Аресты на вагоноремонтном заводе подтвердили догадку Вали Фроловой, что в Велиславле работает в подполье еще одна активная группа патриотов. Вот почему срывались графики движения поездов с эшелонами фашистских войск, вот отчего взрывались составы на пути следования.
— Я догадывался, что Иван Иванович в городе не зря остался, — говорил Володя Ольхов. — Но он не искал с нами контактов.
— Почему они провалились? — размышлял вслух Алтай Сырымбетов. — Кто-то выдал, кто-то навел врага на след.
Валя вспомнила предупреждение Рудольфа, когда тот узнал о провале молодежной группы в Петровке. Рудольф тогда сразу же догадался, что в среду подпольщиков проник провокатор. «Это предательство», — заявил немецкий лейтенант. И он был прав — ничем иным объяснить провал группы было нельзя. И вот новый провал, новые аресты. На этот раз гестапо собрало обильный урожай. Алтаю удалось разузнать, что для расследования деятельности подпольщика на заводе гестапо создало специальную группу.
Для шефа гестапо Велиславля наступили страдные дни. Раскинутая сеть принесла долгожданную добычу. Зихерт относился к числу людей, которые умеют ждать своего часа и не теряют голову от неудач. В его тяжелом ремесле неудачи так же часты, как и успехи. Все зависит от случая. Он страшно досадовал, когда, уступая нажиму сверху, был вынужден раньше времени пойти со своего главного козыря: ему пришлось арестовать девчонку-связную в Петровке. Если бы ему дали побольше времени на терпеливое выжидание, в сеть попала бы самая крупная дичь!.. Правда, иногда и арест связного дает в руки следствию возможности для раскрытия всей организации. Но, как назло, девчонка-связная, арестованная в Петровке, оказалась крепким орешком. Следствием занимался сам Зихерт. Он применил на допросах весь арсенал средств, заставлявших развязывать язык даже сильных, выносливых мужчин, — у гестапо в этом отношении был накоплен многолетний опыт. Но худенькая девчонка словно не имела нервов. От арестованной не добились ни одного имени, ни одного адреса. Замученная на последнем допросе, она умерла, так и не раскрыв рта.
Вынужденный, поспешный арест связной в Петровке невозмутимый Зихерт отнес к числу неудач. Что же, в его профессии это бывает. Печально, конечно, признавать это, а особенно докладывать вышестоящему начальству, но Зихерт привык называть вещи своими именами. «Первый блин комом», — как любят говорить русские. Но игру свою Зихерт ни в коей мере не считал проигранной и с надеждой ожидал дальнейших результатов. Его агент, проникший в организацию, продолжал действовать, и шеф гестапо выжидал, не переставая верить в свою счастливую звезду.
И он дождался. Ниточка, попавшая в его цепкие, опытные руки, на этот раз не оборвалась. Она начала понемногу разматываться и привела к поразительным результатам. Подпольная группа, долгое время безнаказанно действовавшая на вагоноремонтном заводе, целиком оказалась в подвалах гестапо.
Зихерт, в отличие от многих своих коллег по работе, не склонен был сознательно оглуплять действовавшего против него противника. И он полностью отдавал себе отчет, что провалы в городе заставят руководство группами сопротивления пристально заняться поисками причин. Шеф гестапо опасался за своего многообещающего агента: не «наследил» ли он в спешке, не выдал ли чем-нибудь себя? Провал агента снова поставил бы Зихерта перед плотной непроницаемой стеной неведения.
Как выяснилось, опасался Зихерт не напрасно. При первом же разговоре, когда подпольщики обсуждали причины провалов, Алтай Сырымбетов высказал такую мысль. Провокатор проник в организацию совсем недавно. И гестаповцы, конечно, зря поторопились с арестами. Дай они возможность своему агенту врасти в организацию поглубже, подполье в Велиславле вообще перестало бы существовать. Но немцы торопятся, нервничают.
— А почему? — спросил Володя Ольхов. — Что заставляет их торопиться? Это, по-моему, не в их правилах.
— На мой взгляд, они просто хотят реабилитироваться за неудачу под Сталинградом, — заявил Алтай.
— Сталинград… Сталинград слишком далеко, — не согласился Володя. — Да и что Зихерту до Сталинграда?
