Да, кое-где стояли зенитки, у нескольких зданий виднелись баррикады, выложенные мешками с песком. Однако все это выглядело слишком легкомысленно, особенно если учесть, что недавно Гитлер издал приказ «об обороне всех без исключения германских городов в любой ситуации», в котором говорилось, что всякие переговоры о сдаче города следует считать изменой, а виновных в их ведении нужно приговаривать к смертной казни[102].
Вскоре они вошли на участок дороги, оказавшимся мокрым от дождя, фронт которого так и не дотянулся до столицы Баварии. Барон повел машину осторожнее, то и дело объезжая небольшие колонны армейских грузовиков и тягачей.
Как комендант, Штубер обязан был бы выяснять, что это за подразделения, как они очутились в тылу и что их командиры намереваются предпринимать, оказавшись в зоне «Альпийской крепости». Однако барон не стал прибегать к этому бессмысленному занятию, прекрасно понимая, всех этих людей гнал сюда, в горы, пораженческий инстинкт самосохранения. Их можно считать трусами, можно наслать на них карателей и полевые суды… Но уже через несколько дней окажется, что только благодаря своей, не трусости, нет, а…предусмотрительности эти люди сохранили для новой Германии себя и своих подчиненных.
Позабыв о скорбных обязанностях коменданта, Штубер бросал умиленные взгляды на зеленеющие луга и холмы предгорья, на почти не пострадавшие от авиации противника хижины горцев, и с радостью вырвавшегося на волю горожанина отмечал, что теперь-то весна уже не отступит и что даже здесь, в холодных Альпах, зима навечно уйдет вместе со всем тем, что было связано с последней зимой войны.
Подумав об этом, барон оглянулся на упорно молчавшего двойника рейхсфюрера и обнаружил, что тот безмятежно спит.
И это после прочтения инструкции Кальтенбруннера! «Мне бы такие нервы, — подумал барон, но тут же мысленно сказал себе: — А чем ты отличаешься от этого смертника-двойника? По существу, ничем, такой же смертник».
— Вы хотели меня о чем-то спросить, господин комендант? — услышал Вилли после того, как, после крутого поворота, на котором взвизгнули тормоза, оглянулся еще раз, теперь уже как-то машинально.
— Существуют ли какие-то особые условия, которые вы выдвинули, соглашаясь на то, чтобы умереть, выдавая себя за Гиммлера?
— На фронте мне выпало служить сапером. Меня сотни раз посылали на верную смерть, не спрашивая при этом согласия. Но однажды я не выполнил приказ, и военно-полевой суд приговорил меня к расстрелу. Очевидно, меня так и расстреляли бы, если бы не случайно нагрянувший штандартенфюрер СД, который, увидев меня, воскликнул: «Да это же вылитый Гиммлер! Стопроцентный двойник! Кто он такой? Откуда он тут взялся?!». И только потому что я оказался похожим на Гиммлера, которого до этого никогда в жизни не видел, торопиться с расстрелом гестапо не стало. Испугались, что ли.
— Поосторожничали, скажем так, — поддержал разговор Шту-бер. — И что происходило после того, как ваш и их испуг прошел?
— После этого последовало письменное распоряжение Скор-цени, только подписанное, по его просьбе, обергруппенфюрером СС Кальтенбруннером: «Оправдать. Освободить. Срочно доставить в Главное управление имперской безопасности, в распоряжение Скорцени». Таким образом, меня спасли не только от смерти, но и от позора. Причем не только меня, но и мою семью.
— То есть никаких особых условий вы теперь уже не выдвигали? Из благодарности за былое спасение.
— Почему же никаких? Офицерский чин, а значит, и пенсию для семьи, какая обычно положена семье погибшего офицера. Кроме того, со временем военные, историки или кто-то там еще обязаны будут назвать мое имя, как офицера, пожертвовавшего собой ради спасения рейхсфюрера СС. Гиммлер лично пообещал позаботиться об этом, как только прекратится охота на бывших высших руководителей рейха.
— Глядя на то, что происходит вокруг и скольких фронтовиков Германия не досчитается, начинаешь думать, что ваш риск вполне оправдан.
— Это правда, вы тоже считаете, что оправдан?! — вдруг взволнованно спросил Штайн, вцепившись руками в сиденье водителя и всем туловищем подаваясь вперед. И барон понял, как это важно сейчас для двойника-смертника — услышать от кого-то одобрение его жертвенности.
— Так будет считать всякий, кому станет известна история вашего восхождения к славе героя, — решил пощадить его Штубер.
