— Поднимаю на реальную цель!
— Вас понял! — услышал он голос Брызгалина. — Выезжаю на КП. Второму экипажу готовность…
— Капитану Сторожеву — готовность…
Спустя некоторое время отметка самолета Васеева появилась на экране локатора.
— Ноль-сороковой! Разворот до курса сто десять!
— Я — Ноль-сорокевой! Выполняю!
— Ноль-сороковой! Цель реальная! Высота шесть!
— Понял!
Каждый полет летчика-истребителя невидимыми нитями связан с командным пунктом. Управляют экипажами штурман-первогодок или седой офицер, любая команда на борт истребителя воспринимается как приказ, не подлежащий ни обсуждению, ни тем более изменению. Летчики верят офицерам КП, как никому, знают, что в Их распоряжении мощные локаторы и другая надежная техника и что их данные точнее и надежнее, чем самые тщательные расчеты, какие можно провести в кабине. В облаках не видны ни извивающаяся вдоль границы большая река, ни серая тесьма узкой дороги. На экране локатора штурман безошибочно определяет местоположение самолета и помогает летчику выйти в заданный район.
— Ноль-сороковой! Курс сто двадцать!
— Выполняю! Скорость цели?
— Скорость девятьсот пятьдесят!
— Понял!
— Цель впереди по курсу!
Николай не сводил глаз с экрана локатора, на котором среди отсветов облаков тускло виднелась дужка цели и неяркая, похожая на серебряную капельку отметка самолета. Надо точнее подвести перехватчик к нарушителю, обеспечить Геннадию удобный тактический маневр, а уж он-то не промахнется. Ракеты свое дело сделают. И пушка не подведет. Недолго осталось чужому самолету коптить небо, далеко не уйдет.
Самолет пробил облака, и Геннадий увидел яркую синь неба. Но любоваться ею было некогда. Стараясь быстрее отыскать нарушителя, он не отрывал глаз от экрана локатора. Николай сказал: «Цель реальная!» Реальная! Значит — враг.
«Скорее, скорее! — торопил он себя. — Где нарушитель? Не проскочить бы…»
— Я — Ноль-сороковой! Удаление от цели? — спросил он Кочкина.
— Впереди по курсу. Гляди внимательней. Нашел?
Геннадий нажал кнопку передатчика, чтобы ответить «нет», и в то же мгновение заметил на экране отметку цели.
— Вижу! Цель вижу! — крикнул он, доворачивая машину, и заметил, что нарушитель начал изменять курс.
Чем меньше расстояния оставалось до цели, тем беспокойнее становилось Васееву. Особая значимость предстоящей атаки, ответственность за ее завершение подхлестывали его. Машина неслась с огромной скоростью. Двигатель работал на пределе, но он не слышал гула бешено вращающейся турбины. Для него наступил тот самый момент высшего слияния с истребителем, когда летчик не ощущает ни себя, ни машины.
— Ноль-сороковой! Уничтожить цель!
Голос Николая прозвучал решительно и твердо.
— Выполняю!
Самолет-нарушитель, пытаясь уйти, ринулся вверх. Васеев тут же бросил машину в глубокий крен и, стараясь не отрываться от цели, потянул ручку управления на себя. Истребитель легко вышел на предельный радиус виража.
Серебристая вязь инверсий затейливыми узорами перекинулась через синь неба, словно невидимый художник размашисто нанес на него замысловатые широкие мазки. Среди них мельтешили две яркие точки самолетов.
В какое-то мгновение Муромяну показалось, что среди множества людей, готовивших самолет Васеева к вылету — сдергивавших чехлы с ракет, убиравших из-под колес колодки, включавших агрегат запуска, — нет Мажуги. Поверить в это было трудно, почти невозможно, и Муромян решил, что ошибся. Ну конечно, ошибся, Мажуга где-то здесь…
Истребитель, набирая скорость, с ревом побежал по взлетной полосе. И только тогда Муромян увидел Мажугу. Сонный, мятый, он выбежал из перелеска:
— Куда его черти понесли?
Муромян побледнел.
— Ты что… проспал? Он же по тревоге…
— По какой тревоге? — Мажуга дернул кадыком, сглотнув слюну и обдав Муромяна водочным перегаром. — Ведь я предохранительные чеки… Стопора с ракет и пушки не снял.
Муромян схватился за голову:
— Чеки! Стопора! Ах ты сволочь, что ж ты наделал! — Он толкнул растерянного, ошеломленного Мажугу и побежал к телефону. Ноги едва слушались его, ему казалось, что он вот-вот упадет. Добежал, схватил телефонную трубку, задыхаясь, крикнул:
— Брызгалина! Выехал на КП? Дайте дежурного! — Услышав знакомый голос Кочкина, с хрипом выдохнул: — Мажуга чеки с оружия не снял!
