— Сейчас многие грехи придется прощать, — с явной досадой в голосе проговорил Кальтенбруннер. И это была досада человека, который, в общем-то, прощать не привык. — Увы, многие и многим.
— Замок и его владелец очень важны для нас. Там сейчас находится моя комендантская штаб-квартира.
— Только поэтому владельца трогать пока не будем. С условием, что вы заставите его соблюдать конфиденциальность присутствия унтерштурмфюрера.
— Он будет соблюдать ее, — в том же властном тоне заверил барон Кальтенбруннера.
— Но даже во Шварцбурге унтерштурмфюрер должен чувствовать себя не личным гостем графа, а скорее затворником. Пусть даже почетным
— Значит, пребывать в замке этот человек должен в качестве «почетного затворника»? — уточнил Штубер, понимая, что и для него лично, и для графа фон Ленца очень важно будет воспринимать истинный статус этого таинственного двойника.
— Или просто затворника, — небрежно отмахнулся Кальтенбруннер, выразив этим пренебрежением значительно больше, нежели способен был выразить множеством нужных слов. — По крайней мере до тех пор, пока не пробьет и его час. Словом, это не так уж и важно. Причем, скорее всего, узником этого альпийского замка он пробудет недолго. К тому же он находится в прямом подчинении Скорцени, который сумеет усмирить любого.
— Скорцени — конечно же сумеет, — охотно подтвердил барон, хотя ссылка на Скорцени как усмирителя слегка задевала его: получалось, что лично он, Штубер, справиться с двойником не в состоянии. — Приказ будет выполнен, господин обергруппенфюрер. — Оговорка относительно «прямого подчинения Скорцени»
Штубера не смутила. Уж с Отто он как-нибудь общий язык найдет.
— Потому что приказ должен быть выполнен.
— Но Скорцени в пределах крепости пока что нет.
— Знаю. У него важное задание. Вскоре появится. Во всяком случае, будем надеяться.
— Причем надеяться следует всем нашим СС-воинством. Без Скорцени всем нам, в «Альпийской крепости» сущим, придется туго.
— Шауб тоже находится во «Дворце фюрера»? — неожиданно поинтересовался Кальтенбруннер, давая понять, что о Скорцени на время забыто.
— Находится.
— Странно, личный адъютант фюрера — и вдруг в Мюнхене. С какой стати он там оказался в такое трудное для Гитлера время?
Это был прямой вопрос, на который следовало так же прямо отвечать, а давать какие-либо объяснения в присутствии самого Шауба не хотелось.
— Личный адъютант фюрера находится рядом, — счел необходимым предупредить Эрнста барон, краем глаза наблюдая, как Шауб нетерпеливо тянется к телефону.
— Даже так, он рядом? Вы вместе прибыли в Мюнхен с инспекторской проверкой?
— Если нужно, я могу позвать его к телефону, чтобы…
— Не нужно, — холодно осадил его начальник РСХА. — Очевидно, у него личное задание фюрера.
— Следует полагать, что личное, — примирительно произнес Штубер, предостерегающе помахав при этом обергруппенфюреру, дескать, «извините, но говорить с вами не будут».
— Обеспечьте посадку самолета, секретность операции и безопасность указанного вам унтерштурмфюрера, настоящее имя которого даже вам знать не обязательно.
— Понимаю, мне приходилось работать с Великим Зомби, то есть с Зомбартом, — запустил барон пробный шар, надеясь, что начальник РСХА подтвердит: речь и сейчас идет именно о нем.
Вот только хитрый ход его Кальтенбруннером был решительно развенчан.
— Все, что вам положено будет знать, штурмбаннфюрер, узнаете завтра.
— В таком случае придется потерпеть.
Положив вслед за Эрнстом трубку, барон обронил: «Прибывает гонец от Кальтенбруннера» и вопросительно взглянул на личного адъютанта фюрера.
— Сейчас сюда побегут многие, — отстраненно как-то прокомментировал тот явление «гонца от Кальтенбруннера», а затем, отправив палача заниматься своими прямыми обязанностями дежурного по «Дворцу фюрера», вполголоса поинтересовался: — Гонец этот прибывает уже сегодня?
— Завтра. Время уточнят.
— Если завтра — вы успеваете. — Шауб немного замялся, прекрасно понимая, что пытается преодолеть барьер секретности. — Речь идет о какой-то важной персоне?
— Не о важной — это очевидно. Разве что очень ценной и, скорее всего, необходимой не только Кальтенбруннеру, но и фюреру.
Шауб понял, что никакой более полезной информации от барона не дождется, поэтому прибег к испытанному приему «сглаживания впечатлений» и даже в какой-то степени подхалимажа.