Два дня спустя Штубер получил приказ доставить унтерштурмфюрера СС Штайна на секретный аэродром «Люфтальпен-1». К удивлению барона, в кабинете начальника их ждал сам… Отто Скорцени.
Сдержанно поздоровавшись с бароном, обер-диверсант рейха тут же обратился к двойнику:
— Исходя из предварительного плана операции «Исход», коим предусмотрено выведение из-под удара наиболее влиятельных деятелей рейха, которых несомненно ожидают смертные приговоры в трибуналах стран-победительниц, рейхсфюрер должен был прибыть в расположение «Альпийской крепости», чтобы, возможно, со временем возглавить правительство или же стать канцлером… Впрочем, детали операции «Исход» к операции «Двойник» отношения не имеют.
— Об этом я и хотел вам напомнить, оберштурмбаннфюрер, — глухим баритоном проговорил Штайн.
— Для нас важно, что в настоящее время Гиммлер находится на севере Германии, где ведет переговоры с представителями шведских властей, а также с гросс-адмиралом Деницем.
Штайн опять предупреждающе покряхтел, давая обер-диверсанту рейха понять, что и эти детали пребывания рейхе-фюрера СС на севере рейха его не интересуют. Однако Штубер понимал, что происходит: в данном случае Скорцени подводила привычка, выработанная им в ходе проведения масштабных операций. Начальник диверсионного отдела РСХА всегда считал, что основные участники операции просто обязаны знать тонкости сложившейся ситуации, чтобы не только уметь ориентироваться в ней, но и действовать в одиночку, принимая самостоятельные решения.
— Ровно через час, как только стемнеет, специальный самолет доставит вас в район датской границы, где вы поступите в распоряжение личного адъютанта Гиммлера. Как вести себя дальше, вам укажут после прибытия. У вас возникли какие-то вопросы?
— Не возникло, — мрачно проворчал Штайн.
— Вы готовы к выполнению задания?
— Как никогда раньше.
Скорцени удивленно взглянул на двойника.
— Как никогда раньше? И… чем это объясняется, любопытно знать?
— Ненавистью к тем войскам, которые оккупируют Германию. Если нам удастся спасти Гиммлера, значит, удастся спасти СС, вслед за которой воспрянет вся Германия.
Выслушав это, Скорцени скосил глаза на стоявшего чуть в сторонке Штубера, словно бы спрашивал: «Твоя работа? Это ты сумел так идеологически подковать двойника-смертника?». В ответ барон лишь горделиво вскинул подбородок, дескать, с агентами худшей подготовки не работаем!
— В письме, которое вы передадите адъютанту Гиммлера, будет представление вас к Железному кресту и к повышению в чине до оберштурмфюрера СС, — сказал Скорцени, выпроваживая двойника из кабинета, чтобы он подождал в комнате для офицеров-пилотов. — Уверен, что Гиммлер поддержит его. Перед отлетом мы с вами еще встретимся, я жду прибытия своего адъютанта.
Когда Штайн удалился, Скорцени достал флягу с коньяком и наполнил имевшиеся в тумбочке у стола рюмки.
— Теперь обсудим наши дальнейшие действия, барон. Только что я отдал приказ Зонбаху подготовить секретную взлетную площадку для легкого «Физелер Шторьха». Она будет находиться на одном из альпийских лугов, на высоте около двух тысяч метров над уровнем моря[103]. Туда уже переброшен отряд солдат, который расчищает этот луг от камней и взрывает валуны.
— Куда вы намерены улететь?
— Для начала — в Швейцарию, затем, очевидно, последуют Испания, а возможно, и Латинская Америка.
Они сделали по глотку, помолчали.
— И как скоро планируется отлет?
— После того как позабочусь о многих других, то есть в последнюю очередь. Когда смогу убедиться, что все, кого можно было вывести из-под удара карательных войск союзников, уже выведены. Но разговор сейчас не обо мне. Вам, барон, придется улететь на север вместе со Штайном. Возможно, этот самолет окажется последним, на котором еще можно добраться до ставки гросс-адмирала Денница.
— Цель моего перелета?
— Прежде всего, хочу спасти вас от карателей. Во-первых, вы диверсант, во-вторых, принимали участие в операции «Гриф», в Арденнах, в тылу американских и британских войск. Вы помните, что тогда военно-полевой суд американской армии, заседавший в бельгийском городке Анри Шаппель, и ряд других судов, приговорили к смертной казни боле ста тридцати наших диверсантов. После чего было объявлено, что казни предадут всех остальных наших диверсантов, какие только попадутся им в руки.
