Огромная солдатская масса заполнила поляну. Немцы окончательно распарились. Пилотки долой! А кое-кто и гимнастерки поснимал, разулся.
Немцы окружили себя пулеметами, глядящими на леса, и начался большой привал.
Легко было разгромить этих изможденных крутогорьем и солнцепеком карателей, но делать этого ни в коем случае было нельзя. Тогда заработает вся карательная машина в составе десятков тысяч солдат и офицеров, и ни одному партизану несдобровать.
Два часа отдыхали каратели первой колонны, два часа почти в стык с ними лежали партизанские отряды, не выдавая себя ни единым вздохом. Выдержка партизанская оказалась потрясающей.
Неожиданный огневой шквал вспыхнул на Пескуре. Это Вихман!
Сухие гранатные взрывы чередовались с треском автоматов, а минут через пять глухо что-то охнуло, еще раз, еще…
— Рвутся наши мины? — Комиссар посмотрел на Северского.
— Молодец, Леня! — Северский взглянул в сторону Пескуры.
Немцы срочно покинули поляну и зашагали… за отрядами.
Партизаны выше, каратели за ними… Еще два километра — и Хейроланский хребет. Немцы, идущие за партизанами, перекидываются ракетами с теми, кто там, на Хейролане.
Впереди партизан древняя оборонительная линия в виде остатка развалин из бутового камня. Она довольно четко легла поперек хребта, концы ее загибались к Хейролану. Не то скифы, не то тавры века назад, наверное, сдерживали тех, кто пытался через хребет прорваться в Альминскую долину, синеющую за Хейроланом.
Стоп! Дальше дорога заказана!
Залегли за потемневшими камнями. Каждый выбирал рубеж поудобнее, углублял его голыми руками.
Может, это и есть последняя линия жизни?!
Немецкие разведчики в трехстах метрах, они рассматривают тропы. На иссохшей земле следов не оставишь, но все же…
Пока все поведение врага говорит о том, что он не знает, где же отряды. Он только предполагает, что они должны быть впереди. Но не может же быть того, что почти тысячная масса вооруженных людей ничем себя не обнаружила…
Снова взрывы на Пескуре — глухие и мощные, а за ними дождь автоматов!
Вдруг взлет ракет, и вся группа карателей за миг скатывается на аспортовскую поляну.
Непонятно!
Только позже выяснили: каратели решили, что отряды наши они прохлопали, и все партизаны снова оказались на Пескуре.
Солнце коснулось Аппалахского хребта и быстро скатывалось за него. Лес мгновенно стал менять краски — темнел и окутывался в сумеречную пелену.
Наступила южная ночь — крупнозвездная, чернильной темноты в ущельях и с отсветами на косогорах. Лес вспыхнул огнями — это запылали костры, а над ними запрыгали ракеты самых различных цветов. Их швыряли немцы беспрестанно, боясь даже мгновений паузы. Где-то за Чучелем расплывался багровый огненный столб — горели дальние леса.
Надо было немедленно прощупать лазейку, которая позволит выйти в тыл первой цепи.
Македонский идет к дяде Диме — Дмитрию Дмитриевичу Кособродову, патриарху большущей династии потомственных крымчан, выдающемуся знатоку крымских лесов.
Дмитрий Дмитриевич высок, поджар, длиннонос с маленьким, но четким подбородком. Он все понимает с полуслова Михаил Андреевич ждет.
— Можно проползти, но обнаружим себя — считай, сами себя в могилу положили.
— Где? Сперва рискнем вдвоем! — предлагает Македонский.
— Пошли!
Ущелье узкое-узкое, забитое буреломом и сырое, как могила.
У Дмитрия Дмитриевича кошачий взгляд — он видит ночью. Надо быть волшебником, чтобы пройти по дну теснины и не выдать себя врагу, который стоял наверху и палил костры.
В 1966 году Дмитрий Дмитриевич, которому недавно перевалило за семьдесят, водил меня по тем памятным местам. При ясном солнечном дне я с трудом одолел тот путь, по которому он и Македонский прошли туда, обратно и снова туда во главе многосотенной партизанской массы.
Отряды проползли по дну теснины и вышли на «Конек» — так называли один из крутых уступов горной гряды. Это уже был тыл первой карательной колонны.
Спали с настороженным слухом. Улавливали цокот копыт в районе Аспорта.
Но чудо уже совершилось: первая и самая сильная волна карателей прошла через партизан, так и не задев их.
Впереди вторая волна. Она уже накатывается со стороны Пескуры. Партизаны уже слышат ее шум.
Вчера были впереди идущей тенью вражеской колонны. А сумеем ли сегодня?
