— И рад бы послушать, да некогда теперь. — Ватутин оглянулся и, увидев, что все продолжают стоять, смутился: — Садитесь же, товарищи! Что вы как на параде!..
Ватутину пододвинули ящик из-под мин, и он сел напротив Фролова. Дед Хвыля и молодые партизаны продолжали стоять.
— Садись, садись, дедушка, чего же стоишь! — сказал Ватутин. — Будь гостем.
— Да нет, я пиду с хлопцами робить, товарищ генерал. — И дед Хвыля взял винтовку.
Но по всему его виду было заметно, что старику очень хочется остаться и послушать разговор генерала с командиром партизанского отряда.
— Успеешь, — остановил его Ватутин. — Подожди, попей чайку, тогда и пойдешь.
Хвыля покорно поставил винтовку на прежнее место и обоим паренькам погрозил глазами, чтобы вели себя тихо.
Федоренко пододвинул карту к Ватутину, опять начавшему разговаривать с Фроловым.
— Есть ли у вас какие-нибудь переправочные средства? — спрашивал Ватутин.
— Есть, товарищ командующий! Здешние болота я и сам хорошо изучил. А в отряде много рыбаков. Как по-твоему, дед Хвыля, тропы есть кому показать?
К Хвыле вернулось спокойствие. Пригладив усы тыльной стороной руки, он ответил с достоинством:
— Скризь любую тропку перейдемо, чоботов не замочим!
Все засмеялись.
— Откуда у вас столько лодок? Как вы их сберегли-то от немцев? — поинтересовался Ватутин.
Ему нравились эти люди, смело делавшие свое дело под самым носом у немцев. Он чувствовал, что на них можно положиться. Такой правдивостью, такой скромной, сдержанной силой веяло от ладного облика Фролова, от его больших рук и легкой усмешки, прячущейся под седыми усами!.. А дед Хвыля? Сколько решимости и смелости в его хитроватых мудрых глазах!.. Да, хорошие, настоящие советские люди!
Думал это Ватутин и в то же время внимательно слушал Фролова.
А Фролов говорил густым, чуть глуховатым голосом:
— Откуда лодки, спрашиваете? То, товарищ командующий, долго рассказывать. Всем народом таскали… Немцы на берегу укрепления строят, а мы лодки прячем: водой заливаем, в песок закапываем… Крестьяне штук пять тайком построили, мы их тоже на острове замаскировали.
— И дед Хвыля работал? — одобрительно взглянув на старика, спросил Ватутин.
— Ну как же! Он у нас первый плотник!
Хвыля откашлялся и опять разгладил усы.
Ватутин придвинулся к столу, и все почувствовали, что сейчас начнется основной разговор, ради которого сюда и пришел командующий.
Федоренко снял и опять надел фуражку, расстегнул и застегнул полевую сумку. Фролов грудью навалился на стол, чуть покосившись на Хвылю, а тот, в свою очередь, строго посмотрел на обоих пареньков, и без того сидевших тихо.
— Вот что, ребята, выйдите! — обернулся к ним Фролов. — Покурите-ка на свежем воздухе.
Партизаны быстро поднялись, встал и дед Хвыля и, густо закашляв, пошел вслед за ними.
— Товарищ Федоренко, а где ваш замполит? — спросил Ватутин.
— Он сейчас с партийной комиссией в полках — принимает бойцов в партию, — сказал Федоренко. — Вызвать?
— Нет, пусть. Но когда вернется, подробно информируйте его… Итак, товарищ Федоренко, сегодня ночью при помощи партизан вы должны будете начать переправу…
5
2 сентября 1943 года наши войска овладели городом Переяслав-Хмельницким, где почти три века назад казацкая рада, созванная Богданом Хмельницким, решила присоединить Украину к Московской Руси. Сейчас древний город лежал в развалинах. Фашисты разграбили и сожгли его…
По шляхам южнее Переяслав-Хмельницкого мчались танковые колонны генерала Рыбалко. Густая серая пыль повисла над полями дымовой завесой. Автоматчики, закутавшись в плащ-палатки и надвинув низко на глаза зеленые стальные каски, лепились на броне.
Когда передовые части Первого Украинского фронта подходили к Яготину, по приказу Военного совета танкисты генерала Рыбалко, находившиеся в резерве фронта, двинулись в направлении Переяслав-Хмельницкого, обгоняя передовые части, и к вечеру 22 сентября, выйдя к Днепру южнее города, с ходу форсировали реку. Такого стремительного удара немцы не ожидали. Танкисты не встретили организованного сопротивления противника. На плотах и паромах они переправили мотомехпехоту на правый берег и, отразив атаки, овладели несколькими прибрежными населенными пунктами.
