Юрий Петкевич
Бессонница
Повесть
Проснулся от телефонного звонка. Сбросил с себя скомканное солнце на одеяле и выбежал в коридор, вспоминая оборванный сон: берег, желтые одуванчики, ярко-зеленая трава, песок, овраги, над ними черное небо и молния. Плыл вдоль берега и смотрел в небо. Загребал рукой и ухватился в воде за ногу женщины, за пятку, - и поднял трубку: такого же цвета как пятка и такую же гладкую.
Ответил ей, она еще что-то спросила. Только положил трубку, опять звонок, поднимаю.
- Что еще? - спрашиваю.
Наверно, я сказал "что еще" таким тоном, что полминутки никто мне не отвечал, затем скороговоркой:
- У нас в отделении почтальоны в отпусках, - выпалила. - Придите, получите телеграмму, в 5-ое окошечко. - Потом опомнилась: - Да, вы Тузов?
- Да, - отвечаю. - Вроде бы.
- Отвечайте серьезно, - говорит.
- Как вас звать, девушка? - спрашиваю.
Положила трубку. Выхожу на улицу, и услышал будильник. Он прозвенел глухо, как из-под земли, и я не пальцем нажал на кнопку, а наступил на нее ногой, туфлей. На улице ни души - рань несусветная, и - приятная в сентябре прохлада. Проехал две остановки и зашел в магазин "24 часа". По нему шаталась пьяная женщина. Одета она была как у себя на кухне, однако туфельки изящные, узкие, на маленьких ногах. Ступая по полу из мраморных плиток, несколько раз, пьяная, поскользнулась и едва не упала, со сладостью выругавшись.
Я подошел к молочному отделу, постучал по стеклу на витрине, заглянул в открытую дверь служебного помещения, спросил у продавщицы из мясного отдела: где эта?
- Сейчас подойдет, - лениво ответила продавщица.
- Этот не выспался, - показала на меня пьяная и опять едва не поскользнулась, и рассмеялась; чтобы не упасть - ухватила продавщицу из мясного отдела за рукав.
Я показал на открытую дверь и попросил продавщицу:
- Позовите из молочного.
Продавщица не пошевелилась, а пьяная женщина в узких туфельках исчезла за дверью - там был деревянный пол - каблучки за стеной застучали иначе, снова послышался смех, только - приглушенный, задыхающийся, и тут же она вернулась.
- Завтракает, - сообщила и, увидев, что я недоволен, что по-прежнему пальцы дрожат на стекле, прошептала: - Пускай покушает спокойно - потом хлынет народ. Куда ты спешишь? - Она еще ближе шагнула и поправила у меня воротничок. - Красивый мужик, - сказала, - только худой почему-то...
- Почему-то, - передразнила появившаяся продавщица из молочного отдела. На ходу она жевала.
- Пакет сливок, - показал я, - не этот, а большой за двадцать два рубля, - и протянул деньги.
В одной руке огрызок яблока, другой продавщица взяла деньги, пересчитала одними пальцами, как карты, и подала маленький пакет, но я ничего не сказал, взял сливки, поглядел пьяной женщине в глаза, окунулся в ее расстравленную тоску и вышел из магазина.
Пока я пробыл совсем немного в помещении, солнечные лучи обрели силу светили ярко и горячо. Я перебежал улицу, прошел мимо цветочных клумб и, очутившись в тени под деревьями, вдохнул сохранившуюся тут прохладу. Шагал неторопливо, словно ленясь, но утро было такое свежее, что сердце, после того как перебежал улицу, продолжало восторженно биться еще долго.
И когда позвонил в квартиру Фроси, не мог отдышаться, волновался и радовался. Но Фрося не открывала. Еще раз позвонил. За дверью ни звука. Нажал и пальца не отнимал от кнопки звонка. Отпустил ее и прислушался. Затем вышел из подъезда - солнце сияло по-прежнему, все осталось, как несколько минут назад: чистое небо, зеленые деревья, девушка с книгой на лавочке и мохнатая собака у ее ног, - однако на сердце холодок, и снова думаешь о жизни с горечью.
Обогнул дом, за ним простиралась тень. Листья на кустах и деревцах покрыты были росой. Пробирался между ними, и капли осыпались с листьев и оставляли на рубашке расплывчатые пятна, как на промокашке. Ухватился за решетку на первом этаже и подтянулся. Окно оказалось распахнуто. Увидел на кухне над столом бумажный абажур на длинном проводе с потолка: круглый белый шар среди серых стен. Подтянулся к другому окну. Еще один белый шар. Хотел было крикнуть, позвать, но услышал тишину такую, что нарушить ее не решился. Опять обогнул дом. Собака залаяла на меня, и девушка оторвалась от книги.
Я перебежал улицу, но те деревья, под которыми я шел пятнадцать минут назад, оказались уже совсем другими, и от этого стало жутковато, хотя, может быть, я просто не заметил, как в душе разрастается тоска, я свыкся с ней и часто не замечал ее появления - она надвигалась всегда незаметно, подобно тени от облака, и - сейчас, когда увидел деревья другими, осознал в себе ее. Осознал и, сжав зубы, шагал и ни о чем не думал, по сторонам не озирался, взор обратил внутрь себя и лишь тогда, когда застрял среди людей, опомнился.
