Мы с Пичкарем сидели одни в опустевшем скверике.
В тот же день Сергей Лобацеев передал в Центр:
«Были в Ческой Тржебове. Габрман умер в прошлом году. Фиала трус, oт сотрудничества с нами отказался. Дитр сотрудничает с гитлеровцами. Постараемся сами найти надежных людей. Крылов».
Вечером я был в избушке у деда Маклакова.
— Ну, как ваша поездка? — поинтересовался он.
Все, что нужно было, мы выяснили, — не вдавался я в подробности.
Степан Семенович сегодня был чем-то озабочен и, перекинувшись со мной несколькими фразами, вышел в комнату.
Возле плиты, в которой жарко горели дрова, уже хлопотал Василий Жеребилов.
— Откуда вы родом, товарищ Жеребилов? — спросил я.
— Из Воронежа, — тихо ответил он и коротко рассказал о себе. Работал сначала токарем, а затем диспетчером одного из цехов завода имени Коминтерна в Воронеже. В самом начале войны ушел в армию добровольцем. Участвовал в боях под Тихвином, под Курском. В июле 1943 года был контужен и захвачен в плен. Долгое время находился в разных лагерях. Последнее время работал на шахте в Силезии, а когда с приближением фронта гитлеровцы эвакуировали пленных, по дороге бежал.
В кухню вошел Степан Семенович. Тяжело вздохнув, присел у стола. Плечи его опустились, как под непосильной тяжестью.
— Вы нездоровы, Степан Семенович?
— Жена тяжело болеет, — кивнул он на завешенную одеялом дверь и снова вздохнул.
— А врача приглашали?
— Приезжал сюда недавно врач, посмотрел, рецептов выписал кучу, а лекарств по ним достать не могу.
— И на черном рынке достать невозможно?
— В Пардубице все можно достать, но надо иметь бешеные деньги, — безнадежно махнул он рукой.
Я вынул из кармана увесистую пачку рейхсмарок и подвинул ее к Маклакову. Тот глянул сначала на кучу денег, затем на меня и решительно отодвинул их.
— Нет, я не могу принять от вас деньги. Вам их дали не для того…
— Дорогой Степан Семенович! — я обнял старика за плечи. — Ничем другим мы не в силах сейчас помочь вам. Я очень прошу вас взять деньги. Возможно, на черном рынке рейхсмарки уже не очень-то ценятся. Возьмите еще вот это, — я положил на стол несколько синих пятидолларовых бумажек.
Жеребилов взглянул на меня и молча кивнул головой.
— Не знаю, как вас называть, — обратился он ко мне.
— Майор Крылов.
— Товарищ майор, — продолжал он, — здесь, недалеко в лесу, в хорошо замаскированной землянке скрываются четверо наших советских людей. Все младшие командиры. Не хотели бы вы с ними поговорить? Это надежные ребята.
— Вы говорили им о нас?
— Нет, что вы, я же понимаю, что не имею на это права. Да и что я знаю?
— Хорошо. Завтра сходим к ним вместе с вами.
С улицы донесся какой-то шум.
Вскоре, согнувшись в низком проеме двери, в кухню шагнул Ярослав Гашек.
— Ну, вот, я же говорил, что Ярко наведается, — радостно встретил его Степан Семенович.
Я поблагодарил Гашека за велосипеды. Он напряженно слушал, растерянно улыбаясь, и было видно, что ничего не понимает из сказанного. А когда Степан Семенович перевел мои слова, он взмахом руки дал понять, что не придает никакого значения тому, что сделал для нас.
Гашек долго мял в руках предложенную ему советскую папиросу с диковинно длинным мундштуком, не решаясь закурить ее Постепенно с трудом вступил в разговор.
Он — лесоруб, лес знает не хуже чем свой дом. Сейчас в лесу скрывается много бежавших из плена советских солдат. Многие из них мечтают пробраться в Словакию, где действуют партизаны. Некоторые выкопали в лесу искусно замаскированные землянки и думают в них отсидеться. Он знает несколько таких землянок и каждый день, отправляясь на работу в лес, старается прихватить с собой что-нибудь для русских «заятых». Но и немцы знают, что в лесах скрываются беглецы. Поэтому германские власти строго запретили входить в лес после пяти часов вечера. Всем лесникам приказано сразу же сообщать немецким властям о появлении русских военнопленных. В Пардубице с лесниками проведено специальное совещание по этому вопросу.
Гашек собрался уходить.
— Надо еще доставить велосипед брату, — объяснил он свою поспешность.
— Где работает ваш брат?
— Франтишек работает диспетчером на станции Замрск.
