Платонов Андрей
О лампочке Ильича
Андрей Планонов
О ЛАМПОЧКЕ ИЛЬИЧА
Моя фамилия Дерьменко. Идет она от барского самоуправства: будто бы предки мои в давнее время с голоду ели однаждь; барские тухлые харчи -дерьмо, оттуда и пошло Дерьменко.
Наше село Рогачевка от города шестьдесят верст; расположение имеет вкось по реке Тамлыку, что втекает в другую речку Усмань.
По преданию говорят, что Тамлык, иначе сказать Тимур-лык, по-татарски значит маленький сын Тимура. А Тимур, как исторически известно, был предводитель татар, кои в старые времена здесь скакали по степям и пользовались их сладкими травами для своих коней. А Усмань у татар значит красавица. И вот будто бы Тимур влюбился раз в степную красавицу гречанского роду, родил от нее сына Тимурлыка и ускакал бить балканцев. Гречанка от горя иссохла и умерла вместе с сыном-ребенком; вернувшийся Тимур так затосковал по своей скончавшейся любимой семье, что велел войску своему и пленным горстями насыпать два памятных кургана, а сам Тимур носил и сыпал землю мечом.
И до сей поры у нас есть два жутких холма -- один побольше, другой поменьше. Уже давно стерлась тоска в сердце Тимура, а курганы все стоят, и их не стерли ни ветер, ни вода.
Вот что значит сердце человека!
Когда я гляжу на эти курганы, у меня начинается тоска, -- и я чувствую в себе добросовестность.
* * *
Вот на этом знаменитом месте стоит наша Рогачевка -- небогатое село.
От помещика Снегирева остался у нас сад в пятнадцать десятин -хороший сад, и дерева не старые. А как стало им пользоваться общество, вижу -- гибнет сад: ни окопки, ни обмазки, никакого хозяйственного ухажерства, -- плод еще зеленый, а уж ребятишки все вдрызг обломали, оборвали и поносом изошли.
А зимой зайцы кору лущат, -- еще год, другой -- и усохнет сад и пропадут чудеса его плодородия.
Думал я сильно, за всех, и враз схватила меня догадка:
-- Надобно крепкую, мудрую артель -- и взять у общества сад. А мужики подходящие есть.
И еще было у меня мечтание -- построить у нас на Рогачевке электростанцию, и чтобы при ней была мельница с просорушкой и обойкой. Это было бы очень способно для крестьян. У нас стоят семь ветрянок -- все у кулаков; берут по четыре фунта с пуда, да еще когда ветер, а в летнее время ветры жидкие, -- иной раз с голоду насидишься, хоть и есть зерно. Да и электрический свет даст селу интересное увлечение.
Сам я проходил в красноармейцах курсы электротехники сильных токов, а брат мой тоже любитель этих делов и знаток своему разуму. А до службы в войске я пять лет трубил линейным монтером на городской электрической станции, оттуда у меня и пошел интерес ко всяким механизмам и таинственности, с той же поры скучно мне на деревне и напрасной кажется бедность ее.
Собрал я артель, вышел на сходе и говорю мужикам:
-- От барского сада нету нам прибытка, кроме как ребятишки по картузу зелени нарвут. А сад ведь, граждане, гибнет -- то ведомо всем. Отдайте нам сад, -- говорю. -- Только пять лет мы вам ничего платить не будем, а зато сад приведем в показательный порядок и электрическую станцию вам построим с линией и вводами на сто дворов, а дальше сами тяните (я уже подсчитал про себя, сколько даст сад и сколько стоит станция). При станции же оборудуем мельницу с камнем на девять четвертей, просорушку и обойку для пеклеванной муки. И все это добро передадим, кому общество укажет, а лучше кредитному товариществу -- на правильное пользование. А по изжитии пяти годов и сад вам в целости представим, либо аренду будем должее держать, -- это, -говорю, -- как вам угодно будет.
А меня влекла не только полезность дела и свое пропитание, но и интерес к жизни -- советское строительство.
Тут пошел гам и обсуждение предложения.
-- Брось, -- говорят, -- Ефимыч, не твоего ума это дело. Погорим от твоего электричества...
-- Фролка, а каково твое обеспечение, где залоги возьмешь? Аль обчество дуриком отдаст тебе сад?
-- Набрался газу в городе, умней всех стал!..
-- Не трожь напрасно: Фрол -- городской парень, он и ране был по разуму ходовитый...
-- Жрал сто лет дерьмо, на яблошные харчи хочешь...
-- Знаем мы этих изобретателев -- землю липистричеством мазать хотят, дожжу пущать...
-- Оно любопытно, только ни хрена не выйдет: тут иностранец нужон...
Вышел здесь председатель сельсовета, мужик здравый и в зрелых летах:
-- Тиш-ша! Пулеметы, гуси-лебеди! Девки, брось зерна грызть! Кузьма, отставь от себя брехню и агитацию... Граждане, садом нам не владать все едино, не к рукам он нам, а Фролка на глазах будет, -- ежели што, враз водворим на его усадебное место... Рыска я не вижу, а посулы Фрелкины -- не обида...
