Чтения газет команда ждала с нетерпением. Как только мы захватывали какой-нибудь пароход и первая шлюпка возвращалась оттуда с ворохом газет, то уже на всех лицах был написан вопрос: "когда же начнется чтение?" Сейчас же начиналась торговля из-за вахт, так как ни у кого не было охоты пропустить чтение. И когда наконец раздавалась команда: "свободная команда на ют",то по всему крейсеру разносилось радостное гиканье, и сотни ног мчались по направлению к корме.
Когда все газеты просматривали, и если известия с театра войны были не слишком удручающие, офицеров засыпали обыкновенно целым градом вопросов. Очевидно, особенно интересовалась команда судьбою нашей крейсерской эскадры.
Бой у Санта-Мария (Коронель), когда впервые за последние 100 лет английскую эскадру разбил равносильный противник, вызвал целый взрыв энтузиазма. Каждый матрос на корабле понимал, что участь этой эскадры предрешена так же, как и наша собственная. Тем сильнее мы гордились, что на долю наших броненосных крейсеров выпала честь одержать первую морскую победу Германии и нанести поражение британской эскадре впервые за последнее столетие.
Больше всего труда нам стоил постоянный ремонт по корпусу, механизмам и артиллерии. Чтобы бороться с жарой и держать команду в чистоте, на верхней палубе устроили целый ряд душей, пользуясь старыми шлангами. Три раза в день вся команда обязательно посещала душ, причем каждый мог оставаться под дождем, сколько ему заблагорассудится.
Состояние здоровья команды на "Эмдене" было превосходное. С тех пор, как мы ушли из Циндао, и вплоть до нашего последнего боя у нас не было ни одного больного. Ежедневно после обеда для увеселения команды играл судовой оркестр. Вокруг него обыкновенно собирались все свободные от службы, болтая и покуривая папироски; пели, танцевали. Часто по вечерам устраивали целые концерты, пелись песни, складывались новые.
Из песен больше всех команде нравились наши добрые немецкие народные песни, которые и исполнялись превосходно. Что же касается импровизаций, то тут, конечно, за рифмой, красотой и правильностью напева гоняться не приходилось. Вся соль была в идее, в словах, которые всегда отвечали злобе дня. Кончались эти импровизированные концерты всегда нашим боевым гимном "Wacht am Rein", который подхватывали все, кто только находился на палубе.
Некоторое разнообразие вносила в нашу монотонную жизнь "дележка добычи". На захваченных пароходах мы арестовывали всегда все, что могло бы оказаться полезным для "Эмдена" и, в частности, все съестное. На верхней палубе на своих определенных местах складывались целые груды "добычи". Колбасы и окорока ветчины подвешивались обыкновенно над машинным люком. Шоколад, конфеты, бутылки с этикетками "Claret" и "Cogbac" с тремя звездочками и подобные деликатесы размещались по ватервейсу. Хрюкающая, пищащая, кудахтающая и крякающая живность отделялась особо. Баталер и буфетчики составляли всему этому списки, а затем начиналась дележка. Для команды это было целое событие, и вокруг сейчас же собиралась толпа.
В зависимости от имеющихся запасов приходилось изменять и раскладку провизии. К кофе нижним чинам выдавался шоколад и конфеты. Для курильщиков составился запас более 250 ООО папирос, и вечером после раздачи их по всей палубе блуждали сотни красных огоньков. Из английской муки, которой мы достали громадные запасы, наши пекари выделывали все что угодно. Мы всегда имели отличный хлеб. И при том разнообразии, котором отличалась теперь наша пища, офицерам приходилось принимать меры против переедания нижних чинов.
С захваченных пароходов мы свозили, конечно, не только провизию, но вообще все, в чем чувствовалась нужда на крейсере. Отправляясь на пароход, я всегда имел с собой особый список, в который вносились пожелания и просьбы любого матроса. И редко приходилось вычеркивать что-либо из этого списка; даже такие просьбы, как паяльная лампа, щетка, точильный камень, потайной фонарь, прутовое железо, огнеупорный кирпич, машинное масло и т. п. по возможности удовлетворялись. Да нижние чины, которых я брал с собой на захваченный пароход, и без списка отлично знали, что может пригодиться их товарищам. Но, конечно, такие вещи, как масляные краски, зеркала, детские игрушки, лошадей и другое брать не разрешалось.