— А вот идея назначить комендантом гаулейтера Тироля мне понравилась. Пусть хотя бы в последние дни войны этот ленивый боров поработает на благо рейха.
— Я того же мнения. Если только Кальтенбруннер сумет добиться его назначения.
— Фюреру сейчас не до гаулейтера, это понятно, — проворчал Шауб, мрачно рассматривая запыленные носки своих, уже далеко не новых сапог. — Но если понадобится, я, как личный адъютант фюрера, могу переговорить с ним по этому поводу во время ближайшего сеанса связи с рейхсканцелярией.
— Судя по всему, понадобится.
Шауб немного помялся, задумчиво покряхтел, а затем все-таки спросил:
— Так с какой это стати Кальтенбруннер вдруг заинтересовался мною?
— Следует полагать, что исключительно из вежливости, — успокоил его Штубер.
— Сейчас приходится быть настороже со всеми, — как бы оправдываясь, объяснил обергруппенфюрер. — Даже мне, личному адъютанту фюрера.
— Представляете, если даже вам — и то приходится, — нарочито равнодушно сказал барон.
«Гонцом Кальтенбруннера» оказался некий Клаус Штайн, только что произведенный из шарфюрера, то есть унтер-фельдфебеля войск СС, в офицеры. Это был двойник Гиммлера, судьба которого еще недавно висела на волоске, поскольку рейхсфюрер С С откровенно опасался, что враги постараются убрать его, поставив во главе СС двойника-марионетку.
Штуберу всего дважды удалось видеть вождя СС вживую, но, судя по картинкам его памяти и по тем впечатлениям, которые сохранились после просмотра всевозможных публикаций, унтерштурмфюрер действительно был похож на Гиммлера. И если бы он появился в сопровождении адъютанта, личного секретаря и прочей свиты, да к тому же — в фельдмаршальской шинели и с соответствующими знаками различия, то кто знает…
Предписание, доставленное самим Штайном в опечатанном пакете, оказалось довольно пространным. Впрочем, иначе и быть не могло. «Имперской важности, — прочел барон. — Предписание. В излишние разговоры с унтерштурмфюрером СС Штайном не вступать. Общение с ним посторонних крайне ограничить. Любопытство жестко пресекать. Какую-либо схожесть с известной личностью отрицать. Вплоть до дальнейших указаний, гарантировать полную скрытость пребывания. Скорцени: обеспечить поддельным удостоверением личности. Перед “днем X” убедиться в готовности Штайна выполнить возложенное на него задание особой имперской важности — публично предстать перед “союзниками” под видом рейхсфюрера СС, скрывающегося под чужим именем, чтобы затем на их глазах достойно “уйти”. В случае проявления Штайном трусости, немедленно нейтрализовать его. После прочтения, документ уничтожить. Обергруппенфюрер СС Кальтенбруннер».
— Вам известен текст этого приказа? — спросил Штубер, уже направляясь к машине, которая должна была доставить двойника Гиммлера в замок Шварцбург. Более надежного места содержания этого типа придумать было невозможно.
— В общих чертах, господин комендант, — с сонливой ленью в голосе ответил лже-рейхсфюрер.
— В таком случае не стану утомлять вас излишним чтением. — Уже достав из кармана зажигалку, Штубер взглянул на двойника и заметил, как тот поневоле потянулся рукой к приказу, который вот-вот должен будет превратиться в пепел. — Все-таки вам хочется взглянуть на этот документ? — почти сочувственно добавил он.
Штайн воровато осмотрелся и сначала кивнул, а затем произнес:
— О чем бы там ни шла речь, господин комендант, моего отношения к тому заданию, к которому меня так долго готовили, это не изменит.
— Собственно, ничего тайного или необычного для вас в предписании не содержится, — протянул ему бумагу.
Барон понимал, что последние дни рейха, дни его агонии, выдадутся очень нервными, и лучше, если двойник будет знать, какие инструкции по поводу его судьбы получил комендант. Кроме всего прочего, это могло облегчить их дальнейшее общение.
Двойник бегло прошелся взглядом по тексту и вернул послание Штуберу.
— Вы правы: ничего, что могло бы изменить мое отношение к заданию. Я останусь верным слову, которое дал рейхсфюреру СС Гиммлеру.
Вилли у него на глазах сжег предписание, а пепел тщательно растоптал-развеял подошвами сапог. Повелев Штайну садиться на заднее сиденье, барон молча вывел машину за пределы Мюнхена и повел ее на юго-запад, в сторону Альп. При этом Штубер заметил, что никаких особых приготовлений к обороне городе до сих пор не велось.