Увидел красотку, к ней подвели лошадь; самая задрипанная лошадь элегантней любой женщины, а эта наверняка из цирка, - и я подошел поближе, конечно, к лошади; в это время красотка повернулась ко мне и посмотрела вскользь. В ее голубых глазах застыли слезы. Шагает навстречу; шуршит длиннющее платье, белое, в лиловых цветах, и с голой спиной, прошуршало; прошуршала, обеими руками поддерживала платье, чтобы не наступить на край; я заметил даже опавший лист, прилипший к подошве туфельки. Красотка подошла к толстому мужчине с бородой. В бороде у него крошки, жует бутерброд. Дальше кинокамера на тележке. Оператор смотрит в нее, а тележку толкают по рельсам рабочие; один из них без рубашки. Одной рукой толкал, другой сжимал бутылку пива. Под оранжевым стеклом пузырями пена.
- Стой! - скомандовал оператор, вытирая со лба пот.
Рабочий поднял бутылку над головой, выпятил губы и закрыл глаза.
- Сначала поскачешь на камеру, - начал объяснять красотке бородатый режиссер. - Затем надо повернуть...
- В этой сцене разве не будет моего крупного плана? - перебила его актриса.
Молодой человек с узким лицом и бесцветными глазами равнодушно глядел вдаль и держал лошадь под уздцы. Из-под хвоста лошади на дорожку зашлепали пахучие катышки.
- Где метелка?! - закричала полная растрепанная женщина; у нее на груди мотаются на шнурке от ботинка очки в серебряной оправе. На лоснящейся от пота шее от шнурка черные полосы.
Я засмеялся; смеешься от самых простых вещей, и от этого настроение переменилось, поехало куда-то дальше по косогору.
- Здесь нужна лопата, - сказал я ей и - вижу: идет навстречу Фрося, подошла и расплакалась.
- Что случилось? - спрашиваю.
- Как я опозорилась, - хнычет.
- В чем дело?
- Я забыла по телефону сказать, чтобы ты купил кофе, и выбежала к магазину, но ты к магазину не пришел, к этому магазину, за углом, около прачечной.
- Да, - сказал я, - я проехал две остановки и зашел в "24 часа".
- А я не думала, что ты зайдешь в "24 часа".
- Ну и что, что я зашел туда?
- Я, - говорит, - ждала тебя здесь, и не было сил ждать, и так захотела кофе, что попросила в магазине, чтобы мне дали в долг маленькую пачечку...
- И - дали?
- Нет, не дали, - опять расхныкалась. - Как я опозорилась!
- Не плачь, - утешаю. - Мы сейчас вернемся и в этом магазинчике, за углом, купим кофе.
- Да, - говорит, - в этом... чтобы они увидели.
Заворачиваем за угол, тут она передумала:
- Нет, лучше пошли в овощной, его уже должны открыть.
- Нет, - говорю, - именно сюда зайдем, чтобы у тебя не осталось чувства, будто ты опозорилась. Кстати, - интересуюсь, - ты получаешь пенсию, почему у тебя нет денег?
- Я их не взяла с собой, просто не взяла, потому что думала: встречу тебя.
Заходим в этот магазин, за углом.
- Слушай, - обнимает меня, - купи сосисок. Кофе не надо. Расхотелось уже. А сосисок очень хочется!
- И кофе, - обещаю, - куплю... - Тут же обращаюсь к продавщице: Пожалуйста, сосисок.
- Я хочу развесных, - заявила Фрося. - Какие я брала здесь в прошлый раз.
- Развесных нет, - говорит продавщица. - Только в упаковках.
- Тогда пошли в овощной, - тянет меня, - раз у них нет!
- В овощном, - уточняю, - разве есть мясной отдел?
- Да, - утверждает. - Там есть разные отделы.
Подходим к овощному магазину. Дергаю за дверь - еще закрыто. На двери табличка, смотрю на часы - еще минут десять ожидать.
- Что случилось? - наконец спрашиваю. - Зачем ты мне позвонила в такую рань?
- Да, случилось, - объявляет она и не рассказывает, молчит.
- Пока есть время, рассказывай, - говорю.
- Я расскажу дома.
- Потом не будет времени, - говорю. - А пока...
- Нет, - говорит. - Это очень важно - то, что я хочу сказать, и - у этих вонючих баков с мусором, у этого столба я буду лучше молчать...
- Пока есть несколько минут, - вспомнил, - давай зайдем на почту, мне надо получить телеграмму.
- От кого?
- Откуда я знаю: от кого?
- Пошли, - говорит.
Тут я передумал.
- Ладно, - говорю. - По пути на работу зайду.
- От кого, - спрашивает, - телеграмма?
- Не могу знать? - развожу руками. - Ты сама подумай!