У Переяслава Днепр широк и глубок Переправляться здесь оказалось нелегко. Если в первые часы еще можно было пользоваться подручными средствами, то для переправы основных сил армии, танков и машин необходимы были мосты.
Ватутин придавал огромное значение постройке надежного моста, и такой мост построили под огнем противника, и по нему пошли танки, которые тут же вступили в бой, расширяя занятый плацдарм.
А несколько севернее передовых отрядов генерала Рыбалко через Днепр переправились танкисты генерала Москаленко и также завязали борьбу за расширение плацдарма.
Смелые и решительные действия танкистов значительно облегчали начало переправы главных сил.
Гитлеровцы поняли, что допустили большую оплошность, и навстречу нашим частям, форсировавшим Днепр, двинули крупные танковые соединения и моторизованные войска.
Чтобы прервать переброску через Днепр наших войск, фашистские самолеты днем и ночью бомбили переправы. Над рекой стоял вой бомбардировщиков, грохот взрывающихся бомб; вода кипящими гейзерами взлетала кверху и оседала каскадами брызг.
Навстречу вражеским бомбардировщикам вылетели паши истребители, и в воздухе завязалось многочасовое непрерывное сражение.
Особенно ожесточенные бои развернулись около Великого Букрина, где советским войскам удалось занять значительный плацдарм. Чтобы ликвидировать его, немцы направили сюда и авиацию, и новую резервную танковую дивизию, и еще две пехотные дивизии…
Севернее Киева за подступы к нему успешно боролись войска генерала Черняховского, мечта которого в конце концов сбылась: Ставка разрешила ему участвовать в битье за Киев.
Заняв приднепровские городки, группы разведчиков Черняховского начали переправляться через Днепр, с боем захватили клочки береговой полосы — где рощицу, где песчаную косу, где каменистую гряду — и, утвердившись на них, шаг за шагом отвоевывали землю правобережья.
Но гитлеровцы были уверены, что советские войска нанесут свой главный удар не здесь, а южнее Киева. Туда фельдмаршал Манштейн и направлял все новые и новые соединения, ослабляя другие участки фронта.
Так начиналась битва за Киев, начиналась великая переправа через Днепр, еще раз прославившая доблесть советского солдата.
6
Ватутин, командующий армией и с ними подполковник Федоренко и его замполит, майор Корнев, шли берегом.
Уже более часа назад Ватутин отдал последнее распоряжение, но возвращаться с берега Днепра на командный пункт ему не хотелось.
Наступили ответственные минуты боя. Если войскам не удастся закрепиться на том берегу, это уже поражение, которое потребует новых усилий и жертв…
Ватутин искоса поглядывал на Корнева. Тот шагал неловко — приподняв плечи и напряженно вглядываясь в темноту. И трудно было представить себе, что этот сутуловатый, немолодой и неуверенно двигающийся в сумраке человек только что просил разрешить ему переправиться на ту сторону на первой же партии лодок и плотов. Ватутин не разрешил. В ответ Корнев только молча приложил руку к козырьку. Но было видно, что отказ огорчил и обидел его.
В эту ночь в полку Федоренко вступили в партию двести семьдесят бойцов и офицеров. Уже стало славной традицией, что перед ответственным боем поток заявлений с просьбой о приеме в партию увеличивается.
Ватутин знал, что полк Федоренко идет в новое сражение, знал, что это очень трудно, но понимал, что предоставить войскам отдых не может. Если руку, занесенную для удара, остановить, удар потеряет силу.
Прислушиваясь к движению на берегу, к негромкой команде офицеров, к сдержанному говору солдат, что вязали плоты или подтаскивали к воде ящики с патронами, минометы, мины, пулеметы, он с волнением ждал минуты, когда первый отряд двинется через Днепр.
В темноте за кустами тюкал топор, трещали сучья, скрипел под тяжелыми сапогами песок. Бледный свет вражеских ракет путался в ветвях, застревал в них, не проникая в глубину.
— Ух, курить до дьявола хочется! — сказал чей-го хрипловатый голос за кустами. — Товарищ старший, можно… в рукав?
— Ни, друже, подожди трохи, а то пулю в рот получишь.
— А я ее проглочу! — ответил солдат.
В кустах засмеялись.
Ватутину показался знакомым голос человека, которого называли старшим. Где он его слышал?.. Ах да, там, на дороге, у сожженной хаты. Петро Дробот… И Ватутин остановился, прислушиваясь.