В те дни в Велиславле еще недостаточно представляли себе размер катастрофы, постигшей немецко-фашистские войска на Волге. Официальная пропаганда почти ни словом не обмолвилась о том, что под Сталинградом гитлеровским войскам был нанесен сокрушительный удар. Газеты еще были полны уверений, что до падения города на Волге остаются считанные часы, что исход решится на юге, где генерал Паулюс перережет русским последнюю жизненно важную артерию — Волгу. И вдруг, когда немецкие солдаты уже уверенно глядели на левый берег великой русской реки, советские войска перешли в мощное наступление и стальными клещами зажали десятки отборных дивизий захватчиков. В сталинградский котел угодила вся 6-я армия — наиболее боеспособное воинское отделение вермахта. Эта армия победным маршем прошла по всей Европе. Она в первых эшелонах вторгалась в Россию, брала Киев. И вот нашла свой позорный конец на приволжских равнинах. А в том, что 6-й армии конец, Алтай не сомневался. Слишком уж громко продолжала орать вся гитлеровская пропаганда о боях под Сталинградом, слишком уж нервничали офицеры тыловых штабных учреждений. По секрету передавались ужасающие подробности условий, в которых вынуждены драться дивизии, захлопнутые в мешке под Сталинградом. Нет, Алтай был уверен, что 6-й армии не выбраться из окружения, и как раз этим-то он объяснял нервозность в действиях гестапо.
Постепенно стали выясняться причины провала боевой организации на вагоноремонтном заводе. У себя в управе Алтай узнал — провал начался с того, что в руки полевой жандармерии попал Петр Греков, молодой лейтенант, освобожденный в прошлом году из лагеря на Взгорье. После плена Петр свел знакомство с кем-то из группы Воробьева. Бывшему лейтенанту на первых порах доверили связь с лесом. И вот при возвращении в город его неожиданно арестовали. А кто знал, что Греков будет возвращаться в этот час из леса? Ведь жандармы на дороге ждали именно его!
— Смотрите, что получается, — делился с товарищами своими догадками Алтай. — У нас арестовали Еню. Связная. У них — Грекова. Тоже связной. То есть берут людей, которые больше всего на глазах, как бы с краю. Значит, провокатор не успел проникнуть глубоко. Он из недавних!
— Помнишь, ты как-то говорил об одном подозрительном человеке, которого видел в гестапо? — обратился к Алтаю Володя Ольхов.
— Вот-вот! У меня он из головы не выходит. Но кто он, кто? Не могу вспомнить!
— А если бы тебе пришлось увидеть его снова, ты бы узнал?
— Еще бы! — воскликнул Алтай. — Нашел о чем спрашивать! Да я его, черта поганого, даже во сне стал видеть!
— Ты пока что прав в одном, — сказал Володя. — Человек этот новый, появился у нас недавно. И вот что больше всего выдает его — арест Ени. Ведь она в последнее время жила в Петровке. Значит, и этого нашего «друга» следует искать там.
— Надо навести справки у Рудольфа, — сказал Алтай. — Новый человек в Петровке не может появиться так просто. Он обязан устроиться на работу. А в этом случае он Рудольфа не обойдет.
— Ты думаешь, он всех принимает на работу сам?
— Конечно, такой осторожный человек этого дела не доверит другому.
— Возможно ты прав, — согласился Володя. — Я думаю, что дня через два мы кое-что сможем узнать.
— У нас там кто, Майя? — спросил Алтай. — Вот пусть она займется. Только не тяните. Дело спешное.
— Ну, чего зря говорить! Сами понимаем.
Перед тем, как Алтаю уйти, Володя спросил, что слышно об арестованных.
— Мне особенно интересоваться этим делом не следует, — сказал Алтай. — Кое-что рассказывают переводчики из гестапо. Хорошего мало.
— Да, уж, — вздохнул Володя. — Представляю…
Впоследствии выяснилось, что хорошо законспирированная группа Воробьева могла бы избежать разгрома, если бы Петр Греков на первых же допросах не выдал всех, кого только знал. По показаниям Грекова были арестованы даже его мать и сестра. Когда мать Петра привели на очную ставку с сыном, она в гневе плюнула сыну-предателю в лицо.
В гестапо, конечно, понимали, что с арестом Воробьева нащупана важная связь со всем подпольем Велиславля. В тюрьме к арестованному применялись самые изощренные пытки, но Иван Иванович молчал. Ему удалось передать на волю прощальную весточку. Он кровью написал на куске нательной рубахи несколько слов. Записка была вынесена из тюрьмы в старом ботинке. «Продолжайте работу, — удалось разобрать нацарапанные на куске полотна корявые буквы, — верен, молчу, не выдам».
За три дня до новогоднего праздника на Воскресненское кладбище пришла крытая машина. Стоял жестокий мороз, снег скрипел под сапогами солдат. Загорелись карманные фонарики, в лучах скудного света клубился морозный пар. На кладбищенских деревьях каркали озябшие вороны. Гитлеровцы вытащили из кузова раздетых и босых Ивана Ивановича, его жену Марию Петровну, дочерей Галю и Веру, маленького Юру. Ослабевшая, полуживая тетка Воробьевых не могла стоять на ногах. Солдаты волоком потащили ее к краю рва, вырытого в мерзлой земле.