И благословляя судьбу, так щедро нас одарявшую, мы не могли не сочувствовать гонявшимся за нами неприятельским крейсерам, которые временами слышны были очень близко. Им по целым неделям приходилось сидеть на сухарях и солонине, а такие деликатесы, как пиво, вино, коньяк, свежие яйца, жареные цыплята, сочная ветчина, шоколад, конфеты и папиросы были для них запретным плодом, предметом их мечтаний во сне и на яву.
Таким образом шла наша жизнь, а вокруг нас уже смыкалось кольцо из 16 неприятельских крейсеров, которые только даром жгли уголь и ломали головы, придумывая, как бы захватить нас.
Как уже упоминалось выше, ввиду распоряжения британского правительства на время приостановить все торговое движение в море, наш командир решил зайти в какую-нибудь бухту на короткое время для очистки подводной части. Поэтому "Эмден" повернул из Бенгальского залива на юг и в один прекрасный день отдал якорь в первый раз за много дней нашего крейсерства. Мы были в Диэго-Гарсиа. Это небольшой английский островок в южной, наименее посещаемой части Индийского океана.
Не успели мы отдать якорь, как на берегу взвился британский флаг. К крейсеру подходила шлюпка, в которой сидел старый, почтенный англичанин. Обрадованный случаю видеть нового, свежего человека, он спешил явиться на судно, везя нам в подарок рыбу, яйца, зелень и т. п. По его словам, он страшно рад случаю в первый раз за много лет приветствовать своих уважаемых германских собратьев. От общения с немцами у него всегда оставались самые лучшие воспоминания, в особенности же после посещения их щегольских военных судов. Но, к сожалению, в последний раз германские суда заходили в Диэго-Гарсиа в 1889 году; это были фрегаты "Bismark" и "Marie". Он страшно рад видеть нас и надеется, что, быть может, теперь германские суда станут заглядывать на этот остров почаще.
В первый момент мы были изумлены его приветствиями, хотя знали, что среди англичан не редкость встретить человека с большими странностями. Но затем из слов этого джентльмена выяснилось, что Диэго-Гарсиа получает почту через остров св. Маврикия 2 раза в год. Таким образом, здешние жители так ничего и не слышали о войне. Мы не решились огорчить нашего гостя и утаили от него правду. Зачем его пугать? Да к тому же, возможно, нам придется вторично зайти в Диэго-Гарсиа.
Поднявшись по трапу, наш гость вместо белоснежной палубы, которой щеголяют обычно германские корабли, увидел ее всю покрытую масляными пятнами и угольной пылью в выбоинах и бороздах. Машинные световые люки из серых превратились в черные; поручни на палубе поломаны и исковерканы, а в некоторых местах сорваны совершенно; от линолеума сохранились кое-где небольшие лоскутки; плетеные стропы для подъема различного рода тяжестей развешены у орудий для предохранения от осколков; весь борт корабля побит, исцарапан и покрыт выбоинами и вмятинами; в кают-компании сняты все занавески, все дерево. Лицо нашего гостя по мере осмотра корабля выражало все большее недоумение, и наконец он не удержался и просил объяснить ему, что все это значит. Но мы успокоили старика. Мы посланы в кругосветное плавание и оставили на берегу все лишние вещи, чтобы принять как можно больше угля. Мы предложили ему отличное виски. Тут его особенно упрашивать не пришлось. Уезжая, он просил нас исправить его единственную моторную шлюпку, машина в которой совсем разболталась. Мы, конечно, обещали и обещание свое исполнили.
Стоянка в гавани была использована главным образом для очистки подводной части крейсера. Но эту работу пришлось проводить самым примитивным способом, устраивая искусственный крен то на один, то на другой борт. Команда со шлюпок отскабливала оголявшуюся часть днища.
Стоянкой в гавани мы воспользовались также и для охоты за морской дичью. Однажды у борта мы заметили два каких-то предмета; сначала казалось, что это выброшенное кем-нибудь угольное платье, но затем эти предметы стали плавать; их исподняя сторона была ярко-белого цвета и слегка светилась. Когда мы подплыли ближе, то оказалось, что это гигантских размеров (около 4-5 кв. метров) скаты. Виднелась их широкая, прожорливая, слабо окрашенная пасть; они гонялись за мелкими рыбешками. Сейчас же наверх были потребованы ружья, и мы стали подстерегать этих уродливых хищников, выжидая момент, когда они будут у самой поверхности воды. Наконец один удачный выстрел ранил чудовище в заднюю часть. Оно вскинулось со страшным шумом, сжалось в один клубок и как бешеное стало бить по воде своими плавниками, удивительно напоминая бьющуюся в агонии какую-нибудь крупную дичь. К сожалению, так и не удалось достать из воды этого ската.
