Макар Последович - С тобою рядом

Повесть

Перевел с белорусского А. Нечаев

Прошел 1920 год... Закончилась изнурительная и тяжелая гражданская война. По несправедливому Рижскому мирному договору с помещичье-капиталистической Польшей Белоруссия была разделена на две почти равные части. Но жители окрестных деревень продолжали ходить друг к другу в гости, не обращая внимания на полосатые столбы, обозначившие новую границу.

Братья и сестры, сыновья и отцы, оказавшиеся вдруг "в разных государствах", не желали даже слышать о том, что теперь стало нельзя выгнать на выпас коров туда, где больше корма, или пойти к свояку и занять у него отрубей для свиньи.

Век ходили братья Петрусь и Кастусь, жившие за четыре версты один от другого в разных деревнях, в гости, никто не запрещал ходить их детям, внукам, правнукам, а тут на тебе: нельзя, запрещено! И кому? Братьям, которые в одном окопе отбивались от немцев где-нибудь на Стоходе или Норочи, потом, когда зашумел над фронтами могучий ветер революции, срывали золотые погоны с помещичьих и купеческих сынков.

Многие разделенные теперь границей побывали во время войны в революционном Петрограде, в Москве, своими глазами видели Ленина, сражались в прославленной коннице Буденного, ходили в атаки против белых генералов. И вдруг этих людей останавливают на полдороге и говорят, что дальше идти запрещено! И снова кнут засвистал в западных деревнях. Там повсюду спешно строились полицейские участки, гарнизонные казармы. Тайная полиция начала ткать свою густую паутину даже в самых глухих и отдаленных белорусских поселениях. Тюрьмы Вильно и Гродно что ни день пополнялись арестованными, которых шпионы заподозрили в большевистской агитации, обвинили в захвате помещичьего имущества или задержали с ленинскими брошюрами за пазухой.

И первый вопрос, который задавали тому, кто попадал в лапы тайной полиции, был:

- Ты Пчелу знаешь? Признавайся сразу, чтоб остались целыми твои зубы и кости! Ну-у?

Допытывались в Барановичах и Волковыске, в Молодечно и Пинске. Били палками, шомполами, прикладами, кололи иголками, давили пальцы дверями.

- Пчелу знаешь?

Обещали тысячи злотых, богатые фольварки, прибыльные должности, пытались угощать вином, дорогими ароматными сигаретами, чтоб человек ответил на этот вопрос.

Иной раз в самый разгар допросов окна охранки вдруг окрашивались багряным цветом, и на столе шефа тревожно звонил телефон. Жандармы хватались за трубку, и сразу же лица их становились серыми, как небеленый холст.

- Что? Пчела? В имении?!

Временами жандармов будто ураганом выметало в одном белье из теплых постелей на колючий дождь среди осенней ночи, они бежали, чтобы только не попасть на глаза этой грозной Пчеле. Там, где она пролетала, горели логова осадников, пылали поместья, казармы...

В поведении Пчелы было что-то дерзкое, даже невероятное. Ее искали в окрестностях Пинска, где семь часов тому назад она уничтожила шесть полицейских и освободила из-под конвоя десять арестованных, а тут телефон нес сообщение, что Пчела пять часов тому назад разгромила и сожгла самый крупный участок около Молодечно.

Кто она, эта загадочная, грозная и неуловимая Пчела, присутствие которой в той или иной местности можно узнать по довольно верным приметам: во-первых, население с ненавистью глядит полицейским в глаза, во-вторых, отказывается платить различные штрафы и требует, чтобы открыли школы на родном языке? А многие через меру смелые начинают рассказывать, что они слушали вчера передачи по радио из Минска и из Москвы. По одним слухам, которые доходили до тайной полиции, Пчела - это только кличка молодой польской учительницы - коммунистки из Варшавы. Настоящая-де ее фамилия Гаруновская. Она, организовав отряд, мстит Пилсудскому за расстрелянного отца. Другие доносы утверждали обратное: Пчела - кличка мужчины, ростом метра так три, с широкими плечами и черной, как у цыгана, бородой. Глаза карие и сверкают из-под насупленных косматых бровей, как два раскаленных угля. У него при себе всегда, кроме винтовки, по пистолету в каждом кармане и гранаты. Такое же самое оружие и у его подчиненных. Некоторые из доносчиков будто бы даже видели, как эти страшенные силачи перекатывали через шоссе у Беловежской пущи две легкие пушки. Проверка следов, оставленных колесами, сделанная артиллеристами ближайшего гарнизона, однако не подтвердила этой версии. След колес вел к дому соседнего лесника и там исчезал около подводы, нагруженной сушняком.

