на полуслове — к ним бежал посыльный.
— Товарищ полковник, вас просит прибыть на плац подполковник Семенов, — доложил он. — Очень срочно.
— Раз очень срочно — иду. А что у вас там случилось?
— Через пять минут бронегруппа уходит в рейд.
— А старший кто? — вырвалось у Измальцева.
— Командир полка сам идет, — посыльный отдал честь и побежал обратно.
Смирнов и Измальцев поспешили за ним. Со стороны плаца зазвучала музыка. Полковой оркестр играл «Прощание славянки».
— В создавшейся ситуации — это правильное решение, — рассуждал вслух секретарь парткома. — Вот тебе и Остапенко!
— Вы нашли выход. А каково мне? Пожалуй, выход один: идти вместе с бронегруппой. И с Остапенко наговорюсь, и в деле его посмотрю. — Смирнов зашагал быстрее.
Командир полка встретил инспектора политуправления округа сухо. Намерение Смирнова идти с бронегруппой он не отклонил, но и горячо не приветствовал. Указав на командно-штабную бронированную машину, Остапенко коротко сказал:
— Вперед! Все проблемы обсудим в пути.
После той встречи годичной давности полковник Остапенко почти не изменился. Лишь еще четче и глубже пролегли на лбу две поперечные складки. Они делали его лицо более волевым, собранным, решительным. Сильное, натренированное тело плотно облегала тщательно отутюженная полевая форма. Быстрые, властные движения и голос полковника невольно приковывали внимание подчиненных.
— По машинам! Заводи! — скомандовал он.
Аркадий Васильевич не стал больше ждать указаний, быстро забрался на броню, скользнул через люк внутрь бронетранспортера. За командирским столом он увидел капитана, который наносил на топокарту какие-то знаки и цифры, поздоровался с ним.
— Капитан Ивлев, начальник разведки полка, — представился тот.
— Какими сведениями располагает разведка? — спросил Смирнов, разглядывая карту.
— Авиационной разведкой обнаружено крупное бандформирование душманов. Идут вот сюда, — капитан указал на карте маршрут движения банды. — Завтра утром мы можем встретиться с ними здесь, у каньона «Глубокого».
— А точнее? — Остапенко появился в салоне машины бесшумно и одного взгляда на карту ему, видимо, хватило, чтобы сориентироваться в тактической обстановке, найти в ответе начальника разведки какие-то пробелы.
— Если точнее, то встреча может произойти на десятикилометровом участке: каньон «Глубокий» с юга и мост через горный ручей на севере. Здесь вдоль дороги есть подходы с гор, удобные места для засад и завалов. Не исключено, что душманы идут на перехват колонны полковника Дынина. А может, они ведут караван с оружием. Авиаразведка видела до двадцати верблюдов.
— Хорошо. Садитесь на место старшего, держите связь с разведдозором! А мы с Аркадием Васильевичем побеседуем. Часа полтора будет все спокойно, — Остапенко уселся на стуле напротив Смирнова, достал записную книжку, приготовился записывать.
— О цели моего приезда вам известно? — спросил Аркадий Васильевич.
— Да. В общих чертах. Меня Игорь Павлович информировал, — вздохнул Остапенко.
— Как вы считаете, правильно сделал секретарь парткома, написав письмо в политуправление?
Дмитрий Львович опять вздохнул. Отложив в сторону авторучку, стал тереть подбородок. Взгляд его замер на чистом листе блокнота. Минуту посопев, он в раздумье проговорил:
— Тяжело признавать свои ошибки. Вернее, не ошибки, а чрезмерную строгость. Но если человек простые истины не понимает? Ему четко скажешь, что и когда сделать, не проконтролируешь — не сделает. В лучшем случае, сделает не как положено, а тяп-ляп.
— Так ведь из ста человек всего один такой, — уточнил Смирнов. — А вы начинаете обобщать, высказывать недоверие всем ста. Выходит, что вы оскорбляете людей своим недоверием.
— Не отрицаю. Есть во мне такая черта характера. Порой сам чувствую, что надо промолчать, сдержаться, а я завожусь, под горячую руку обижаю человека. Поверьте, Аркадий Васильевич, душа болит: плохо все с Демидовым получилось. Я извиниться перед ним собирался…
Остапенко замолчал, взял авторучку, написал в блокноте «Демидов» и дважды подчеркнул фамилию своего заместителя.
— Мы с вами, Дмитрий Львович, знакомы много лет. — Смирнов, подражая Остапенко, вывел на чистом листке бумаги, лежащем на столе, фамилию «Дынин», подчеркнул ее. — Помните, много лет назад вас заслушивали на парткоме. Уже тогда вам сделали упрек за высокомерие, нетактичное поведение, грубость с младшими по званию. Было такое? Было! А как вы обошлись с Дыниным? Ведь я в тот давний вечер был у Дынина и через окно видел, как вы подошли к его домику, потоптались совсем рядом, покурили, но к другу семьи не зашли. Субординация помешала. Мне тогда подумалось: трудно у вас пойдет служба, слишком далеки вы будете от людей.
— Мне действительно тяжело было в тот вечер. Хотел с Михаилом Львовичем наедине побыть, своими горькими мыслями поделиться. Но чем ближе подходил к его дому, все больше меня сомнения одолевали. Думаю, чем он мне поможет? Ну, посочувствует, утешит. А может, и упрекнет. Он человек резкий в оценках. Всего этого я как раз и не хотел. Поэтому и отвернул от его дома.
— Вся беда, Дмитрий Львович, в том, что вашими мыслями и действиями руководит рационализм. Это, дескать, мне выгодно. Это для службы полезно. А этого ни мне и ни службе не нужно. Значит, это вредно. А ведь вокруг вас люди. Люди! И каждый из них — Человек. С чувством собственного достоинства. Одного нужно просто выслушать. Это тоже нелегко. Терпение, такт нужны. С другим — по душам побеседовать. Может быть, и не целенаправленно — просто о жизни, службе, любви. Он будет благодарен. Третьего интересным делом увлечь. С четвертым — чашку чая выпить… Казалось бы, что здесь рационального? А смысл весь в том, что вы людей познаете. И люди к вам лучше присмотрятся. Незримо рождается близость между начальником и подчиненным. И чем чаще вы будете с людьми, проще, отзывчивее, человечнее, если в любой ситуации будете уважать личное достоинство каждого, они сами потянутся к вам со своими мыслями, предложениями, задумками. И эта обратная связь намного укрепит ваш командирский авторитет. Вы согласны со мной?
Остапенко кивнул, продолжая делать в книжке какие-то записи.
— Особое беспокойство вызывает ваше отношение к партийной организации полка, стремление сделать из нее карающий меч, — Смирнов постучал ручкой по столу, обращая внимание собеседника на то, что собирался сказать. — Перед партией, Дмитрий Львович, мы все равны, все ходим в звании рядовых. У всех и каждого единые обязанности, четко изложенные в Уставе КПСС. Как коммунист-руководитель, вы должны быть образцом, примером в выполнении своего долга перед своей парторганизацией.
— Как командир-единоначальник, я должен управлять деятельностью партийной организации и в своих поступках не подотчетен ей, — хмуро проговорил Остапенко.
— Не управлять, а направлять. Руководить не значит командовать парторганизацией. Здесь вы глубоко ошибаетесь. И об ответственности руководителя вы судите неверно. Спрос с него больше, чем с кого бы то ни было.
— Товарищ полковник! — прервал их беседу капитан Ивлев. — На дороге завал из камней. В целях
