящийся дым наконец-то показал истинную позицию Джексона.
- Как думаете, мы будем драться здесь? - спросил Старбака капитан Итан Дейвис, протирая очки подолом кителя. - Это неплохое место для обороны, - добавил Дейвис, водрузив очки обратно на нос. Местность спускалась от леса в сторону главной дороги, и Старбак, как и Дейвис, полагал, что это неплохое место, для того чтобы остановиться и сражаться, потому что северянам придется атаковать вверх по холму, а за спиной мятежников будет укрывающий их лес.
Но когда взошло солнце, Джексон покинул эту позицию и приказал армии отступить на запад. Они отошли недалеко, лишь на полмили через пустые поля, к очередной неровной полоске мерилендских дубов, кленов и берез. Новый лес перемежался клочками луга, был разрезан двумя речушками и железнодорожным полотном, по которому так и не проложили рельсы и шпалы. По этому пути, как предполагалось, должна была пройти линия в обход станции Манассас, чтобы избавить поезда от необходимости платить непомерные сборы за использование железной дороги Ориндж-Александрия, но у инвесторов кончились деньги, и работы забросили, оставив лишь гладкое, широкое и поросшее травой железнодорожное полотно, изгибающееся по лесу по подготовленным для дальнейшей укладки путей канавам и высоким насыпям, всегда сохраняя тот же уровень на неровном рельефе. Именно на этом железнодорожном полотне и остановился Джексон со своими двадцатью четырьмя тысячами человек.
Бригаде полковника Свинерда предстояло оборонять полоску незаконченных железнодорожных путей, идущую по глубокой канаве. Ее восточный склон представлял собой удобную позицию для стрелка, который мог, столкнувшись с превосходящими силами противника, отступить в лес на западной стороне. В сотне шагов за канавой местность резко шла вверх, хотя на правом фланге Свинерда, где располагался Легион Фалконера, холм уже пропадал, так что правофланговые роты Старбака не имели за своей спиной естественной преграды, там лежал лишь молодой лесок и густой кустарник. Изменение рельефа также означало, что канава становилась неглубокой, а железнодорожное полотно превращалось в насыпь, в то время как наличие глубоких отвальных ям позади линии лишь затрудняло оборону. Отвальные ямы, в которые рабочие бросали землю и камни, ненужные при строительстве железной дороги, были заполнены только наполовину.
Отвальные ямы отделяли бригаду Свинерда от соседей с юга, и Старбак, как только все разместились на позициях, направился поприветствовать этих соседей, полк из Северной Каролины. Их полковник оказался высоченным, худым и светловолосым человеком среднего возраста с длинными щеголеватыми усами, приветливыми глазами и обветренным лицом. У него были очень длинные волосы с нарочито старомодной прической, струящиеся по выцветшему воротнику серого фрака.
- Полковник Илайя Хадсон, - представился он Старбаку, - из округа Стэнли, и горжусь этим, что бывает нечасто.
- Майор Старбак из Бостона, штат Массачусетс.
Полковник Хадсон отбросил прядь своих вьющихся волос, приоткрыв ухо:
- Полагаю, что мой слух замутнен артиллерией, майор, потому что могу поклясться, что слышал, как вы сказали "Бостон".
- Так я и сказал, полковник, так и сказал, но все мои ребята из Виргинии.
- Одному Богу известно, что привело вас сюда из Массачусетса, майор, но уверен, что рад с вами познакомиться. Ваши ребята готовы к драчке, так ведь?
- Надеюсь.
- Мои - настоящие мерзавцы, все до единого. Ни один не стоит и ломаного цента, но Господь свидетель, я люблю этих негодников. Так ведь, ребята? - полковник говорил достаточно громко, чтобы его могли расслышать ближайшие солдаты, и они широко улыбнулись при этих словах. - А этот майор, - Хадсон представил Старбака солдатам, - несчастный заблудший северянин, который сражается за нас, жалких мятежников, но будьте с ним милыми, ребята, потому что если его парни дадут слабину, мы превратимся в дохлых уток, ожидающих, когда их подберут собаки Джона Поупа. А мне что-то не хочется попасть сегодня в лапы церковника.
Старбак провел Хадсона к Легиону мимо отвальных ям и представил майору Медликотту, объяснив, что тот не только командует ближайшей к каролинскому полку ротой, но также отвечает за весь правый фланг Легиона.
- Действительно приятно познакомиться с вами, майор, - сказал Хадсон, протягивая руку. - Меня зовут Илайя Хадсон, и я из округа Стэнли, лучшего места во всей Каролине, даже несмотря на то, что моя любимая жена, да благословит ее Господь, происходит из округа Катоба. Как поживаете?
Медликотт, похоже, был недоволен дружелюбием высокого полковника, но выдавил из себя приличествующий случаю ответ.
- Мы находимся на убийственной позиции, - произнес Хадсон, махнув в сторону строительной канавы, за которой до ближайшего леса лежало голое поле. Позиция была убийственной, потому что атакующим со стороны леса янки пришлось бы пересечь эти пятьдесят шагов открытой местности под непрерывным обстрелом. - Не могу сказать, что я горю желанием убивать янки, - объяснил Хадсон, но если Всевышний желает, чтобы я это делал, то он явно позаботился о том, чтобы облегчить задачу, выбрав это место. Но кстати, если джентльмены с Севера смогут перебраться через железнодорожное полотно, то мы окажемся в большой беде. Если такое случится, можем сразу паковать вещички и возвращаться к своей обычной службе. Какова ваша профессия, майор? - обратился он к Старбаку.
- Полагаю, я военный. До войны я был студентом.
- Я мельник, - ответил на тот же вопрос Медликотт.
- Лучшей профессии и не сыскать, - отозвался Хадсон, - чем молоть дарованные Господом зерна, превращая их в хлеб. Это настоящая честь, майор, подлинная честь, и я горд встречей с вами.
- А ваша профессия, сэр? - спросил высокого Хадсона Старбак.
- Не могу определенно сказать, что у меня есть какое-то иное занятие, Старбак, кроме как любить Господа нашего и округ Стэнли. Полагаю, вы скажете, что я занимался всем понемногу и практически ничем, но в душе я бы назвал себя фермером. Я просто один из американских трудяг-фермеров, но чертовски этим горжусь, - Хадсон широко улыбнулся и снова пожал руки обоим офицерам. - Думаю, мне пора идти и убедиться, что мои мерзавцы не разбежались от скуки. Считаю честью сражаться рядом с вами, джентльмены, и желаю вам счастливого дня, - махнув рукой, Хадсон удалился.