И опять отряды спускаются на Аспорт. Ни на секунду не ослабевает внимание, партизаны видят лучше, чем видит лесной зверь, слышат тоньше, чем горная косуля. Вот слух снова уловил цоканье копыт.
Замерли, а через минуту два эскадрона румынской кавалерии проскакали по аспортовской дороге. Где-то рядом загудели моторы… Северский с ошеломляющей быстротой перебросил колонну снова в сторону Хейролана. Не успели войти в лес, как фашистские машины заполнили поляну Аспорт. Северский втянул хвост партизанской колонны под густой кустарник и остановился опять-таки на рубеже древней оборонительной стены.
Вторая волна карателей накатывалась ощутимее.
Когда солнце поднялось уже над Чатыр-Дагом, к Северскому приполз Леонид Вихман. В руках полевая сумка.
— Важные документы! — тяжело переводя дыхание, сказал моряк и тут же уснул.
— Видать, досталось, — сказал Северский и стал извлекать содержимое сумки.
В ней, в числе других ценных бумаг, была обнаружена карта генерального «прочеса» заповедника. С немецкой пунктуальностью были расписаны пути всех батальонов, назначено время их появления в том или ином пункте.
План с удивительной точностью выполнялся.
«16.00. Четыреста шестнадцатый батальон, остановка Аспорт, привал два часа».
Точно! Так вчера было.
«Контроль дороги Аспорт — Бешуй… Кавалерия и танковая группа Тупешты».
Да, сейчас на Аспорте есть и танки.
А вот данные о силе первой наступательной волны:
«В первой колонне участвует 23-й батальон горных стрелков, 3-й батальон горных стрелков, 14-й пулеметный батальон, резервная группа и 2-й батальон горных стрелков. Каждый батальон проводит операцию по прилагаемой схеме, места, не охватываемые основным движением батальонов, прочесываются отдельными группами. В каждом батальоне иметь 35 пулеметчиков, приданных из пулеметного батальона. Указанные пулеметчики группами двигаются параллельно движению, охватывая весь прочесываемый район…»
Я хочу обратить внимание на то, что это состав только первой колонны. И выделены такие силы в разгар летнего наступления Германии на юге нашей страны — в июле 1942 года.
Трофейная сумка принесла и радость. Там нашлось приложение к основному приказу, которое разъясняло: вторая колонна не должна пересекать Аспорт.
Так в плане, а что будет на деле?
Северский собрал молниеносный командирский совет, познакомил его с документами, а потом спросил:
— Вторая колонна пересечет Аспорт или нет?
Опыт девятимесячной борьбы говорил, что нет.
Комиссар Никаноров уверенно сказал:
— Немцы педантичны, от плана не отойдут!
— Будем стоять на месте! — окончательно решил Северский.
Двое мучительных суток провели на скате Хейролана. Ночью истязал невыносимый холод, а днем нещадно жгли прямые лучи. Испепеляла жажда — не было и капли воды.
Но трофейные документы не подвели. Вторая колонна карателей не пересекла Аспорт, а первая, наверно удивленная, что в раскинутые ею на десятки километров сети не попалась ни одна рыбешка, торчала на своем рубеже, не зная, что предпринимать дальше, ибо по плану все, что положено было совершить, совершено.
Но вдруг обнаружилась третья волна! Она — вроде чистильщика и состояла из местных полицейских батальонов и полков румын.
Колонна стремительно шла к Аспорту и вот-вот могла оказаться с глазу на глаз с донельзя измотанными отрядами жаждущими немедленного отдыха.
Настал критический момент, он был не учтен и потому страшен.
Решать надо было моментально.
А где немцы?
Суполкин и Тома кинулись в разведку.
— Фрицы покидают леса! — Первое облегчение принес Иван Иванович.
— Они уже в Саблах! — уточнил командир Симферопольского отряда Христофор Чусси.
Но третья колонна уже пересекает Аспорт.
Выход один: стремительный прорыв.
Македонский в авангарде.
Около ста партизан с гранатами и автоматами, слегка развернувшись по фронту, идут на Аспорт. Рядом с Македонским комиссар Василий Ильич Черный у него лицо белее полотна; Тома, Иван Иванович, Андрей Бережной, наш старик Иван Максимович Бортников, после падения Севастополя оставивший штаб района…
За Македонским идут ялтинцы во главе с Кривоштой и Кучером.
До Аспорта триста метров.
Партизаны неожиданно оказались лицом к лицу с ротой румын. Появление вооруженных людей настолько ошеломило солдат, что они застыли, как внезапно замороженные.
