Водитель продолжает крутить руль туда-сюда, объезжая рытвины, и отвечает:
– Ничего страшного, молодой человек!
Я смотрю на него и вижу, что он воодушевился. Он продолжает:
– Если бы это была моя собственность, я бы тебе подарил ее – за честность твою, за мужество! Человек не должен в себе слова таить. Клянусь имамом Али, мужчина – это не двадцать граммов мяса в брюках, мужчина – это нечто другое, это внутри человека!
Он замолкает, следя за дорогой. Мне кажется, что я покраснел от его откровенных слов. Смотрю в зеркало наверху и вижу лицо водителя: глаза его в глубоких глазницах налились кровью, они покрыты густой сетью красных прожилок.
Шоссе, словно черный ремень, опоясывает гору, потом поворачивает к лагерю. Когда лагерь открылся нам, я буквально впиваюсь в него взглядом. Зрелище этой военной базы стерло все слова, что были для нее в моей памяти; оно красивее в действительности, чем та картина, что жила во мне. Сколько хватает глаз, круглятся холмы, и на этих холмах и в ложбинах меж ними воздвигли палатки. Асгар показывает, где какой батальон и какая часть. Я чувствую, что снова стал военным. Я среди батальонов, среди солдат и техники, среди грозного блеска войны. На развилке машина сворачивает, и Асгар говорит:
– Мы здесь сойдем.
– Спасибо, брат! – говорю я водителю. – Да не оскудеет рука твоя.
– Из какого вы батальона?
– «Салман». Батальон «Салман», – отвечает Асгар.
Почесав нос, водитель объявляет:
– Недалеко осталось: на том холме… Мне стыдно перед такими вежливыми людьми, но остаток пути придется идти уставным шагом!
– До свиданья! – негромко говорит ему Али и выпрыгивает из машины.
Водитель, не обращая внимания на нас с Асгаром, включает передачу и говорит Али:
– Давай, парень! С Богом!
И машина уносится прочь, оставляя нас в клубе пыли. Однако я успеваю прочесть надпись на заднем борту: «Господу нравится, когда богатых потрошат».
– Вон она там, наверху, – говорит Асгар, – наша часть.
Повсюду виднеются палатки и разноцветные флаги над ними. Мы прибавляем шагу. Впереди весь склон холма изуродован колесами – громадным количеством проезжавшего здесь транспорта.
– Красота, да и только! – говорит Асгар.
Али с тех пор, как мы сошли с машины, молчит и держится отдельно от нас. Уходит вперед и, когда чувствует, что мы его догоняем, прибавляет шагу.
Мы поднимаемся по склону холма, и у меня перехватывает дыхание. Совсем чуть-чуть осталось до вершины. И вскоре мы окажемся среди палаток нашего батальона, лицом к лицу с ребятами. Сердце мое стучит учащенно – словно кто-то кулаком бьет в грудь изнутри. Я думаю о том, кого мы первым увидим, за каким занятием, что я скажу, и что скажут мне?
– Если… Если устал, присядем.
Это первые слова, которые сказал Али после того, как сошел с машины. И я, словно только и ждал этих слов, валюсь на землю. Асгар говорит:
– На вершину поднимемся, увидим палатки батальона направо, первая палатка – первый взвод, все ваши ребята там.
Я растянулся на спине, положив голову на камень. Облака – словно из ваты – тянутся друг за другом. Эти облака прекрасны, они только украшают небо. Даже Ройя не боится таких облаков. Она умеет в их формах разглядеть разные вещи и показывает их мне. Надеюсь, Мустафа не будет ее игнорировать.
– Идем?
– Идем! Кстати, Асгар, я дня два-три назад заходил к тебе, твой отец сказал, что ты на фронте.
Я закидываю за плечи рюкзак и иду дальше вверх по склону. Али ушел вперед, мы с Асгаром отстали. Его длинные ноги воюют с мелкими и крупными камнями. Я смотрю вверх. Там небо с разбросанными белыми облаками. И виден флагшток с красным флагом, что на нем написано – мне не разобрать. А вот и палатки. Самая большая – в центре. В расположении батальона безлюдно.
– Вон та палатка – хусейние[12], эти – батальонные.
Палатки высоки и вместительны, каждая является спальным общежитием на взвод из тридцати человек. Между палатками и небольшим оврагом – цистерна с водой, поодаль – туалетные кабинки фабричного производства. Кто-то выпрямляется и встает перед цистерной с водой. Его рукава закатаны, и руки мокрые. Я говорю Али:
– Это же Масуд!
Масуд поднимает таз с тарелками в нем и направляется к крайней палатке. Увидев нас, останавливается. Ставит таз на землю и бежит к нам.
– Добро пожаловать, салам! – говорит он и бросается в мои объятия. – Поистине добро пожаловать, ребята ждали тебя, задержался ты!
Я кладу голову на одно его плечо, на второе. Он берет мою голову руками, смотрит мне в глаза и спрашивает:
– Как экзамены прошли?
– Спроси у него, – я указываю на Али.
Али, улыбнувшись, хлопает меня по плечу:
– В конце концов, война ведь! Она не даст тебе сдать всё до конца!
