Курсков Александр
Проходимцы
Александр Курсков
Проходимцы
Кинопьеса
Действующие лица:
ОН - 18-20, ростом выше среднего. ОНА - 24-26, совершенно невозможно сказать о ее внешности. ЕЕ МУЖ - 28-30, среднего роста, светловолосый.
ТРОЕ ЮНОШЕЙ - 18 лет, разные. ТРИ ДЕВОЧКИ - 18 лет, пестрые.
ПАССАЖИРЫ ПОЕЗДА, ЖИТЕЛИ МЕСТНОСТИ, КОНТРОЛЕРЫ, СОСЕДИ совершенно одни и те же, в сущности, люди.
Общее время действия - 30-40 минут.
ПРОЛОГ
Небезызвестная вам проходимка Хотя, какое вам дело до того, Знаете вы ее или нет Она падала, падала с высоких каблуков, Из распахнутых окон, Из вагонных дверей, С уставших рук и покатых крыш, И плоских крыш, Она падала вниз, падала вперед, Каталась кувырком и кубарем Слишком уверенно падала Для своих двадцати с хвостиком лет.
Но не в этом, собственно, дело. Нет, не в этой падшей женщине.
У нее были глаза цвета Собственного отражения в вечернем стекле. У нее были руки грации Переплетающихся с проводами веток Как бывает ночью в середине лета... У нее были губы курильщицы Горькие, нервные и сухие снаружи. У нее были - вы все еще слушаете? Были мягкие волосы и длинные ноги Созданные для любви и прогулок по лужам Но дело совсем не в ней, нет... Она не обманывала лежачих, Не избивала дураков, Готова была понять убогих, Но не любила прощать или жалеть И поэтому предпочитала уходить первой. Для этого имела квартиру, мужа И кажется - крепкие нервы.
Запомните: дело никогда не было в ней. Оно было само по себе, как руки скрипачки, Как сравнения сравнений сравнивающих, Когда сначала было слово, А потом мы просто соревновались друг с другом, Ползали по песочницам и играли в мячики Превращая слова в имена вещей. И не в этом дело...
Мы все ее знали, хотя Какое нам было дело. Она даже мыла посуду и готовила куриц. Через год мы знали ее все. У нее были ключи от всех наших квартир, Коды всех наших подъездов и названия наших улиц. Она называла это: "Мой город" И рисовала ежиков в своих дневниках А на последних страницах всегда себя...
Говорят, ее очень мило звали. По всем законам пространства Она просто обязана была иметь имя, Три времени и какое-нибудь число Чтобы мы ее приглашали на чай, на танец, На свои свадьбы и на несколько свиданий, Что еще необходимо современной женщине Для того, чтобы быть ощутимо Теплее и мягче, чем полосатый матрас... И она смеялась под одеялом Пугая собой очередного из нас...
Да... Она не любила утро, Ненавидела суету и сонность, Терпеть не могла И все-таки она полюбила мужчину Наверное потому, что больше ничто в этом мире Она не могла самостоятельно полюбить... Но все это было уже год спустя - тогда Когда никто из нас ее еще не знал...
Все, открывайте глаза, многоуважаемый пустой зал. Это совсем не страшно и пока еще - далеко. Но она уже пришла на просмотр и спит рядом с вами... Пока она спит - вам будет без нее грустно. Потом вы помашете перед ее лицом руками, Она проснется и уйдет навсегда К своему мужчине. Не причесываясь. И Вам будет без нее легко...
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Поезд, следующий из пункта отправления в пункт назначения. Группа студентов в сопровождении руководительницы возвращаются с полевых работ. Четверо юношей в общем вагоне пьют водку. Через какое-то время один из них встает и уходит. Он прикуривает в тамбуре, входит в соседний купейный вагон, открывает дверь одного из купе. На встречу ему поднимается три девочки, которые уходят с типично женским понимающим видом...
- I
Поезда всегда кажутся грязными, но почему-то Не бывает противно прикоснуться к их грязи. Говорят, в депо их моют хлоркой Как большие общественные туалеты.
Но больше всего они похожи на вещь в себе, Вечно незавершенную в этой связи.
Люди в поездах очень странные, Они смотрят на свои отражения В ручках купейных дверей. Пытаются понять себя заново В искажении растерянных лиц. А те, кто едет в плацкарте и общем Смотрят на свои отражения в глазах проводниц. И те, и другие выбрали для себя пространство. И тем, и другим очень скучно с самими собой.
Так они и увиделись Когда он пришел и посмотрелся в ручку ее купе Искривленный, улыбающийся и рябой. Когда глаза проводницы опустели И она пошла открывать туалеты. Когда пепел с его сигареты Обрушился вместе с огнем. Когда люди поели куриц и стали засыпать. Когда поезд окончательно погрузился в себя Чтобы можно было Погрузиться в себя в нем...