Обломались к вечеру мужики -- сдали нашей артели сад на пять лет. Все буквально в протоколе отметили, и расписались мы всей артелью казенным почерком с фигурами. Один из артели нашей, Прошка Кузнецов, сумел лебедя вывести. Даже председатель сельсовета, который видел сзади, как Прошка старался, сказал ему:
-- Да будет тебе, Прокофий, мудрить на официальной бумаге, ты не шуточное дело делаешь и собрание задерживаешь...
2
Осенью было дело. Грузно нам пришлось зимовать: харчей мало, артельщики -- люди без избытку, одежи нет, тот же Прошка зимой и летом ходил в железных калошах, которые сам сделал, -- в холодное время у него, говорят, пот на ногах мерз. Однако с весны до самых плодов не посидели -суетливое дело сад.
Прошла завязь, а потом плод, еще хуже стало -- лезет вся деревня к нам. Сколько тут скандалов, сраму было, день и ночь не очнешься. Да ведь не ребятишки донимали: сурьезные мужики ломились за яблоком.
Захватишь и говоришь:
-- Да ты бы попросил, Фома, я бы тебе дарма насыпал.
-- Да я и не лез, -- говорит, -- я бадик сломить зашел. Нужон твой сад, хозяин нашелся! Выгоним скоро обратно: обчество говорит, урожай хорош, -- Фролку долой с нашего имущества!
А раз захватили милиционера и секретаря Совета с двумя битыми мешками: что тут делать будешь? Хотел я усовестить -- куда тебе!
-- Мы, -- говорят, -- не себе, а детдому.
-- Так чего же, -- спрашиваю, -- нам сперва не заявили, предписания не дали -- ведь мы организация.
-- Молчи, -- отвечают, -- мы знаем, что делаем, не суйся в административные мероприятия!
Тогда Прошка (который и захватил их), слова не говоря, хрясь ладонью милиционеру в ухо, ляп железной калошей секретарю в спину. И так и далее. Однако дело это прошло молчком: вреда эти власти нам впоследствии не сделали.
Подговорились мы с одним городским армянином сбывать ему фрукт, и стали водиться у нас деньги.
Вышел сезон -- подсчитали, свели в срезек баланец, ан три тысячи с лишком чистого дохода.
И хлебом мы запаслись на целый год, и прикупились кое-чем для себя и для сада, а три тысячи остатку.
Сильный был фрукт, да еще червь попортил.
* * *
Надобно договор до дела доводить. Поехали мы с братом и Прошкой в город -- двигатель покупать. Походили, поспросили, -- дорого.
-- Зато машины, -- говорят, -- на букву ять.
-- Нет, -- отвечаем, -- дорого. И при чем тут твоя царская буква?
-- Букву не лай, -- говорит сиделец, -- она довоенного качества!
Наконец довел нас до дела один гражданин из Дома крестьянина. Пришли мы с ним к одному частнику: видим мельница на дворе стучит. Входим -- идет шведская машина. Отсечка -- мягкость и чистота, газ -- без дыма, тянет восьмерики плавно, бесшумно, шутя, вся блестит и влечет, как кровная лошадь. Танец, а не работа, шут ее дери! Я понимаю это, я сам электромеханик.
Долго мы вращались около двигателя.
-- Сколько машина стоит, -- спрашиваем, -- со всей гарнитурой -- чохом (как раз и постав мельничный тут же, рушка, обойка, бочки для нефти и весь инструмент).
-- Пять тысяч, -- говорит нам хозяин.
Дней пять мы ходили -- испытывали постав, разбирали машину и торговались.
Сошлись на трех с половиной тысячах. Ведь машина сорок сил, да причиндалу сколько.
А денег у нас три тысячи двести. Поговорили с хозяином -- согласился обождать триста рублей.
Тогда мы вошли во владение машиной и мельницей, пошли в сельскохозяйственный банк и заложили все благоприобретенное за две с половиной тысячи. На эти деньги мы окончательно расплатились за двигатель и купили в тресте динамо, два маленьких электромотора для молотьбы, приборы, щиты, провода, лампы и прочее.
И начали мы возить имущество в Рогачевку. Сопровождал Прошка -- ездил и ужасал встречных мужиков.
-- Прокоп Палыч, нюжли ж взаправду светить и молотить оно будет?.. А я так думаю, не двинется оно -- все же мертвый минерал...
-- А ты пойди -- тронь, -- отвечал Прошка, показывая на какой-нибудь изолятор на возу. -- Тронь, Матвей, пальцем! Да не бойся -- тебе приятно станет...
-- Да ну тебя к шуту -- изувечит еще...
-- Ага, а говоришь, мертвый минерал: это энергетик, тайная живность...
Кредитное товарищество дало нам амбар под станцию -- туда и свезли все. Начали мы орудовать с братом и Прошкой. Привезли цемент и начали класть фундаменты под двигатель и динамо.