Диспетчер на главной чехословацкой железнодорожной магистрали! Это просто невероятно! Сама судьба шла навстречу.
— Слушайте, Ярослав, — буквально уцепился я за поднявшегося лесоруба, — а можно встретиться и поговорить с вашим братом?
Степан Семенович перевел мой вопрос Гашеку.
— Конечно. Я могу сейчас же привести его сюда. Франта будет рад помогать русским, — уверенно заявил Гашек.
— Нет, сюда ему лучше не приходить. Не могли бы вы пригласить своего брата завтра вечером к себе? Сами под вечер придите сюда, мы вместе пойдем в Тыништко и там побеседуем с братом.
Так и договорились.
Только успел уйти Гашек, как в завешенное плотной тканью окно тихонько постучали и женский голос что-то спросил по-чешски. Степан Семенович торопливо надел шапку и вышел на улицу. Там некоторое время слышались приглушенные голоса, потом несколько человек вошли в сени, дверь открылась — и в кухню впорхнула молодая высокая девушка. За ней вошли двое парней. Судя по исхудалым, бледным и каким-то помятым лицам — бежавшие из плена. Последним вошел Степан Семенович.
— О, еще еден рус! — воскликнула девушка, заметив меня, протянула руку для знакомства. — Маруша Прохазкова, — назвала она себя, крепко, по-мужски пожимая руку.
Прохазкова побыла недолго. Она отвела Степана Семеновича в уголок, что-то пошептала ему на ухо и стала прощаться. Пришедшие с пей парни хотели было пойти проводить ее до села, но она решительно запротестовала, а Степан Семенович заверил, что до шоссе Марию проведет он, и вместе с девушкой вышел на улицу.
— Садитесь, что вы топчетесь у порога, — сказал я парням. — Давно в плену? Где попали?
— Оба с сорок второго. Я в Севастополе, а он — под Харьковом, — громоздкий, одетый в поношенную брезентовую куртку парень кивнул в сторону черного, как цыган, горбоносого товарища.
— А как бежали?
— Не бежали, а уехали с комфортом, на автомобиле.
Видя мое недоумение, он начал рассказывать подробно.
— Колонна остановилась на ночлег в селе километрах в десяти отсюда. Загнали в большие сараи, жрать не дают.
Чехи собрались из этого села и из других сел, привезли продукты. Фашисты забрали себе что получше из привезенных продуктов, остальное разрешили раздать пленным. Тут одни чех на грузовике приехал. Привез полный котел горячего супа. Котел сняли на землю, стали суп раздавать. Чех толкает меня на машину. Залезли мы с Васькой в кузов. Чех прикрыл нас брезентом, потом забрал порожний котел и увез нас в город Хоцень. Это был колбасник Гоудек. Пять дней у него на чердаке сидели. Подкормил нас. Потом были у инженера авиационного завода Иозефа Новака. Тот нам рассказал о Маклакове. Ну, мы и потопали сюда, Новак нам говорил, что Маклаков знает, как попасть к партизанам. Русских отправляет в Словакию. Правда это?
— Чтобы встретиться с партизанами, не обязательно идти в Словакию. Давайте выйдем на улицу, перекурим, — предложил я.
На улице я угостил их советскими папиросами. Парни были ошарашены.
— Ну, а теперь коротко рассказывайте, кто вы, откуда и вообще все…
Парень в куртке как-то сразу подтянулся и не рассказал, а скорей доложил: Бердников Борис, родом с Кубани, из крестьян; окончил десятилетку, потом служба на торпедных катерах Черноморского флота, война, оборона Севастополя, ранение, плен, несколько лагерей для военнопленных и вот побег.
Немногословный его товарищ назвался Василием Коньковым.
Родителей не помнит. Детство его прошло в детдоме. Потом работа на заводе «Азовсталь» в Жданове, затем война, неудачное наступление под Харьковом в сорок втором и плен…
Он сказал о себе всего несколько слов, но в этом ладном парне чувствовалась такая скрытая сила духа, что я сразу поверил ему и потом никогда не раскаивался.
На тропинке, ведущей к селу Рзи, послышались шаги— то возвращался Степан Семенович.
— Кто эта девушка, Степан Семенович! — задержал я Маклакова.
— Это учительница из села Срубы. Очень энергичная и решительная особа, — тихо сказал Степан Семенович. — Между прочим, — добавил он и на секунду сделал паузу, — жених Марии Вацлав Чижек работает старшим стражмистром государственной полиции в Праге и часто приезжает сюда.
— Что вы хотите этим сказать, Степан Семенович?
— Я говорю, что Чижек работает в пражской полиции и, насколько мне известно, он очень порядочный человек.
— Спасибо, Степан Семенович. Это очень интересно.