Он взялся за приблизившееся отражение своей руки. Он вошел к ней и сказал: - Поезда остаются самими собой Только когда их покидают раньше обычного. Она ответила: - Людям это свойственно тоже.
Нашла свои руки и устало потерла виски. Он улыбнулся и поцеловал бутылку кагора. Сорвал с нее пробку и подул в черное горлышко. Она опустила руки на полотенце И стала смотреть на себя в окно Как ее много, когда мир так скоро Проносится сквозь ее бледную тень, И еще совсем, совсем не темно...
Они говорили о том, Что не собираются друг друга любить. Это было бы слишком нечестно В контексте прибытия в пункт назначения. Им хотелось напиться и глупо шутить. Они закусывали плохим шоколадом И смеялись над перестуком колес. Они даже не целовались. Она скинула обувь и сидела на верхней полке. Он стал щекотать ее пятки Ежиком жестких коротких волос...
Три девочки в тамбуре говорили о том, Что она очень глупая шлюха, Что он - это нечто страшное И совершенно равнодушное к счастью, Что им бессовестно хорошо вдвоем... Они шарахались от пьяных дембелей И шептали друг другу на ухо Все то же, но каждая о своем.
Трое юношей в общем вагоне Обсуждали ее бедра и грудь И различные способы все это любить. О нем они многозначительно молчали, Гордо считая его своим в доску... Люди все равно не пошли бы пешком Если бы в поездах запрещалось говорить...
- II
- Ты, танцующая на подоконниках... - Я тебя прошу не говорить глупостей... - Ты, танцующая на подоконниках, Чьи бедра - позор всех домохозяек на свете, Бессмысленно мудреющих в своей тупости... - Я тебя прошу не обижать мою маму... - Ты, танцующая на подоконниках На высоте первого головокружения птицы, Ты, в ногах которой готов валяться город, Готов разбить лицо о твое колено И слизывать с него собственную кровь, И становиться от нее покорным и пьяным Как избитый хозяином пес... - Что ты хочешь сказать мне? Это шутка? - Нет, милая моя, нет, это вопрос... - Что ты хочешь спросить у меня? - Слушай. Ты, не лишенная интеллекта сучка, Утратившая интерес к раздеванию... Ты предпочитаешь оставаться в одежде, Но твой муж - педант, он всегда хочет как лучше, Он интеллигентен и старомодно воспитан, Он не разрешает тебе кричать, ругаться и петь... - Я тебя прошу не трогать моего мужа... - А когда утром он бережно выключает будильник Тебе хочется побыстрее одеться и умереть... Ты, тебе часто хочется умереть?
...Она знала про этих людей все, Но не понимала, как они умудряются совмещать Довольство судьбой и недовольство жизнью. Это была маленькая фальшь в логике победителей Которую вообще не стоило бы замечать. Недовольство жизнью заставляло мужчин Дарить ей дешевые цветы и дорогие конфеты. Довольство судьбой заставляло их лгать И трусливо уходить среди ночи Забывая свои презервативы и сигареты. Женщины, довольные своей судьбой, Захлопывали перед ней двери Когда она просила позвать кого-то из нас. Женщины, недовольные жизнью Любили искренне поделиться этим друг с другом Разговорами про дешевые трусы, Тупых мужей и что-то еще - шепотом Но очень редко и с глазу на глаз.
- Мне отвечать или запереть дверь? - Тебе? Тебе нужно молчать, болтать ногами И допивать свой пластиковый стакан до дна. Настоящая героиня должна быть молчаливой И не стесняться в итоге за неразговорчивость Быть вынесенной в посвящение Из пьесы, где все разговаривают и говорят, И бесполезно выяснять, чья в том вина. Настоящий телефон Должен хрипеть и глотать жетоны В безнадежных попытках Соединиться с другим, Таким же настоящим, как он... - О-ля-ля, это шизофрения, О-ля-ля, он съехал, это шизофрения... Может быть, ты просто слишком много выпил, Мой мальчик...
- III
Поезда не идут и не едут. Они двигаются. Те из нас, кто так не считает, Обречены на соблюдение расписания. Плюс-минус двадцать минут. Те из нас, кто так не считает, Немного посмотрят в окно И беспокойно заснут.
Чем измеряется движение? Запахом тамбура, количеством коридора, Возрастом проводницы, Общительностью попутчика, Временем в пути и возможностью его изменить, Количеством выпитого и его ролью В системе твоего измерения. Движение поездов не имеет иного направления Кроме тебя, любимого...
Три девочки из тамбура, Ее предупредительные соседки, Давно уже ушли смеяться и пить С мальчиками их круга мысли. Мальчики казались им умными И безопасными в личном плане. Здесь не принято было ухаживание Чтобы оно не мешало разговору О каком-нибудь сорокинском "Романе". Все пятеро сделали вид Что забыли о нем и ней, И забыли о нем и о ней, Они не замечали этого И это было всего верней...