Сотни и тысячи разных фактов, наблюдений, примет собралось у главного шефа тайной полиции, и ни одна из них не наводила на след, ничто не указывало на пристанище Пчелы. Карательные отряды появлялись на месте происшествия тогда, когда Пчелы и след простыл.

Особенно частые и чувствительные удары наносились Пчелою в Пинском воеводстве. Газеты, поддерживающие кровавый режим Пилсудского, начали кричать о бездеятельности пинского воеводы. Необходимо огнем и мечом выжечь этот непокорный дух! В Пинске должен быть железный воевода, а не этот никчемный чиновник!..

И вот "железный воевода" направлен в Пинск, чтобы принять дела от своего незадачливого предшественника. С паном Максимовичем, вновь назначенным воеводой, в специальном поезде ехали и новые высшие чиновники воеводства, шефы полицейских участков, старосты уездов, переодетые офицеры тайной полиции.

Воевода Максимович решил начать широкое наступление на бунтарские деревни со специально отобранными людьми.

В салон-вагоне пана Максимовича находились и две пани. За окном мелькали узенькие крестьянские полоски, освещенные вялым осенним солнцем, проплывали боры с высокими медно-красными стволами сосен. Увидевши лес, пани оживились. Одна из них, с шустрыми зеленоватыми глазами, спросила у Максимовича:

- Как пан думает, долго нам еще осталось ехать?

Воевода взглянул на золотые часы и ответил:

- Сейчас второй час. Я думаю, что к трем будем в Пинске. А что, пани Свидерской наскучило в поезде?

- О нет! - блеснув очаровательной улыбкой, ответила пани Свидерская. - Я очень люблю продолжительные поездки! Правда, пани Жибурт?

Пани Жибурт, некрасивая женщина с нездоровым цветом лица, прожевав остатки сочного яблока и вытерев розовым платком свой большой рот, ответила:

- Пани Анна ехала бы день и ночь, пане Максимович. Для нее все равно куда ехать: домой ли или к этой разбойнице Пчеле.

- О, Пчела! - восторженно воскликнула пани Свидерская, и ее большие глаза заискрились. - Это ж какая-то романтичная особа! Говорят, что она очень красивая...

- Это бандит, - сухо прервал ее пан Максимович. - Мне просто неприятно, пани Анна, слушать, что вы так говорите про наших врагов.

- А вы его видели?

- Нет. Но надеюсь, скоро увижу в железных наручниках и с петлей на шее. Со мною едут люди, которым и не такие пчелы попадались в сети.

- Это ничего не значит, - упрямо стояла на своем пани Свидерская. Говорят, что еще не было такого случая, чтобы он обидел женщину...

- Почему ж он, а не она? - протягивая пухлую руку к вазе с яблоками, спросила наивная пани Жибурт.

- Потому что это мужчина, пани Жибурт. Ему тридцать пять лет, и зовут его Ясем Гибеком...

Пани Жибурт даже рот раскрыла от удивления:

- Что пани Анна говорит! Откуда пани Анна про него знает? Значит, он поляк?

- Да, поляк, - серьезно ответила пани Свидерская, словно тот был ее хорошим знакомым.

В этот момент поезд сбавил ход, колеса заперестукивали на стрелках. Промелькнула будка стрелочника. Воевода приник к окну и через минуту сообщил:

- Станция Ловча. Скоро Пинск.

Вдруг поезд, который миновал станцию и снова начал было набирать скорость, пронзительно заскрежетал тормозами и остановился. Воеводу и пани Жибурт толчком опрокинуло на диван. Пани Свидерская в волнении приникла к окну, но, кроме густых кустов лозняка около насыпи, ничего не увидела. В этот момент сильным взрывом тряхнуло вагон. Пани Свидерской показалось, что под нею расступилась земля и она провалилась в бездну. Оглушенная и пораженная неожиданностью, она все же услышала, как с грохотом раскрылись двери вагона и кто-то крикнул нетерпеливо и требовательно на чистом польском языке:

- Клади оружие!

Пани Свидерская в изнеможении села на диван. Несмотря на страх, она видела, как тряслась нижняя челюсть воеводы, как длинные пальцы рук судорожно двигались, словно он ловил руками воздух. Пани Жибурт закрыла пухлыми руками лицо, отвернулась от двери и уткнулась в угол головою, ожидая смертельного удара. В вагоне слышалась приглушенная команда, бренчало оружие.