— Как не снял?! — гневно крикнул Кочкин. — Куда же вы все смотрели, черт бы вас побрал! Капитану Сторожеву — запуск и взлет немедленно!
На экране бортовой радиолокационной станции Геннадий отчетливо увидел метку цели, произвел захват и кинул взгляд на табло разрешения пуска ракет. Сигнал ПР — пуск разрешен — не зажегся. В чем дело? Дальность нормальная, нарушитель отчетливо виден…
Пока он думал, почему отказало оружие, нарушитель увеличил скорость и со снижением понесся к границе. Геннадий заметил это и увеличил обороты двигателя. Что делать? Цель вот-вот достигнет границы и безнаказанно уйдет. Нажал кнопку пуска ракет. Знал, что впустую: раз ПР не высвечивается, ракеты не сойдут. Доложил на КП:
— Отказ ракет!
— Перезаряжай пушку! — Кочкин еще надеялся на то, что стопора не сняли только с ракет.
Васеев включил тумблер и нажал кнопку перезарядки пушки. Обычно под полом кабины при перезарядке слышался резкий металлический стук отходящих в заднее положение частей; на этот раз стука не было.
На какое-то время Геннадий оцепенел. Он не видел ничего: ни массивных переплетов кабины, ни василькового разлива неба. Только черный крест силуэта самолета-нарушителя. Не пошли ракеты, отказала пушка… Как, что случилось? Да, за исправность оружия отвечают оружейники. Но это и твоя вина! Не смог поставить дело так, чтобы в эскадрилье все, кто имеет отношение к боевой машине, сердцем болели за каждый ее агрегат. Подвел эскадрилью, полк. Всю страну подвел…
Скользнул взглядом вниз, под крыло. Мелькнула серая лента реки, зеленью перелились поля озимых, уползла большая, наполненная сизым дымом лощина. Снова бросил взгляд в сторону нарушителя. Разведчик. Точнее, разведывательный вариант знакомого по фотографиям иностранного истребителя. Вместо оружия хорошо видны контейнеры с разведывательной аппаратурой. Может, уносит снимки особых объектов? Или определил электромагнитное поле в районе «точки ноль-три»? Записал на пленку частоты новых локаторов?
В шлемофоне раздался голос Кочкина:
— До «стены» двадцать пять!
«Стена» — это граница.
Двадцать пять километров.
Чуть больше минуты полета.
— Бей из пушки! — торопил Кочкин.
— Отказала! — отрешенно ответил Васеев и отпустил кнопку передатчика.
Решение пришло в тот самый момент, когда просчитал оставшиеся в его распоряжении секунды. Сторожев не успеет. Цель уходит. Надо сбивать. Он удивился появившемуся вдруг облегчению.
— Я — Ноль-сороковой! Иду на таран!
* * *
Кочкину показалось, что в бункере вспыхнула молния. В ушах звенел голос Геннадия, и он непроизвольно закрыл глаза. «Таран! Таран! Таран!» Подняв веки, Николай убедился, что на КП, как и прежде, стоял полумрак, а перед глазами светился все тот же желтовато-зеленый экран локатора. Обе отметки — самолета Васеева и нарушителя — находились совсем близко друг от друга: дробинка васеевской машины вот-вот накатится на дужку цели. Кочкин почувствовал страх. Страх за Васеева. Штурман был обязан после доклада летчика дать соответствующую команду; он должен был или согласиться с ним или запретить ему идти на таран.
Таран. Еще никто из летчиков на реактивном самолете не испытал таранного удара. Геннадий — первый. Чем бить? Раньше воздушным винтом — теперь винта нет. Вместо стоящего на винтовых машинах впереди кабины мощного мотора — радиолокационный прицел, прикрытый тонким полированным коком.
— Иди на таран! — Кочкин хотел еще что-то сказать, не официальное, уставное, а идущее от сердца, но не смог — перехватило горло. Он, Кочкин, подав команду, становился соучастником всего, что произойдет там, в небе, в двадцати километрах от границы, становился ответственным и за судьбу летчика, и за уничтожение нарушителя.
— Бей крылом по стабилизатору!
— Понял тебя!
Кочкин почувствовал, как громко застучало в висках от твердого, уверенного голоса Геннадия. Он обрадовался своему предложению ударить крылом; если крыло и не выдержит, то еще есть катапульта. Эта мысль обнадежила его, и он вспомнил, что, докладывая, Геннадий после установленного «понял» по-домашнему безмятежно добавил «тебя». Будто был совсем рядом, в соседней комнате.
«Бей крылом по стабилизатору». Голос Кочкина вызвал у Геннадия еще большую уверенность в том, что он решит боевую задачу. Он резко довернул машину и направил ее к хвосту чужого самолета.