Из-за крайней палатки кто-то выглядывает. Это Мирза. Хотя мы стоим близко друг к другу, я поднимаю руки и приветственно машу ему. А он меня как будто не узнает, смотрит удивленно.
– Пойдем в палатку, – говорит Масуд. – Сейчас ребята вернутся. – Потом он добавляет громче: – Ага-Мирза, не узнал? Это Насер!
Мирза медленно-медленно идет к нам. Когда он делает шаг, его тело как бы отстает, а потом, догоняя, словно падает вперед. Его движения очень неловки, и всякому, кто его впервые видит, кажется, что он вот-вот упадет. Рукава его закатаны, а руки черны от смазки.
– На-насер, до-дор-рогой, са-салам! Све-вет очей моих. До-добро пожаловать!
Произнеся каждую фразу, он останавливается и изумленно смотрит на меня, полуприкрыв глаза. Он шагает ко мне, а потом садится на землю.
– Сто-стой там, ду-душа моя! Я са-сам к тебе по-подойду, гу-гусиным ша-шагом.
Я подбегаю к нему и подхватываю под мышки, поднимаю с земли.
– Ты что, Ага-Мирза, я в твоем распоряжении… Мы все твои слуги, вставай, дорогой!
Мы с ним обнимаемся. Он ухитряется при этом не коснуться меня грязными кистями рук. От него пахнет керосином.
– Как ты тут, Ага-Мирза?
– Да бу-буду я т-твоей же-жертвой! Жи-жизнь за тебя от-отдам! К-клянусь п-праведным Аббасом, я то-тосковал по тебе. А Али ка-какой мо-молодец: спа-асибо, Али, что па-привез его!
– Пойдемте в палатку, – говорит Масуд. – Ребята с утра как ушли на марш-бросок, так еще и не возвращались.
Мирза всё обнимает меня. Его выступающий жесткий подбородок давит на мой висок. Ему двадцать лет, и у него очень большие глаза, украшающие его необычное лицо. Масуд идет за тарелками, а мы входим в палатку. Я освобождаюсь от объятий Мирзы и кричу вдогонку Масуду:
– Ты дневальный, похоже?
– Нет, друг мой, Ага-Мирза дневальный. Я так, с посудой помогаю.
Мирза хохочет:
– Ах ты-ты не-ба-благодарный!
Рядом с палаткой первого взвода стоит разобранный керосиновый обогреватель. Мирза садится возле него и говорит:
– За-заход-дите внутрь, я до-доделаю и п-приду.
– Асгар, заходим! – говорю я.
Но тот прощается с нами, и мы заходим в палатку вместе с Али. Спят ребята прямо на полу, и весь пол застелен разноцветными одеялами: у каждого одеяла свой цвет и рисунок. На одеяле в центре палатки изображен рычащий леопард. Ближе к стенкам рядами тянутся рюкзаки, и каждый рюкзак обозначает чье-то место. Али прямо идет к рюкзаку в конце палатки и ставит рядом с ним коробку с пирожными. При этом он что-то достает из рюкзака и говорит:
– Это аджиль[13]. Матушка положила мне в дорогу, еще когда я ехал сюда, и вот до сих пор цело!
Я высовываюсь из палатки:
– Ага-Мирза, иди, орешков поедим!
– Ид-ду, – доносится его голос. – Уже за-заканчиваю.
Масуд взял горсть орешков и сказал:
– Али не выдержал, поехал за тобой.
– Хороший друг так и познается! – говорю я со смехом. – А с плохим другом я бы в преисподнюю не поехал.
Снаружи палатки слышен голос Мирзы:
– Е-если хо-хочешь в п-преисподнюю, по-попробуй не по-подчиниться ем-му. Для твоей по-пользы го-говорю, На-насер. Мы-мы с-сказали, те-тебе д-де-лать вы-вывод.
Али собрал в кучку шелуху от орехов, положил ее на одеяло и ответил Мирзе так:
– Хорошо, что тебе Аллах дал только пол-языка. А был бы ты речист и всем понятен – ох, посмотрел бы я на тебя!
Мы все смеемся, а Масуд громко говорит:
– Ага-Мирза, Али, видно, захотел кипяточку?
Слыша смех Мирзы, я удивленно спрашиваю:
– А что тут еще были за проделки?
– А разве тебе Али не рассказывал? – спрашивает Масуд.
– Нет, а о чем речь? – я вопросительно гляжу на Али.
Али хохочет как бешеный, и Масуд просит его:
– Али, сам расскажи ему!
Али говорит:
– Несколько дней назад Мирза пошел во второй взвод, и там один парень его высмеял. Мирза ничего ему толком не ответил…
– Как обычно! – прерываю я.
– Ну да… Но вскоре этот раб Божий стоит в очереди в туалет. Очередь подходит – а у него воды нет[14]! Он – к цистерне, там-то Мирза его и перехватил. Говорит: давай «умывальник», я тебе воды принесу. Тот отдал и в туалет. А Мирза – бегом в палатку, и «умывальник» наполняет кипятком! И отдает тому через занавесочку. Я как раз тогда спал в палатке. И клянусь тебе, этот бедняга такой вопль издал, что все из палаток повыскакивали! Я во сне подскочил на метр! Как увидел, что ребята все бегут из палатки, подумал: бомбежка или обстрел!
